– Но вы здесь? И пьете? Почему? – Потому что вы были правы. Меня нельзя любить. Я порочный, развращенный тип. Я всегда все делаю неправильно. Я был бы еще хуже, если бы вы не помогли мне стать тем, кого люди способны выносить. Благодаря вам я стал человеком, умеющим вести беседу и говорить не только об орхидеях. Вы привели меня в публичный дом в Париже, где я нашел женщин, отвечающих моим требованиям. И потом в Лондоне. За исключением моей жены, в отношении которой я допустил фатальную ошибку, все было хорошо. До того, как в моей жизни появилась Беатрис. Она думает, что любит меня именно за то, какой я есть. И за увлечение орхидеями в том числе. Возможно ли такое? Как долго это продлится? Я уверен, чувство пройдет, если оно вообще существует. Иначе быть не может. – Я не желаю знать подробности ваших отношений с моей сестрой, – ледяным тоном отчеканил Кендал. – Впрочем, если она говорит, что любит вас… – И что? Вы поверите в такую возможность? – У вас нет сестры, потому вы не поймете мое нежелание рассматривать подобный вариант. Ваше взаимное притяжение. Я знаю о вас очень много. Мы долго были друзьями, что весьма опасно. Мы должны вести себя более осмотрительно, ведь мы мужчины, а не мальчики, которые некогда пытались понять все тайны жизни и могли себе это позволить. Сказанное было Бриггсу понятно. – Я согласен. – Вы во многом правы. Я не допускал, что сестра может полюбить вас, но дело не в вас, а в том, что я продолжал считать ее ребенком. Я привык заботиться о ней, оберегать. Отец ничего для нас не делал. Беатрис была нужна ему лишь для найма на работу молодых женщин под видом гувернанток. Врачам он платил огромные гонорары, чтобы она была жива, это верно, но он никого не любил, кроме себя. – И вы взвалили это на себя. – Да, именно так, – кивнул герцог. – И еще: мне не следовало говорить так о Серене. – Я не смог ей признаться в этом. – Идите домой, Бриггс. Я вижу, вам неприятно здесь находиться. – Мне больше некуда было идти. – Я не хочу, чтобы вы предавали сестру. – Этого не будет. Знаете, когда мы впервые пришли в бордель, для меня это было очень сильное впечатление. И здесь мне было легко. Я мог делать то, что нравится, не вызывая осуждения. Это своего рода сделка, это казалось проще, чем в настоящей жизни. Но и такие отношения не могут быть долговечны. – Как все не настоящее. Этих женщин… нельзя взять с собой в настоящую жизнь. Они не знают, кто вы. – Вы не понимаете? Это же хорошо. По крайней мере, для меня. – Бриггс, скажу честно, мне никогда не нравился тот образ, которого вы придерживались. Но мне известно лучше всех, какой вы на самом деле, кто вы и откуда родом. Видимо, вы об этом забыли. – Для меня это… – Если я сделал что-то, испортившее ваши отношения с моей сестрой, прошу меня простить. Я вел себя неподобающим образом. – Это как-то связано с Элеонорой? – Я обладаю всеми чертами, которых не было в характере моего отца. И я всегда чрезвычайно этим гордился. – Но это не ответ. – Это единственный ответ, который я могу представить. Беатрис вышла за вас, призналась в чувстве к вам. Вы не должны позволять себе быть слабее моей сестры… В этом случае вы очень меня разочаруете. Закончив, Хью резко развернулся и стал подниматься вверх по лестнице с целью разобраться с собственными демонами. И Бриггсу предстояло сделать то же самое. «Филип». Он словно услышал голос жены. Филип. Так называл его отец, хотя сейчас он слышал ее, а не его. Отношение было совсем иным, он не ощущал, как прежде, презрения к себе. Бриггс вышел на улицу, сел в карету и вернулся домой. Стоит отложить разговор до завтра, в таком виде он не может показаться перед Беатрис. Когда он поднимался по лестнице, послышались плач и крики. «Уильям». Вбежав в детскую, он увидел сына лежащим на полу в окружении рассыпанных открыток. Было видно, что ребенок в отчаянии и разгневан. Во всем виноват он, это он довел сына до такого состояния. Бриггс опустился на пол, чувствуя, как печаль сдавливает сердце. Он стал даже терять связь с тем, что удерживало его в этом мире. – Уильям, – тихо произнес он. – Что случилось? Уильям? Сын не ответил, лишь заплакал сильнее. – Прости. Бриггс встал на четвереньки, принялся собирать открытки, затем складывать их в шкатулку. Он перебирал их осторожно, будто держал в руках любимые нежные цветы. Его отец никогда не относился с таким уважением к его интересам. – Мне не стоило заставлять тебя так переживать. Но я тревожился за тебя. Дети могут быть совсем не добрыми. Они просто тебя не понимают. Но друг обязательно появится, поверь. – Он невольно вспомнил Хью. – Или жена. А пока у тебя есть я. И Беатрис. Мы тебя понимаем. И мы… гордимся тобой. Гордимся, что ты так много знаешь. Мы счастливы просто потому. что ты рядом. Я боюсь за тебя и хорошо понимаю, мы очень похожи, я такой же. Я был всегда увлечен цветами, которые выращивал в оранжерее, много о них знаю. Но большинству людей это неинтересно. И тогда я решил измениться, стать таким, кого люди открыто смогут презирать. Но и это не сделало меня счастливым. Меня радовали всегда только орхидеи. Только то, что отличало меня от людей, доставляло радость. Мальчик наконец успокоился. Он сидел напротив и неотрывно смотрел на Бриггса. Внезапно он потянулся и обхватил отца за шею. – Я люблю тебя. Ощущение было таким странным, будто его только что ударили в грудь. Уже два человека сказали, что любят его. Всего за несколько часов. От этого можно сойти с ума. Однако внезапно в голове прояснилось. Он понял, как должен поступить. В точности, как Беатрис. – Я тоже очень тебя люблю, – сказал он и обнял сына. Глава 18 Беатрис много размышляла и пришла к тому, что ничего не будет требовать от Филипа. Она совсем не испытывала желания давить на него. Она вновь и вновь мысленно возвращалась к сказанному им о пережитых чувствах и стремлении измениться. Ее целью совсем не было создание новых проблем, она хотела стать для него подарком, а не бременем. Когда он вошел, она уже была в утренней столовой. – Беатрис, – произнес он с порога. На нем был тот же костюм, что и прошлым вечером, ворот сорочки расстегнут, на лице щетина, а глаза усталые. – Вы пойдете со мной? – Он протянул ей руку. – Разумеется. – Она приняла ее. Он вывел ее из дома в сад. На мгновение ситуация показалась схожей с той, когда на балу он увлекал ее все дальше по садовой дорожке, но она чувствовала, что на сей раз все иначе. – Я хочу все тебе показать. – Они вошли в оранжерею. Знакомя ее с каждым цветком, он произносил его латинское и английское название, рассказывал, откуда он, как был найден, особенности произрастания. Оставалось удивляться, как вся информация помещается в его голове. – А какой твой любимый? – Его нет. Они все мне очень дороги. – Ты невероятный человек. – Но в увлечении орхидеями нет никакой пользы. – Ты любишь их. И это прекрасно. Такова твоя особенность. – Беатрис… – Филип, спасибо, что привел меня сюда. – Я не нашел другого способа выразить… Как ты дорога мне. Я люблю тебя. Я люблю тебя и прошу прощения за то, что не сказал это в самый нужный момент. Не могу не признать, что из нас двоих ты сильнее. Щеки ее пылали. От восторга, от счастья, от переполняющей любви. – Я рада, что ты увидел во мне воина. – Я тебя не заслуживаю. – Если я и узнала что-то важное за время болезни, так это то, что жизнь надо принимать, как подарок. Это не то, что мы заслуживаем или нет. Да, в ней случаются плохие и сложные времена, но бывают и периоды радости и успеха. Судьба свела нас, и мы должны принять это с благодарностью. – Мы оба проделали огромную работу, чтобы стать теми, кто мы есть сейчас. – Разве?