115 Уже меня окликнул мой вожатый; Я молвил духу, что я речь прерву, Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой. 118 И он: "Здесь больше тысячи во рву; И Федерик Второй[107] лёг в яму эту, И кардинал[108]; лишь этих назову". 121 Тут он исчез; и к древнему поэту Я двинул шаг, в тревоге от угроз[109], Ища разгадку тёмному ответу. 124 Мы вдаль пошли; учитель произнёс: «Чем ты смущён? Я это сердцем чую». И я ему ответил на вопрос. 127 "Храни, как слышал, правду роковую Твоей судьбы", — мне повелел поэт. Потом он поднял перст: "Но знай другую: 130 Когда ты вступишь в благодатный свет Прекрасных глаз, всё видящих правдиво, Постигнешь путь твоих грядущих лет"[110]. 133 Затем левей он взял неторопливо, И нас от стен повёл пологий скат К средине круга, в сторону обрыва, 136 Откуда тяжкий доносился смрад. ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ Круг шестой (окончание) 1 Мы подошли к окраине обвала, Где груда скал под нашею пятой Ещё страшней пучину открывала. 4 И тут от вони едкой и густой, Навстречу нам из пропасти валившей, Мой вождь и я укрылись за плитой 7 Большой гробницы, с надписью, гласившей: "Здесь папа Анастасий заточен, Вослед Фотину правый путь забывший"[111]. 10 "Не торопись ступать на этот склон, Чтоб к запаху привыкло обонянье; Потом мешать уже не будет он". 13 Так спутник мой. "Заполни ожиданье, Чтоб не пропало время", — я сказал. И он в ответ: «То и моё желанье». 16 "Мой сын, посередине этих скал, — Так начал он, — лежат, как три ступени, Три круга, меньше тех, что ты видал. 19 Во всех толпятся проклятые тени; Чтобы потом лишь посмотреть на них, Узнай их грех и образ их мучений. 22 В неправде, вредоносной для других, Цель всякой злобы, небу неугодной; Обман и сила — вот орудья злых. 25 Обман, порок, лишь человеку сродный,