Она может быть счастлива с ним. Им не обязательно все время конфликтовать и спорить. Бриггс вспомнил, как прошлым вечером она злилась на него, а потом чувства пробудили страсть. Нет, такие крайности не для них. Он должен просто заботиться о ней, хотя уже не может отрицать, что испытывает влечение. Даже короткая мысль о том, что он будет обладать ею, давала внутреннее чувство удовлетворения. Как, впрочем, и возможность просто находиться рядом, говорить, показывать достопримечательности или сообщать что-то новое. Просто угадывать желания и делать ежедневную жизнь удобной и спокойной. – Рим лучше всего, – внезапно заявил Уильям, мимоходом, но с уверенностью в голосе маленького мальчика, впервые покинувшего дом. – Я бы тоже хотела однажды увидеть Рим, – произнесла Беатрис, повернувшись к Бриггсу. – Похоже, при голосовании за это предприятие я останусь в меньшинстве, – вздохнул он. – Впрочем, я герцог, так что с моим голосом в любом случае придется считаться. – Но Уильям может быть очень убедительным, – улыбнулась Беатрис. – Да, это так. Беатрис рассмеялась. – Разве этим качеством не наделены мы все? Говорят, мед привлекает мух больше, чем уксус, хотя порой так приятно, когда слова им буквально пропитаны. Каким бы ни был в этом случае результат, он безусловно оправдан. – Вы так думаете? – Да. В любом случае всегда быть милой ужасно скучно. – Откуда вам знать? Вы никогда не были все время милой и послушной. Беатрис подняла на него глаза, в которых он увидел бесконечное удивление. Неужели она не понимает, что он следит за ней постоянно, подмечает малейшие перемены в выражении и позе. – Вы маленькая шалунья, вам это известно? Она комично наморщила нос. – Мне это нравится. Пожалуй, отныне я буду носить мантию распутницы, что намного интереснее, чем образ болезненной, несчастной Беатрис. – Сомневаюсь, что кто-то когда-то называл вас болезненной и несчастной. – Вы ошибаетесь. Это чувствовалось в каждом взгляде и слове даже слуг в доме, не говоря о том, как смотрели на меня брат и мама. Они переживали за меня. Поверьте, постоянно осознавать это крайне утомительно. Все говорят, что я милая, но это не значит, что я не спорю с близкими и принимаю все с покорностью. Милой меня считают лишь потому, что я не скандалю каждый день, чаще соглашаюсь, чем стремлюсь настоять на своем. – Беатрис, вы совсем не та, кто вызывает жалость. Жизнь многообразна, судьба часто намекает нам, как лучше поступить. – Он покосился на Уиль яма, увлеченно разглядывающего узор на парапете, и решил его не отвлекать. – К двадцати трем годам я добился всего, чего следовало. У меня была жена и наследник, но это не сделало меня довольным жизнью. Я не имею в виду Уильяма, рождение сына привнесло в мою жизнь… Употребление слова «счастье» в данном случае казалось банальным. И не совсем верным. Отцовство – не только радость. Как герцог, Бриггс мог организовать круглосуточное пребывание рядом с сыном армии слуг, но это вовсе не означало, что он не тревожился о нем, не думал постоянно. Поэтому Бриггс принял решение проводить с сыном так много времени, как сможет. И бывал с ним, возможно, даже чаще, чем большинство отцов его положения. Только личное общение, а не отчеты слуг помогли ему понять, что с Уильямом все будет хорошо. Уверенность крепла в моменты, когда он видел его вне дома и в отличном расположении духа. Он чувствовал, что все делал правильно, все шло своим чередом, однако ощущения счастья это не приносило… – Уильям наполнил мою жизнь новым смыслом. Такого я не испытывал ранее. Быть его отцом, пожалуй, самое важное для меня. Он дает мне шанс стать лучше. И все же в первом браке мне не суждено было обрести счастье. Он отчаянно хотел, чтобы Беатрис его поняла. Такой разговор предпочтительнее вести в общественном месте, на публике, не возникнет опасности сделать его интимным, перейти к вещам, которые всегда хранились в темных уголках его памяти. Хотя Беатрис будет рада его прикосновениям, теперь он знал наверняка. Он больше не чувствовал себя жестоким, хотя в душе все же оставались сомнения. Беатрис иногда казалась ему очень похожей на Серену, а с ней он сделал много ошибок. И главная – не заметил признаков того, как глубоко она несчастна, до такой степени, что не хотела больше жить. Ему стало понятно, что она больше не любила его, но что касается остального… Именно это удерживало сейчас от последнего шага, от откровенного признания в склонности доминировать в сексе и прочих наклонностях. Они шли вперед по дорожке парка, любуясь, как солнце подсвечивает траву, деревья, цветы и золото в отделке дворца. – А что будет с нами, Бриггс? Ведь есть что-то большее, не только то, что было между нами вчера вечером? – Беатрис задавала вопросы, но не смотрела в его сторону и не знала, что он не сводит с нее глаз. Поражала уверенность на лице, заметная благодаря яркому свету. И становилась причиной стыда за себя. – Боюсь, это невозможно. – Вы сожалеете, что это так? – Беатрис… – Я только сейчас начинаю понимать, что значит желать. Желать мужчину. Вы ведь испытываете ко мне то же самое. Бриггс сжал руки в кулаки – единственный способ заставить себя сдержаться и не прикоснуться к ней. – Если бы я не желал вас, прошлым вечером не случилось бы того, что между нами было. – Я ваша жена. Почему вы не можете желать меня? – Дело в правилах, которых мы оба должны придерживаться. Мне было поручено опекать вас, заботиться. Можете смеяться или злиться, но ничего изменить нам не под силу. Я дорожу дружбой с вашим братом и дал ему слово. – Но это не его жизнь, а моя, и не ему решать. – А я ваш супруг. И теперь несу за вас ответственность. – Какой блестящий выход! – Вы моя супруга, я буду заботиться о вас так хорошо, как могу. И вы дороги мне, хотя, уверен, не вполне понимаете мои слова. Разумеется, она не могла понять весь глубинный смысл сказанного. Это потребность, врожденный инстинкт – оберегать и защищать то, что принадлежало ему. Ложась в постель с женщиной, он прежде всего заботился об удовлетворении ее потребностей, удовольствии, граничащем с болью, она имела для него первостепенное значение. Но не меньше его волновал достаток и покой Беатрис, важно, чтобы она была хорошо одета и хорошо питалась, чтобы ей готовили любимые блюда. «Помнишь, как раньше привозил ей сладости?» Он сжал челюсти, отказываясь признаваться даже самому себе, что все время пытался подспудно сделать так, чтобы она увлеклась им. Дразнил ее, играл с ней, словно с маленьким зверьком. Потому и подкармливал вкусным. Но ему и в голову не приходило планировать то, что с ними произошло. «Когда она бросилась на тебя в библиотеке, ты не просто так прижал ее к себе, обхватив за ягодицы, ты знал, что это она». Знал, но не мог признаться. Он был человеком, всегда обращавшим внимание на мелочи, они были для него важны. За Беатрис он наблюдал очень внимательно с первой их встречи. Его привлекала не столько ее красота, которая с каждым днем становилась все очевиднее, сколько сила характера, стойкость, печаль в глазах и необузданный нрав, пока проявлявшийся редко. Он отлично ее понимал и чувствовал. Уже тогда, когда впервые обнял. – Ты многого не знаешь об этом мире. Мы обретем в нем счастье только вместе, но ты должна во всем меня слушаться и доверять. Беатрис вскинула голову и посмотрела ему в глаза, поморщилась, сомневаясь. Он больше не мог сдерживаться. Протянул руку и взял за подбородок, крепко сжав двумя пальцами. – Ты должна мне во всем доверять. Беатрис попыталась вырваться и отвела взгляд. – Не уверена, что смогу. – Если ты не сможешь доверять мне в этом, в большем тем более не сможешь. – В большем? – В глазах ее вспыхнули искры. Бриггс отпустил ее и нашел глазами сына. – Мы пойдем в эту сторону, Уильям. Ты же хочешь увидеть Сент-Джеймсский парк? – Да, – ответил мальчик так быстро, как не поступал, даже когда все шло по его плану. Возможно, Бриггс не всегда был прав, он не старался сделать так, как хотел сын, целью его было создать ситуацию, в которой мальчик не столкнулся бы с сопротивлением и давлением еще сложных для понимания реалий. Бриггс хорошо помнил себя в его возрасте, когда находил покой только в чтении и занятии с любимыми орхидеями. Он понимал, насколько захватывающим может быть пребывание в собственном мире, погружение в дела тебе интересные. И как тяжело близким установить контакт, понять его в моменты отстраненности от происходящего вокруг. Это не его выбор – вести себя хорошо или плохо, а странное переупорядочение в мозгу: казалось, все его части сбились в один угол, отключив одну половину и перегрузив другую. С возрастом он научился лучше контролировать процесс, но все еще отлично помнил обуревавшие его некогда эмоции. Они свернули на дорожку и направились в парк. Беатрис шла рядом, иногда уклоняясь от порывов ветра. Бриггс изо всех сил старался не обращать внимания на то, какой чудесный аромат несет ветер в его сторону, окутывает, лишает стойкости. Нет, это был не аромат розовой воды, которую она, вероятно, нанесла около уха, это был совсем другой запах, природный, скрытый под этим, искусственным. Он отчетливо ощутил и запомнил его еще прошлым вечером. Тогда она была прекрасна, как никогда. Бриггс не думал жениться, супруга ему не была нужна, кроме того, Беатрис всегда была для него ребенком. Однако он мог и всегда готов помочь младшей сестре лучшего друга сохранить репутацию. За короткий срок многое изменилось. Беатрис больше не виделась ему ребенком. Бриггс поморщился. Он ненавидел этот тонкий голосок, шепотом открывающий ему правду. Его больше устроит сохранение настоящего уклада неизменным. Он не желает разрушить свой мир, что повлияет на жизни тех, кто рядом. В парке Сент-Джеймс было немало представителей светского общества, решивших воспользоваться погожим деньком, чтобы развеяться, показать себя и посмотреть на других людей, не менее знатных. Бриггс никогда не был любителем подобного времяпрепровождения, у него попросту не хватало терпения на общение в таком духе. Возможно, по этой причине он женился довольно быстро. Долгие ухаживания, интриги, что непременно становится частью жизни человека, задержавшегося на брачном рынке, – все это виделось ему безрадостным и лишенным смысла. К счастью, теперь рядом с ним жена, и интерес матерей дебютанток, юных и не очень девиц на выданье к нему потерян. Беатрис же, похоже, была в восторге от всего происходящего вокруг, отчего стала еще прекраснее. Он чувствовал на себе завистливые взгляды мужчин. Воистину, эти сшитые по моде платья с глубоким вырезом представили Беатрис в весьма выигрышном свете. Грудь ее была великолепна. Вчера вечером он смог в этом убедиться. Желание вспыхнуло внезапно, и столь острое, что он готов был повалить ее на землю прямо здесь, на залитой солнцем полянке, останавливали лишь взгляды десятков знакомых и незнакомых людей, а также присутствие сына. Удивительно, раньше с ним подобного не случалось. Бриггс все четко разграничивал в своей жизни, секс и страсть – не то, чему он готов посвятить себя до конца дней. Это удовольствие, наслаждение, которое он позволял себе и покупал в определенное время, оплаченная услуга. Пожалуй, ему не стоит открываться настолько и демонстрировать неистовое желание той, кто может не испытывать ничего подобного. Но Беатрис, скорее всего, хотела того же. Это пьянило. И подталкивало к мысли, что самые тайные желания должны знать только жрицы любви, но никак не молодая жена. Это было и будет выгодно всем.