Север остановил меня уже в дверях. – Лучик, черт побери, куда ты? Пожала в ответ плечами: – Не знаю. – К родителям? Только покачала головой, дёрнула за ручку и выскочила на улицу. Холодный ветер сыпанул мне в лицо снегом. Вытащив из кармана куртки телефон, набрала номер такси. *** Она ушла. Уткнувшись лбом в дверь, стоял, сам не зная как долго. Не имело смысла бежать за ней, догонять, умолять вернуться. Мне нечего сказать. То, что наши с Линой отношения были в прошлом, совершенно не умаляло моей вины. Я не рассказал Вере, скрыл, и вот правда горбатым уродливым изваянием встала между нами. Стукнул кулаком по дверному косяку. Я люблю ее, люблю своего Лучика! Слишком сильно, чтобы заставить ее быть рядом со мной. Прав удерживать ее у меня нет. Очнулся от звука открываемого гаража – приехала горничная. Бросился в комнату собрать разбросанные фотографии, такие непристойные, мерзкие. На одной из них я – глупый сосунок, взятый против воли взрослой опытной тёткой. Как же я ненавижу Лину! Сегодняшнее утро, начавшееся так отвратительно, становилось еще хуже, хотя казалось дальше уж некуда. *** С Агаповым съездили в СИЗО, куда отправили Бориса. Теперь такого понурого, похожего на обиженного карапуза, которому забыли дать добавки каши. Мы стояли за зеркальной перегородкой и слушали, как следак проводил допрос. Дело было ясное – ревность, злость. Лину он так и не выдал. Хоть в чём-то мужик. Я ехал домой и всю дорогу думал, как рассказать Вере о происшедшем. Хотя бы начать с Бориса, а уж если она снова заведет разговор про отца и начнет меня уговаривать, то надо рассказать ей и о нём тоже. Вошел в дом и нутром понял, что что-то не так. В гостиной горел свет, Вера сидела в кресле и что-то смотрела по телевизору. Бросил взгляд на экран, и внутри все похолодело. Борис и Лина. Чёрт, черт, черт! Откуда это у нее? Увидел фотки, разбросанные на полу, перевел взгляд на побледневшее лицо жены, искусанные губы. – Ну всё, достаточно, – прошел и выключил ненавистный телевизор, словно, нажав на кнопку, мог избавиться от беды. Потом я что-то мямлил, глупо пытаясь оправдаться, знал, что этим делаю еще хуже, видел в глазах любимой боль, которую только усугублял своими наивными словами. Когда Вера побежала в спальню, с облегчением подумал, что она вскоре успокоится, и мы сможем поговорить, обсудить происшедшее, подумать, как быть и жить дальше, но когда жена через некоторое время спустилась, держа дорожную сумку, понял, что нашим отношениям приходит конец. Хотелось броситься перед ней на колени, закрыть грудью дверь, только чтобы Вера осталась здесь, со мной, но в то же время понимал, что не имею права ее держать. *** Дверь долго не открывали, а я настойчиво продолжала давить на кнопку звонка. Идти мне все равно больше некуда. Майка уехала в отпуск, к родителям я больше ни ногой – мне и так предстоит переварить увиденное. Оставался только Лёха. Мелькнула мысль снять номер в гостинице, но я побоялась, что не хватит денег. По ту сторону послышались торопливые шаги. – Кого там еще несёт? – голос парня, как всегда, недовольный. – Это я. – Рива Рэй? – Угу, давай открывай, – буркнула в ответ. Все вопросы мог бы задать потом. Дверь распахнулась. С минуту парень вглядывался в моё лицо. – Это чего? Супружеская жизнь началась? Поморщившись, отодвинула Лёху в сторону и прошла в прихожую. Сняла куртку, сапоги. – Можно подумать, ты не знаешь, что я попала в аварию. – Ну да, ну да. Но видок у тебя, скажем так, не очень. – Знаю и без тебя. – Я решилась спросить: – Можно я у тебя пока поживу? В глазах Лёхи мелькнул интерес, но он только пожал плечами: – Живи, конечно. – Только пока не спрашивай ни о чем. Я знала, что он не будет, но на всякий случай лучше предупредить. Если мне придется рассказывать хоть что-то, я просто сорвусь. – В Римкину комнату иди. Она у родителей сегодня, – парень кивнул на закрытую дверь. Понял, значит, что мне нужно побыть одной. *** Жаль, что я не курю. Может, это помогло бы справиться с болью, отвлечься, унять рой тревожных мыслей. Дни проходили незаметно – лишенная сил, я была будто в тумане, а ночами лежала без сна, уставившись в потолок, и слёзы жгли глаза. В памяти чётко отпечатались картины – мама и Север. Его лицо, отчего-то несчастное. Почему? Может, зря я не позволила объясниться мужу, а сейчас уже поздно. И он молчит. С тех пор, как я ушла от него, прошло четыре дня. И четыре ночи. Четыре одинокие ночи. Мне не хватало его рук, его горячего тела, его дыхания. Я тосковала по Северу, хотела быть с ним. Хотела, чтобы он вернул меня. – Ты долго еще будешь киснуть? – Лёха возник на пороге с чашкой кофе. – На, может, полегчает. – Прошёл, сел рядом на диван. – Смотреть противно, Рэй. Ты совершенно не похожа на себя. Невесело усмехнулась в ответ и посмотрела в зеркало. – Да уж, вижу. – Я не про внешность. Твои синяки уже перестали быть синими. У них теперь желтая стадия. Увядают так же, как и ты. – Не знаю, что делать… – Мой совет – пора возвращаться в Инсту. Тебя там ждут. – Мне совершенно нечего сказать. Я не хочу больше ничего писать о Севере, Лёш. Я ошибалась. Я выбрала не того человека для своих блогов. – И что теперь? – парень растерялся. Ему нравилось работать со мной. Мы друг другу помогали, подбирали факты, интересные случаи, были авторами разгромных статей. – А ничего… – я закусила губу. Кое-какие идеи пытались выбраться из запутанных извилин моего мозга наружу, но я еще не была уверена, что хочу воплотить их в жизнь. 17 Полторы недели, десять дней. Нет, десять с половиной. От Веры ни слуху ни духу. Я знал, где она – мои люди сразу вычислили ее местонахождение. Находится в том самом доме, откуда я ее забирал на свидания как Риву Рэй. За эти дни я измучился, передумал черт-те что. Как хотел бы повернуть время вспять, отмотать как испорченную кинопленку и выбросить к ядрёной матери. Самое страшное, что я не знал чего ждать. Вдруг Вера не захочет вернуться ко мне, и я никогда больше не смогу обнять ее, почувствовать вкус ее губ, руки на своем теле. Меня мучила неизвестность. Если первые несколько дней я еще держался, уверенный, что она отойдет от шока и вернется, то с каждым днем моя уверенность таяла. Работал словно на автомате, переложив текучку на помощницу. Сам занимался только неотложными делами – надо было обезопасить себя и корпорацию от последствий деятельности Константина Осадчего. Приходил домой поздно, уставший донельзя, надеялся, что смогу просто брякнуться на кровать и не думать ни о чём, кроме работы. Не помогало. Даже пару стаканчиков вискаря не могли отключить мой мозг и мысли о Вере. Кухарка ворчала, что я ничего не ем, и что нельзя питаться святым духом. А я даже не помнил, когда брился последний раз. Меня словно не было. Я растворялся в своём поганом настроении. Больше всего на свете хотел, чтобы Лучик вернулась и у нас все стало по-прежнему. Мира была права – мне нужна помощь психолога. Не знаю, как у нее получалось, но с ее помощью я всегда выходил из витков депрессии. Знал, она не будет иронизировать и насмехаться надо мной, хоть и обошелся с ней в нашу последнюю встречу по-свински. Профессионализм всегда превалировал над чувствами этой женщины. Набрал ее номер. Мира ответила сразу, словно ждала моего звонка. – Ты нужна мне. Она не стала с издевкой спрашивать зачем и почему, сразу поняла, что произошло нечто серьезное. – Я сейчас в клинике. Мне приехать или ты сам? – Буду в твоём кабинете через сорок минут. – Жду, – и отключилась. Сунул ноги в туфли, накинул куртку и, взяв ключи от машины, вышел за дверь.