18 Элис по-прежнему работала целыми днями, несмотря на праздники. Впечатлившись энтузиазмом, с которым она взялась за новое дело о защите интеллектуальной собственности, партнеры добавили ей обязанностей. Я тоже с головой ушел в работу. Через знакомых в церкви Ян подыскал мне несколько новых клиентов – супружеских пар с типичными проблемами: охлаждение отношений из-за рождения детей, измена, финансовый кризис. К разводу склонялись примерно семь из десяти пар, и мне очень хотелось изменить это соотношение. Я даже научился по первым минутам определять, у каких пар больше шансов сохранить брак. Не хвастаясь, скажу, что хорошо разбираюсь в языке телодвижений. Иногда получалось кое-что понять даже до начала беседы. Супруги, которые садились вместе на диван, еще готовы были побороться за свой брак, а те, которые выбирали отдельно стоящие стулья, уже, по крайней мере подсознательно, приняли решение развестись или пожить отдельно. Конечно, есть и другие признаки: то, как люди сидят, куда направлены носки их ног, скрещены ли руки. Каждая пара посылала сотню сигналов, по которым можно было сказать, что ожидает брак в будущем. Моими любимыми пациентами были Уинстон и Бэлла. Оба азиатского происхождения, обоим слегка за тридцать. Он работал в фармацевтической компании, она – в компьютерной. О своих проблемах они говорили с юмором и не опускались до взаимных обвинений и упреков, что отличало их от многих других пар. После знакомства с Уинстоном Бэлла еще какое-то время встречалась со своим прежним бойфрендом. И хотя с тех пор прошло уже почти десять лет, та недосказанность так и осталась камнем преткновения в их отношениях. Бэлла говорила, что если бы Уинстон не сердился и не ревновал, то она бы за эти годы даже не вспомнила об Андерсе. Уинстон же никак не мог забыть, как все начиналось. В тот четверг, пока Бэлла вышла в туалет, Уинстон спросил, могут ли люди быть счастливы вместе, если у них что-то не заладилось с самого начала. – Конечно, – ответил я. – Вы же сами говорили, что, если отношения терпят крах, значит, что-то сразу пошло не так. – Верно. – Вот я и боюсь, что проблемы начались, еще когда она встречалась с Андерсом, а теперь «росток сомнений» вырос и превратился в дерево, которое просто так не вырвешь. – Тот факт, что вы сюда пришли, значительно увеличивает вероятность счастливого исхода. – Мне хотелось, чтобы мои слова вселили в Уинстона уверенность, но я понимал, что осознанно или нет он все эти годы лелеял этот «сорняк». – Как же мне взять себя в руки? – спросил Уинстон. Видно было, что у него очень тяжело на душе. – Она по-прежнему иногда встречается с Андерсом за ланчем. И мне не говорит. Я потом от общих друзей узнаю, а когда спрашиваю ее, она обижается. Ну и как мне ей доверять, если она с ним видится тайно? Неужели прошлое с ним так важно для нее, что она готова рисковать нашим будущим? Когда Бэлла вернулась, я решил пойти ва-банк: – Бэлла, почему вы до сих пор поддерживаете отношения с Андерсом? – Ну, друзей так просто не бросают. – Да, я понимаю. Но поскольку вы знаете, что эти встречи негативно сказываются на вашем браке, возможно, стоит быть откровеннее с Уинстоном? Например, предупреждать его о том, что будете обедать с Андерсом. Или позвать и его. – Все не так просто. Если я ему скажу, мы поссоримся. – Вот сейчас не говорите и все равно ведь потом ссоритесь? – Ну да. – Часто бывает так, что, если один супруг скрывает что-то от другого, тому есть какая-то неявная причина. Как вы думаете, что может быть такой причиной у вас? – В наших отношениях все было непросто, – признает она. – Не все точки над «i» расставлены. Поэтому я и не говорю Уинстону. Плечи Уинстона опускаются. Бэлла сидит, отвернувшись от него и скрестив руки на груди, и я понимаю, что этот случай труднее, чем казалось вначале. 19 – Тебе Вивиан не звонила? – спросила меня по телефону Элис утром в сочельник. – Нет, – ответил я рассеянно. Я сидел на работе и перечитывал записи в ожидании сложного пациента – умного и забавного пятнадцатилетнего парня с депрессией. Дилан продолжал хандрить, несмотря на все мои старания, и я переживал, что не удается ему помочь. – Хочет о чем-то поговорить. – Голос Элис звучал взволнованно. – Я сказала, что зашиваюсь на работе, но Вивиан утверждает, что это важно. Отказываться неудобно – она была такой приветливой на вечеринке… Я захлопнул папку, заложив пальцем нужную страницу. – Как полагаешь, что ей нужно? – Без понятия. Предлагает поужинать. – А я думал, ты домой пораньше приедешь. – Буду стараться. Дома я разжег камин и принялся упаковывать подарки для Элис: книги и альбомы, которые она упоминала в разговоре в последние несколько месяцев, две блузки из ее любимого магазина. Мне хотелось покрасивее оформить подарки, самым главным из которых был кулон: черная жемчужина на серебряной цепочке. У нас, как и у многих супружеских пар, с планами на Рождество все непросто. В моей семье оно отмечалось как-то странно. Отец приходил с работы, мы все садились в машину, потом отец возвращался в дом якобы за бумажником. Пока мы его ждали, мама включала какую-нибудь рождественскую песенку по радио, и мы все вместе пели. Затем приходил отец, и мы отправлялись на поиски пиццы – в праздничный вечер почти все пиццерии были закрыты. По возвращении домой становилось ясно, что в наше отсутствие в доме побывал Санта – под елкой были беспорядочно свалены подарки без упаковки, ну а дальше начинался шум-гам. В семье Элис Рождество отмечали традиционно. Дети пораньше ложились спать, оставив Санте печенье, утром под елкой обнаруживались подарки, а потом все шли на службу в церковь. В первое совместное Рождество мы решили, что по нечетным годам будем отмечать праздник так, как было у меня, а по четным – как у Элис. А вот с пиццей Элис мне всегда уступала: она ее любит так же, как и я. Сейчас год был четный, поэтому подарки надо было завернуть. Весь день я слонялся по дому в ожидании жены. Сделал уборку, посмотрел старую рождественскую комедию. В семь часов Элис еще не было. Я уже начал беспокоиться, что пиццы нам сегодня не видать, когда послышался шум открываемых ворот в гараже. Потом по лестнице застучали каблучки, а в коридоре повеяло ароматом пиццы. У Элис в руках была большая коробка с «пепперони», на которой лежало несколько завернутых подарков. – Красота какая! – сказал я, увидев блестящую оберточную бумагу, причудливые зеленые банты и знакомый золотой логотип. Наверное, вспомнив с утра про Рождество, Элис заскочила в сувенирную лавку при Музее современного искусства. Элис раскладывала пиццу по тарелкам, и тут я заметил у нее на руке браслет, которого раньше не видел. То ли из пластика с серебристым покрытием, то ли из алюминия. Очень широкий и плотный. Как будто без застежки. Интересно, как он снимается? Сам по себе красивый, но странно, что она вообще нашла время заехать в магазин за какой-то безделушкой. – Купила? – спросил я. – Не-а, – ответила Элис, собираясь отправить в рот кусок пиццы. – Подарили. – Кто? – спросил я, думая, что, наверное, тот кудрявый с работы… Дерек Сноу. – Вивиан. – А-а, – протянул я с облегчением. – Мило с ее стороны. – Вообще-то не очень. – Почему? Она прожевала пиццу, потом сказала: – Обед был странным. Более чем. Только мне запретили тебе рассказывать, и я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. – Вивиан не похожа на агента гестапо, – рассмеялся я. – Какие у меня могут быть неприятности? А что она сказала? Элис нахмурилась и принялась нервно поглаживать браслет. – Похоже, я правда слишком много болтала на вечеринке. – То есть? – По словам Вивиан, кому-то из гостей показалось, будто брак у меня не на первом месте, и руководству «Договора» поступила жалоба. Я прекратил жевать. – Жалоба? Что это значит? – Кто-то, видите ли, проявил дружескую озабоченность, – сказала Элис, по-прежнему поглаживая браслет. – Проще говоря, настучал. – Куда? – изумился я. – В суд, что бы это ни значило. – Это что, шутка такая? Элис покачала головой. – Я тоже сначала думала, что Вивиан меня разыгрывает. Оказалось, нет. В «Договоре» есть свой суд, который рассматривает дела участников и даже штрафы и наказания назначает. – Наказания? Да ладно! Я думал, «Кодекс» не надо понимать буквально. – Похоже, что надо. У них там сплошь термины из уголовного права.