– А то, что для него я Люся! – И что? – А то, что Люся – ты! – И что? – Ах, боже мой! Проще сделать, чем объяснять! – Петрик со скрежетом расстегнул молнию на своей сумке. – Стой смирно! Я замерла. Бормоча «Ах, как удачно я вчера освежил свою прическу золотым мелком!» и «Как хорошо, что ты не подкрасила отросшие корни, с гладко зачесанными волосами в фас сойдешь за шатенку!», Петрик с ловкостью, достойной опытного гримера, стянул мои полудлинные волосы в хвост. Влажной салфеткой он стер с моих губ красную помаду, снял свои приметные очки в оранжевой оправе, надел их на меня, поморгал, присматриваясь, и неуверенно, но с ощутимой надеждой резюмировал: – Пожалуй, теперь на беглый взгляд нынешняя ты вполне сойдешь за вчерашнего меня. – Грудь себе забрать не хочешь? – съязвила я. – Хочу, но это нереально, так что грудь втяни, – велел супергример. – Или нет, давай мы ее шарфом замаскируем. Вот так! Теперь можем выходить. – Петя, это плохо кончится, – предупредила я, осторожно двигаясь в ту сторону, где предположительно находился выход в зал ожидания (уверенности в правильности направления у меня не было). – Я в твоих очках слепа, как крот, а ты слеп, как крот, без них. Мы так далеко не уйдем! – Нам далеко и не надо, – ответил Петрик. И неожиданно оказался прав. Буквально в дверях мы врезались в нужного человека. – Простите, девушка, но это мужской туалет! – возмутился знакомый голос. Черт, и снова обстоятельства не те, чтобы я сочла его приятным… – А я как раз веду туда вот этого юношу! – ответила я, сделав шаг вбок, чтобы не-Дормидонтус оказался лицом к лицу с Петриком. – Помогите бедняжке, Михаил Андреевич, он почти слепой. – Ах, помогите, помогите же мне! – жалобно заныл «слепой бедняжка», с ловкостью цирковой обезьянки перебираясь с меня на Караваева. – Мы знакомы? – Благородный джентльмен не смог сопротивляться Петрику, настойчиво увлекающему его в мужской туалет. – Конечно, знакомы! Я же Люся! – покричала я им вслед. Опровержения не последовало. Фу-у-ух… Я сняла очки и вытерла вспотевший лоб. Кажется, замена Люси на поле прошла успешно. Я покинула аппендикс с удобствами, дождалась выхода «слепого бедняжки» с поводырем и отцепила пальчики Петрика от чужого рукава. Дружище отцепляться не хотел, но я была настойчива. – Где-то я вас видел… Это с вами я разговаривал по скайпу? – спросил Караваев, одолеваемый понятными сомнениями. – Конечно, со мной, и, кстати, спасибо за интервью, мне особенно запомнились ваши слова о том, что миссия турагентства – раздвигать горизонты! – я дословно процитировала один из идиотских перлов, изреченных уважаемым спикером в ходе пресловутого интервью. – Если найдете минуточку, разъясните, пожалуйста, почему вы говорите о горизонтах во множественном числе? Планируете туры на другие планеты? – Вот в этом вся Люся Суворова – такая язва! – с доброй улыбкой посетовал Петрик. Он снова незряче потянулся к Караваеву, но я перехватила его ищущую руку и зафиксировала ее на собственном локте. – А я Петя Карамзин, арт-фотограф, – представился мой друг. – Слепой фотограф?! – определенно, у господина Караваева сегодня был день открытий. – Не умаляйте творческий потенциал инвалидов, это нынче крайне непопулярная позиция, – строго сказала я. – Гомер был слеп, Пулитцер тоже, а еще Галилей, Диана Гурцкая… – Стиви Уандер, – подсказал Петрик. – Да! – подтвердила я. – К тому же Петя не совсем слепой, вставит линзы – прозреет и будет о-го-го! – Я всегда о-го-го! – обиделся Петрик. – Рад за вас, – пролепетал заметно обалдевший Караваев и по-английски потерялся за кормой. По инерции я протащила Петрика еще метров двадцать и затормозила только у автомата с кофе. – Надо выпить, – убежденно сказала я и отдала «слепому гению» его очки. – Надевай, Караваева мы уже обманули, кажется, он поверил, что Люся – это я. И что я – Люся очень странная… – Так какой же это обман? И то и другое чистая правда! – хихикнул Петрик. Он надел очки и завертел головой, с интересом осматриваясь. – Не в курсе, кто еще из коллег летит в пресс-тур? – спросила я. – Хотелось бы знать, что за компания соберется. – С нами из Краснодара еще две тетеньки из муниципального турбюро, но сразу по прилете в Кишенев будет сформирована сводная группа, – бодро доложил Петрик. – Кроме нас в нее войдут журналисты из Москвы, Питера и Екатеринбурга. – То есть безудержное веселье начнется только в последний день, когда все как следует перезнакомятся, а сегодня можно не активничать, – уверенно заключила я, вспомнив опыт подобных поездок. – Отлично! Тогда в самолете я буду спать. – Валяй! И я завалилась. Место мне досталось у иллюминатора, рядом сидел один Петрик – в ряду на каждой стороне было всего по два кресла, авиадебоширов и пассажиров с вопящими детьми поблизости не оказалось, так что спать мне никто не мешал. За два часа полета я лишь однажды проснулась, чтобы съесть сэндвич с курицей и выпить стаканчик вина. И то и другое раздавали приветливые бортпроводницы. – Бесплатное вино в эконом-классе – это серьезная заявка на успех! – оценила я сервис национального перевозчика Молдовы. – Ну, за успех! – Петрик аккуратно приложился своим стаканом к моему и завертелся, вывинчиваясь в проход. Я было подумала, что ему стринги жмут, но увидела, что Петрик пошел в хвост самолета чокаться с Караваевым. Тот, судя по выражению лица, и рад был бы оказаться неузнанным, но слиться с креслом не сумел. Куда ему, от зоркого глаза Петрика не смог укрыться даже настоящий хамелеон, которого Петрик как-то снимал для буклета мини-зоопарка! Помнится, они с хамелеоном разошлись во мнениях относительно того, какое количество дублей может выдержать безропотная жертва фотографа-перфекциониста: Петрик уверенно ориентировался на бесконечность, а хамелеон сбежал уже через час, но был опознан как инородная заплатка на шторе и возвращен на лобное место под софитами. Хамелеона мне тогда было жалко. – А теперь, похоже, пора жалеть Караваева! – подсказала мне интуиция, подающая голос редко, но метко. – Не виноватая я, он сам пришел, – пробормотала моя совесть. – Ой, бросьте, они взрослые мужики, сами разберутся! – припечатал здравый смысл. – Лишь бы без мордобоя! – вздрогнула я. Однажды Петрик уже промахнулся с объектом пылкой страсти – по ошибке выбрал настоящего мужика и банально получил в глаз. Это не особо травмировало его морально, но пробило дыру в нашем бюджете, не предполагавшем покупку дорогого тонального крема оптом и брендовых солнцезащитных очков очень сложной конфигурации – чем попроще расплывшийся на пол-лица синяк прикрыть не получилось. Мне не хотелось начать визит в Кишинев с поиска магазинов, где можно прикупить ведро тоналки и маску сварщика: такой амбал, как Караваев, способен одним ударом кулака изменить рельеф фейса Петрика, как Тунгусский метеорит – лицо Земли. – А вот и я! – Все еще нормально рельефный Петрик вернулся из забега в хвост авиалайнера целый, невредимый и довольный. – Мишель передает тебе привет. – Уже Мишель? Петрик привстал, обернулся и игриво пошевелил пальчиками. Я тоже поднялась, оглянулась, нашла взглядом Караваева и фыркнула. Приветливый «Мишель» был мрачен, как распорядитель похорон. – Мишка, Мишка, где твоя улыбка? – напела я, подтолкнув локтем Петрика. – Мишка еще просто не осознал своего счастья, – самоуверенно ухмыльнулся мой друг. Хороший пресс-тур похож на пулеметную ленту, практически без пустот заполненную патронами, в роли которых выступают новые места, события, люди и впечатления. Такой пресс-тур, продолжая аналогию с оружием, непременно выстрелит – организаторы во множестве получат вожделенные публикации. Минус у насыщенного пресс-тура только один: для журналистов это сомнительный отдых в стиле «пикник на передовой». Вроде и кормят тебя, и поят, и развлекают, а ты все строчишь и строчишь, не отрываясь от гашетки, то есть планшетки… К вечеру первого дня в Кишиневе мой блокнот разбух от записей, а голова – от впечатлений.