– Нашел только это, – он кивнул в сторону вина. – Я не знал, какое вы любите, поэтому… Я пригляделась к смутно различимым надписям на бутылках. Красное вино, скoрее всего, было сладким каньино с виноделен южных провинций Аллегранцы. А вот второе… Зеленоватое веньяттское речьотти было знакомо мне слишком хорошо. Безумно дoрогое, безумно кислое, однажды отнявшее жизнь дорогого мне человека… Всего лишь один глоток, отравленный кацином, и тело Лайнуса Честера мешком повалилось на пол… Лорд Кастанелло проследил за моим застывшим взглядом и уже потянулся к речьотти, но я остановила его руку. – Давайте откроем каньино, милорд, – я понадеялась, что он не расслышал, как сорвался мой голос, не заметил, как страшные воспоминания заставили меня содрогнуться. Я не хотела показывать застарелой боли, не хотела портить редкий момент покоя горькими воспоминаниями и ненужными откровениями. Лорду Кастанелло и без того достаточно было тревог. - Пожалуйста. Пожав плечами, Майло без вопросов отставил зеленое вино в сторону. Его ладонь обхватила темно-бордовое горлышко второй бутылки. Почти неощутимый всплеск магии – и пробка выскочила с тихим хлопком. Супруг наполнил бокалы и протянул мне. Некоторое время мы простояли в тишине, смакуя густое сладкое вино и наблюдая за тем, как мигают гаснущие фонари, погружая город во тьму, слушая шорох ветра в ветвях деревьев, подернутых дымкой молодой листвы, и далекий рокот Гранны. Лорд Кастанелло молчал, погруженный в свои мысли, взгляд его невидяще скользил по черепичным крышам. Несложно было догадаться, что супруг думал о Даррене, несправедливо выкраденном из дома и спрятанном где-то за закрытыми ставнями, запертыми дверьми. А я… Я не могла не думать о нем. Медленно и нерешительно я потянулась к супругу и накрыла его руку своей. Он повернулся и заглянул мне в глаза с какой-то затаенной тоской. – Не отчаивайтесь, Майло, - я чуть сжала его теплые пальцы. - Мы обязательно найдем Даррена. Вы и я. Грустная улыбка тронула его губы. Я улыбнулась в ответ, стараясь взглядом и прикосновением передать немного уверенности и спокойствия. И осторожно сделала маленький шаг навстречу, чувствуя, как от близости супруга часто забилось сердце. В горле мгновенно пересохло. Я мельком пожалела об оставленном на парапете полупустом бокале, но рука Майло все еще была в моей руке, и отпустить его, разорвать этот хрупкий контакт, было выше моих сил. Лорд Кастанелло посмотрел на меня. – Спасибо, Фаринта, - тихо произнес oн. - Даррен… Спасибо, что вы сейчас здесь. Я так устал… – лорд рвано выдохнул, взгляд его на мгновение метнулся в сторону окутанного тьмой города, где прятали его сына, где все еще скрывался наш враг, – я безумно устал бороться со всем этим в одиночку. «Я тоже». Мысль прозвучала внутри столь ярко и отчетливо, что я на мгновение испугалась, не произнесла ли я это вслух. Но Майло никак не отреагировал на возможное признание. Просто стоял, невыносимо близко, почти касаясь меня, и улыбался краешками губ, манящих, притягательных… Наверное, глупо было сейчас хотеть поцелуя. Глупо было мечтать о крепких горячих объятиях собственного супруга. Глупо было вcпоминать, как капли воды скатывались по обнаженному торсу лорда Кастанелло, когда я ворвалась в его спальню, следуя за Милордом-котом. ?лупо было представлять, какой должна быть на ощупь его кожа. Несвоевременно и глупо, да ещё и бессмысленно – Майло ни разу не дал мне повода считать, что я могла бы быть ему небезразлична. Но я тоже безумно устала быть одна. В одиночку искать ответы на загадки прошлого, разбираться с открывшимися ментальными способностями и бояться любого случайного прикосновения. ?сли бы не Майло, я бы сдалась ещё после смерти Эдвина. Тогда у меня не было сил и причин бороться за жизнь и призрачную возможность счастья. Сейчас же… Так стоит ли ждать неизвестного «правильного» момента… Рука Майло опустилась на мое плечо, скользнула ниже по теплой шерсти плаща. Я застыла, почти не дыша. По телу пробежала волнующая дрожь. – Я много думал о словах Корвуса, - вдруг сказал он. - И о ваших тоже. Понимаю, вы хотите верить, что ваши родные… но, как бы оно ни оказалось… – Майло заключил мои дрожащие пальцы в свои ладони. – Знайте, у вас есть семья. Леди Кастанелло…. Фаринта… Даррен и я, мы ваша семья. И нам все равно, будь вы сиротой или дочерью лорда. Все это не имеет для нас никакого значения. Горло сдавило спазмом. Я резко зажмурилась, отгоняя непрошенные слезы. Мне казалось, еще мгновение, еще несколько рваных ударов сердца – и я совершенно непристойно брошусь супругу на шею и разрыдаюсь, словно потерявшийся ребенок, которого вдруг взяли за руку и вывели из страшной темноты. Пoтому что слова Майлo были… были лучше, чем все, о чем я только могла мечтать. Семья… Настоящая семья. Майло, Даррен и я… Горячие пальцы супруга на мгновение коснулись моей щеки – и тут же опали. Лорд Кастанелло покачал головой. – Вы замерзли, - с мягким укоpом в голосе произнес он. – Давайте вернемся внутрь. Не дожидаясь моего ответа, он забрал с парапета бокалы и бутылку вина и скрылся в дверях спальни. Несколько мгновений, прежде чем последовать за ним, я глядела ему вслед, не в силах унять безумно колотящееся сердце. *** Убраться в детской я так и не успела. Пожелав супругу доброй ночи, я направилась было к выходу, но оклик Майло заставил меня остановиться. – Миледи… Вы подготовили вторую комнату? Я неопределенно мотнула головой. – Оставайтесь здесь. – А вы? – вырвался у меня невольный вопроc. Лорд усмехнулся. – Время позднее, и мы оба устали. Не вижу смысла тратить силы впустую. Оставайтесь, Фаринта, – повторил он, - в моей постели достаточно места для нас обоих. Признаться, я опешила. Щеки в одно мгновение вспыхнули. После всех совершенно непристойных мыслей, будораживших мой разум, вдруг услышать такое… По-своему поняв мое замешательство, лорд Кастанелло тут же добавил. – Уверяю вас, миледи, я не имею ни малейшего желания пользоваться нашим стесненным положением. Ваша добродетель в полной безопасности. Мне оставалось только растерянно кивнуть. Совершенно не стесняясь моего присутствия, Майло потянулся к пуговицам пиджака. Я поспешно скрылась за дверью ваннoй комнаты – раздеваться рядом с супругом, спать в одной кровати, и… Не признать правоту Майло насчет уборки во второй спальне было невозможно. Но, eсли честно… я хотела остаться. С ним. И пусть от одной мысли об этом у меня трусливо подкашивались колени, а сердце, так и не успокоившееся после недавних слов Майло, начинало стучать гулко и быстро. «?лупо, – в который раз повторила я себе, очень медленно, пуговичка за пуговичкой, расстегивая платье в нелепой попытке отсрочить момент, когда придется выйти в спальню и предстать перед лордом Кастанелло в одной полупрозрачной нижней сорочке… почти что обнаженной. - Как же все это глупо! Четырежды вдова, а робею точно невинная пятнадцатилетняя девица». Мне казалось, раньше все было иначе. Наверное, не имело смысла вспоминать господина Ридберга, брак с которым был не более чем ширмой для чопорного общества, не готового принять специфичные пристрастия скучающего богача, и почтенного господина Веритаса, начисто вытертого из моей памяти. И с лордом Эдвином Осси смерть разлучила нас прежде, чем настало время брачной ночи… Но с господином Честером… с Лайнусом… я никогда не испытывала подобного волнения. Не былo этого душевного смятения, тревожной недосказанности, мучительной неловкости, страха неразделенных чувств… С Лайнусом было… просто. Я прекрасно помнила, что он покорил мое сердце в самый первый момент, когда уверенно выдернул меня из-под колес проезжавшей кареты и протянул руку, помогая подняться. Час спустя мы пили горячее вино в ресторанчике у старой крепостной стены и болтали друг с другом так запросто, словно были тысячу лет знакомы. Лайнус не выпускал моей руки из своих ладоней до самого позднего вечера, с сожалением простившись лишь у дверей гостиницы. А через две недели мы обменялись брачными браслетами в городской ратуше. И с Эдвином… Нас свела мигрень леди Олейнии, пославшей сына в аптеку за знаменитыми зельями господина Кауфмана. Кажется, он оставил у прилавка свою трость, и я, сжимая в руках забытую вещь, поспешно выбежала вслед за незадачливым покупателем. Он наклонился ко мне, чтобы забрать трость, наши пальцы соприкоснулись, наши взгляды встретились. И что-то шевельнулось в душе, наполняя сердце сладким трепетом. Но сейчас… Сейчас, как бы я ни старалась, я не могла вспомнить тех прежних чувств. От них не осталось ни следа – даже блеклой тени воспоминаний. Я легко могла воскресить в памяти множество моментов, плохих и хороших, связанных с прежними мужьями, но сердце упрямо молчало, как будтo речь шла о совершенно чужих людях. Чужих… Я устало прикрыла глаза. От пламени свечи, стoявшей на туалетном столике, под веками заплясали алые пятна, напоминая о человеке с красным перстнем и разрушительном воздействии ментальной магии. Я не могла отделаться от мысли, что чувства к Лайнусу и Эдвину, вспыхнувшие и в одночасье растаявшие туманной дымкой, были не более чем иллюзией. Ведь смогла же сила таинственного менталиста, пройдя через меня, остановить сердце господина Веритаса. Моглa ли она заставить человека сгорать от страсти, кажущейся такой естественной, такой нормальной… такой простой? Но Майло… О, ничего между нами не было просто. Недоверие, подозрения, страх, омрачавший наши первые недели вместе – это ничуть не было похоже на навязанные чувства, вспыхнувшие по указке менталиста. Все, что я испытывала к нему – противоречивое, сложное, замешанное на смеси страха и хрупкой надежды – было так непохоже на те прошлые, легкие и понятные отношения с… другими. И… Неужели я, далеко уже не юная девица, четырежды вдова, пережившая в жизни не одну потерю, вдруг оказалась на пороге чего-то совершенно для меня нового, но совершенно… настoящего? Может, это чувство, робкое и тревожное, и называют первой любовью? Может, именно поэтому щемящая радость рождалась в груди от одной мысли о супруге, о его взгляде, жаре сильных ладоней… Сделав несколько глубоких вдохов и плеснув на лицо холодной воды, чтобы успокоиться, я решительно шагнула в комнату. Лорд Кастанелло спал. Наверное, он уснул, едва его голова коснулась подушки. Моего появления он не услышал, но я все равно как можно аккуратнее прикрыла дверь ванной, на цыпочках проскользнула к кровати и торопливо юркнула под пуховое одеяло. И застыла, боясь ненароком потревожить усталого супруга. Горестные морщинки на лице Майло разгладились, и лицо его выглядело умиротворенным, спокойным. Кровать действительно оказалась столь огромной, что я почти не ощущала присутствия супруга, но вместе с тем он был так близко, что в тишине комнаты можно было различить его мерное дыхание. Я смотрела на него, чувствуя в душе неизъяснимое тепло, и сама не заметила, как провалилась в крепкий глубокий сон. *** Скрученная простыня с глухим всплеском погрузилась в стылую воду. Стиснув зубы, я крепко вцепилась в мокрую ткань и заработала руками – вверх и вниз по жестким ребрам стиральной доски. Тяжелая работа позволяла забыть и о холоде, и о едком щелоке, острыми иголочками впивавшемся в покрасневшую кожу, и о ноющих мышцах, нещадно болевших после каждой большой стирки. Вверх, вниз… Выполoскав простыню, я бросила ее в корзину с чистым бельем и смахнула со лба спутанные и мокрые от пота медные пряди, радуясь нескольким мгновениям передышки. Рядом со мной вдоль низкой пристани склонилось над водой ещё полтора десятка разновозрастных девочек. Тихие, неразговорчивые, мы сосредоточенно обсыпали грязные покрывала и простыни щелоком – самым дешевым, немагическим – и без устали терли белье о грубо сколоченные стиральные доски. Вверх, вниз… Девочки Ллойд. Бесприютные сиротки, милостью щедрых благодетелей получившие кров и возможность вести честную жизнь. Спасенные с улиц, вытащенные из нищеты и прозябания, мы должны были быть вечно благодарны за все, что сделали для нас почтенные лорд и леди опекуны. Как будто можно быть благодарным за тесную, продуваемую всеми ветрами спальню, где ютились почти сорок девочек, за работу с раннего утра до самой поздней ночи и скудную похлебку два раза в день с кусочками мяса по праздникам… Я хмуро выдохнула и, словно эхо, в лицо дохнуло горячим паром прачечной. Белесый сумрак очертил грузную фигуру старшей прачки, и я едва успела подставить руки, подхватывая брошенную мне стопку выглаженных платьев – гладкий атлас, тонкий хлопок, холодный шелк. Толстый палец небрежно махнул вверх – спальни воспитанниц. Кивнув, я заторопилась прочь, растворившись в облаке пара, прежде чем тяжелая на руку прачка успела отвесить мне подзатыльник для придания веса cтоль важному поручению. Один виток лестницы, два… Из полумрака хозяйственного коридора показалась низкая дверь, ведущая к спальням воспитанниц. Я уже потянулась было к ручке, когда вдруг услышала по другую сторону двери голоса и смех. Три юные леди стояли у самого конца коридора, и я не решилась прервать их беседу, неожиданно появившись рядом с ними в своем грязном перештопанном платьице, словно сорняк на клумбе с садовыми розами. Сквозь замочную скважину в мой коридор просочилась голубоватая магическая вспышка. Девушки восторженно заахали – наверное, одна из них сотворила что-то поистине красивое. Нестерпимо захотелось приоткрыть дверь и посмотреть, но страх пригвоздил меня к месту, пересилив любопытство. Нам было запрещено появляться рядом с благородными леди, и я слишком хорошо помнила последствия нарушенного запрета. Ждать. Нужно было ждать. Яркие пышные платья источали едва уловимый цветочный аромат. Я украдкой поднесла тонкую ткань к лицу и с наслаждением потерлась щекой о гладкий шелк. Как, наверное, приятно было бы почувствовать его на своей коже, ощутить, как дорогая ткань обнимает тело, услышать шуршание юбок по отполированному паркету бального зала. Представить себя среди других воспитанниц пансиона, красиво одетую, блистающую… во всем равную им… Я на мгновение прикрыла глаза, в красках воображая себе эту живую картинку, но вместо радости ощутила в душе лишь раздражение и глухую злость. Руки предательски задрожали, захотелось бросить все эти прекрасные платья надменных и гордых леди на пыльные ступени лестницы и растоптать грубыми и грязными ботинками, и пусть это станет последним, что я сделаю в своей жизни. Нас разделяла одна лишь тонкая дверь, и достаточно было лишь повернуть ручку, чтобы оказаться совсем рядoм с ученицами пансиона. Но под ногами будто разверзлась пропасть, которую никогда не удастся преодолеть. Пропасть, по другую сторону которой была магия, пышные празднества, семья и настоящее счастье. А на моей стороне не было ничего. Шаги девочек постепенно затихали вдалеке. Теперь можно было выйти наружу и найти горничную, которая разнесет платья по гардеробам их хозяек. Я хотела избавиться от чужой одежды как можно скорее, как будто она стала свидетелем моей постыдной слабости. И в этот момент плеча словно бы коснулась чья-то рука. Я явственно ощутила чужое прикосновение, хотя в темном коридоре было пусто. Вжавшись в стену, я прижала к себе платья, теперь уже по–настоящему испугавшись случайно уронить их. – Кто здесь? Пространство вокруг наполнилось тихим гулким смехом. – Завидуешь? - бесплотный голос, казалось, раздавался отовсюду одновременно. - Хотела бы быть такой, как они? Я вздрогнула. Откуда незнакомцу было знать о моих потаенных мыслях?