– Ну что, принимай молодца, красна девица, – проговорил он, всовывая свою пунцовую палочку в её бедный цветочек, и снова моя Мими плакала и рыдала. И хотя моё сердце разрывалось от боли и жалости к моей милой Мими, странное томление охватило все мои чресла, и я не могла отвести взгляд от этой неимоверно жестокой, но и одновременно притягивающей меня картины… Мои руки словно сами по себе, живя своей собственной, отдельной от меня жизнью, поползли вниз, и задрали подол сарафана, пока не пробрались к моим тонким батистовым панталончикам. Я видела, как Иван облизывает и кусает соски Мими на её тяжёлых болтающихся грудях, которые хлестали его по лицу, и он только приговаривал: – Ай хороша девка, ай хороша! Давай ещё! И Мими билась и стонала в их руках, с обеих сторон удерживающих её крепко на своих крепких мужских органах, терзавших её ладное тело. И мои пальчики нащупали у меня под моим курчавым холмиком нежную расщелину, оказавшуюся совершенно влажной и мокренькой, и скользнули внутрь… Нескончаемое удовольствие и трепет, охватившие меня, не передать словами. Я не могла удержаться от того, чтобы не протолкнуть мой пальчик ещё глубже, и он скользнул в узкою щёлочку, и тут я стала немного понимать, куда же так ладно входили те самые волшебные мужицкие жезлы. Значит и у меня, как у Глашки или моей милой Мими, внизу животика, между ножек, была женская норка, предназначенная для того, чтобы в неё могла скользнуть алая пылающая палочка. Которыми сейчас терзали мою верную служанку два огромных деревенских мужика. 5 Мне показалось, что вся эта экзекуция Мими длилась целую вечность: вот эти двое монстров, как мне чудилось, наконец-то насыщались и замирали, и я уже про себя радовалась, что они наконец-то отпустят мою несчастную француженку, но вот их огромные жезлы, которыми они забавлялись и которые каждый раз словно уменьшались в размерах и опадали после их очередной игры, совсем скоро не без помощи ловких пальчиков и язычка Мими снова восставали, и Егор с Иваном начинали свою молодецкую забаву, пристраивая свои пылающие палочки во все возможные отверстия, которые они находили в теле моей служанки. Мими, ради меня пожертвовавшая своим благочестием, не переставала громко стонать и всячески ублажать этих парней, и я про себя молилась за неё, чтобы Бог дал ей сил выдержать эти невыносимые муки и страдания. Странное горячечное оцепенение охватило все мои члены, и между моих ножек бесконечно что-то ныло и зудело, и мои панталончики насквозь промокли, что меня безмерно беспокоило. И по мере того, как двое парней пронзали своими палицами содрогающееся и бьющееся в горячке тело Мими, мои собственные пальчики скользили вниз-вверх по-моему лобочку, и глубже, и я не могла остановиться, пока совершенно невероятное наслаждение не захватило все мои чресла и не забило горячим ключом у меня между бёдер. И если бы мужики не были бы так заняты в тот миг моей Мими, они наверняка могли услышать моё частое дыхание и постанывания, которые я тщетно пыталась заглушить своей собственной ладонью, прикусив её. Но, по счастью, крики Мими разносились по заброшенной мельнице всё громче и громче, и я осталась для всех незамеченной и необнаруженной. Уже смеркалось, когда наконец-то эти мужики насытились нежной плотью моей крошечной служанки и покинули мельницу, натянув на себя свои штаны и рубахи. И запечатлев на прощание на устах Мими по крепкому звонкому поцелую. – Мадмуазель Софи, – пробралась она ко мне на тын, когда прошло достаточно времени, и мы могли быть уверены, что они больше не вернутся. – Как вы себя чувствуете? И я кинулась на шею моей Мими вся в слезах, приговаривая: – Ах, моя милая Мими, мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль… – Не печальтесь, мадмуазель, – улыбнулась она мне. – Я получила сегодня величайшее удовольствие из всех только возможных. И я не поверила своим ушам! – А как же все эти ваши стоны от боли, когда эти животные терзали вас? – переспросила я, вглядываясь в её заалевшее лицо и сверкающие глазки. – О, мадмуазель, это были стоны любви и наслаждения! И вы испытаете такое, если вам повезёт с супругом, – скромно потупив глаза в пол, промолвила она, чем ввела меня в совершеннейшее смятение. Весь обратный путь до усадьбы мы ни проронили ни слова, и у меня из головы никак не шли её слова. До моего венчания оставалось не больше двух недель, и если раньше я была совершенно невинным ребёнком, то сегодня я увидела то, что поразило меня до самых глубин души. Всё это томленье, сладкие грёзы, грубые мужские руки, комкающие белое нежное тело Мими и протыкающие её своими огромными органами, наслаждение, которое я пережила там, забившись в угол, пахнущий сеном, и лаская себя между ножек пальцами: всё это не укладывалось в моей совсем ещё невинной детской головке, и к вечеру того же дня меня охватила ужасная лихорадка, и я провалилась в горячечный жар. Видимо, я бредила, и в моих пылающих виденьях являлись мне огромные рогатые чудовища, потрясающие своими огромными дубинками, тыкающие их в мои потрескавшиеся от жара губки, изливающие мне в ротик живительную прохладную влагу, и я только шептала им: – Ещё, ещё, прошу вас, ещё… И слышала словно пелену встревоженный голос моей матушки, беседующей с кем-то: – Ах, моя бедная несчастная Софи! Свадьба уже через неделю, и, видимо, она не перенесла такого волнения… Она ведь совершенное невинное дитя… А граф Уваров, её жених, говорят, что очень искушённый мужчина! Если бы не наше бедственное положение, я бы ни за что не отдала свою дочку в лапы подобного пресыщенного разными удовольствиями монстра! И теперь сквозь мои видения мне виделось надменно красивое лицо моего будущего мужа, графа Уварова, бывшего на двадцать лет меня старше, он наклонялся надо мной, и я видела его пылающий углями взор и язык, который высовывался из его рта. И он проникал своим острым длинным языком в меня, и я снова чувствовал то нестерпимое томление между ножек, которое я уже единожды испытала там, на заброшенной мельнице… Находясь на грани жизни и смерти, я пришла в себя только через неделю, и мои бедные обеспокоенные моим состоянием родители даже думали отменить свадьбу, но получили послание от моего жениха: «Венчание должно пройти в срок». И они не смели перечить ему в его желаниях. Не думаю, что мой будущий муж так сильно жаждал поскорее обвенчаться со мной, скорее, он относился к нашей свадьбе как к досадной повинности: много лет он провёл при дворе, много путешествовал по Европе, и поговаривают, был очень искушённым повесой, разбившим ни одно женское сердечко, имевшее неосторожность довериться ему, но пришло время брать в жёны девушку из порядочной и знатной семьи, чтобы обзавестись наследниками и, наконец-то, остепениться. И его выбор из целого сонма невест пал на меня: по всей видимости, заслуги моих славных предков и генеалогическое древо оказали на него должное впечатление. Но я даже самой себе боялась признаться, что глубоко в душе я надеялась, что он сумел разглядеть во мне ещё и что-то иное, помимо моей славной родословной. Итак, мы должны были обвенчаться в нашей семейной церкви в Ольховке, и затем мне предстоял долгий путь в родовое имение моего мужа, где он и собирался поселиться со мной. Мысль о первой брачной ночи всё ещё вселяла в меня священный ужас, особенно после того, что мне довелось узнать и увидеть собственными глазами, но за день до своего венчания я подозвала к себе свою верную Мими и попросила её приказать затопить для меня баньку покрепче. И там, во влажном и душном жаре я кое о чём попросила её, и она послушно выполнила моё поручение, с тщательностью и рвением… 6 Утром в день моей свадьбы папенька велел подогнать к парадной лестнице нарядный экипаж, где мы должны были разместиться втроём с маменькой, и когда я подошла к нему, моё сердце сжалось от страха, и о чего-то ещё, томительного и сладкого: новым кучером оказался тот самый Иван, которого я видела в прошлый раз на мельнице. Только теперь, нарядно приодетый, он выглядел куда как солидно, но только я одна знала его тайну: ведь под свободной косовороткой и чёрными бархатными шароварами скрывалось его тайное древко, огромное и красное, которым он хорошенько охаживал мою Мими, и подарил ей неземное наслаждение. Мои щёчки заалели об одной мысли об этом, и хотя я была всё ещё очень слаба после перенесённой мною болезни, я понимала, что немного румянца не повредит мне. Я забралась в экипаж и на одно мгновение опёрлась о руку Ивана, и словно молния пронзила всё моё тело. Я быстро взглянула на него и упёрлась в его обжигающий взгляд, который он даже не отвёл от меня. У храма я увидела издалека своего суженого: он стоял в цилиндре неподалёку с другими гостями, и даже не удосужил меня особым приветствием, лишь вежливо кивнув в мою сторону. Но вот церемония началась, и я прошествовала к алтарю под руку с папенькой, который оставил меня перед нашим батюшкой Николаем. Я подняла глаза и увидела красивое надменное лицо своего мужа, с усмешкой глядящее на меня. И тут я вся вспыхнула от негодования, хотя и понимала, что момент для того, чтобы проявлять свой норов был не самый удачный. Но я продолжала смотреть на него с вызовом, высоко задрав подбородок, и заметила тень удивления в его холодных васильковых глазах. Мы обменялись кольцами, и краткими поцелуями, которые длились всего одну секунду, но и той мне хватило, чтобы почувствовать резкий дурманящий меня аромат, исходящий от графа Уварова. После венчания, даже нисколько не задерживаясь на торжество, чем очень огорчили моих бедных родителей, мой муж усадил меня в экипаж и отправил к себе в имение, а сам предпочёл ехать верхом отдельно. И пока я сидела в обитой бархатом карете своего мужа, странные думы терзали мою грудь. Равнодушен ли совершенно был ко мне мой супруг, и что меня ждало в моём браке, я не знала. Я уже понимала, что для такого умудрённого жизнью и опытом мужчины я была обычной деревенской девушкой, простой и безыскусной, но и жар тайных страстей человеческих уже коснулся моих чресел, и я невольно для себе осознала, что мой муж крайне привлекателен, и его холодный насмешливый взгляд так и не давал мне покоя. До имения оставалось ехать ещё много часов, но на небе стали клубиться грозовые тучи, и вдруг разразилась ужасная буря, сметающая всё со своего пути. Наша карета увязала в грязи и потоках воды, и я боялась, что мы так и останемся посреди лесов, как тут у дороги замаячил постоялый двор, в котором я приказала нашему кучеру остановиться. Мой муж так и не появлялся, и я опасалась, что он ускакал далеко вперёд нашего экипажа. По счастью на постоялом дворе оказалась свободной просторная комната для путешественников, которую я и приказала занять. За окном сверкали молнии и раздавались раскаты грома, и я сидела и тряслась от страха за жизнь графа, как вдруг он ворвался в комнату: грозный и раздражённый. – Я вас повсюду разыскивал, сударыня, – со злостью сказал он, стягивая с себя промокший плащ и шляпу. – Я был уверен, что вы застряли в лесу, и поскакал за вами обратно. – Но я решила остановиться и переждать непогоду, граф, – просто ответила я ему. – Я рассудила, что сегодня в поместье нам уже не добраться, так почему бы не воспользоваться гостеприимством добрых хозяев? – Ну что же, и то верно, – неожиданно согласился он со мной, усаживаясь на кушетку и устало вытягивая ноги в ботфортах. Все наши слуги были в другой подводе, и мы с ним остались совершенно одни. – Позвольте помочь вам, граф, – встала я перед ним на колени прямо в своём подвенечном платье и стала стягивать с него один ботфорт, и Уваров лишь с удивлением посмотрел на меня. После того, как я помогла снять его обувь, он сказал: – Мне кажется, графиня, вам крайне неудобно должно быть в вашем платье, и раз уж мы оказались вдвоём, позвольте я вам помогу от него избавиться, – подошёл он к мне и, надо признать, с ловкостью, достойной любой камеристки, расшнуровал мой тесный корсет на подвенечном платье, чем ввёл меня в ужасное смущение. Заметив его, видимо, на моём лице, мой муж проронил: – Вы можете не стесняться меня, сударыня: не думаю, что вам есть, чем меня удивить, увольте, – и его слова словно острым лезвием полоснули меня по сердечку. Мне, его законной жене, с которой он сочетался только что церковным браком, нечем его удивить?! Какую же роль уготовал он мне в своей жизни и в своей судьбе? Безмолвной и покорной тени? Матери его наследников? Безропотной и постылой?! И тут у меня перед глазам всплыла жаркая сцена в полутёмной заброшенной мельнице, и моя Мими, пляшущая, как заведённая куколка, между двух мощных пылающих жезлов, её пухлые тяжёлые груди, хлещущие по лицу мужика, который своим ртом жадно ловил и облизывал их… Тот неимоверный жар, который растекался у меня между бёдер, и сладкое томление у меня внизу животика… Ведь это должно принадлежать мне по праву моей первой брачной ночи! Так почему же мой безумно прекрасный, но неимоверно далёкий и холодный муж так равнодушно пренебрегает мной?! И тут я, внутренне сотрясаемая дикой дрожью, но с пылающим от гнева и ещё какого-то неведомого мне чувства лицом, высоко задрала подбородок и посмотрела прямо в холодные насмешливые глаза графа, не отводя их, и дерзко ответила: – Я так не думаю, граф. И медленно развязала свои пышные нижние юбки, теперь упавшие прямо на пол к моим ногам… 7 Я даже и представить, даже в самых своих жарких и смелых фантазиях не могла, что это способно произвести такой эффект на искушённого графа, немало повидавшего на своём жизненном пути. Его взгляд скользнул вниз по моему животику, и я могу поклясться, что почувствовала жар от его пылающего взора именно там, куда он устремил его: на мой гладенький совершенно голый лобочек, который моя верная Мими выбрила мне по обычаю своей родины. Я помню, как она, старательно и тщательно намылив мои курчавые волосы внизу животика, сказала мне: