– А теперь слушай меня. Мишель велел, чтобы тебя любыми средствами, в любом виде отправили к девиранам, понятно? Будешь точкой входа в их сеть для наших программных агентов, уж постарайся это обеспечить. И будешь делать все, что от тебя захочет тварь, поняла? Иначе твоего драгоценного папашу найдут без головы. Мишель. Все-таки он. Мужчина, которого я когда-то любила, но от которого ушла. Мысли начали путаться, я куда-то плыла, и это было даже приятно – тело словно покачивается на волнах, и вокруг – бархатная, мягкая тьма. И мне кажется, что я слышу голоса. Жаль только, что того единственного, кого бы хотела слышать, рядом было. Глава 3 Территория врага Так тяжело открыть глаза, как будто и не веки – а мягкие, липкие и совершенно безвольные вареники. Зрение расфокусировано, ничего не вижу, лишь пятна, расплывчатые, постоянно движущиеся. Тело тоже из теста. Я его чувствую, но не могу шевельнуться. Но слух… слух вернулся. И где-то там, среди колышущихся цветных пятен, я слышу знакомые голоса. Кабальди, Фирлэйм… Кажется, фон Риггерт. И еще один голос, который не может принадлежать человеку, потому что так разговаривают андроиды и промышленные роботы: на одной ноте, с одинаковыми паузами между словами. – Почему в таком состоянии? Я полагал, что брак у жителей Альянса подразумевает нечто другое. – Мы приносим извинения, медиум, – кажется, это суетится Фирлэйм, – но госпожа Росс не оповестила нас о том, что не совсем здорова. Вы же видели? Она подписала согласие, ваш брак абсолютно законен и имеет силу на всей территории Альянса. Госпожа Росс немного понервничала, и у нее случился приступ. Мы были вынуждены оказать необходимую помощь, ну а коль скоро вы торопитесь покинуть «Содружество», то приходится предоставить вам вашу законную жену в столь неприглядном состоянии. – Я понял, – звучит нечеловеческий голос, – надеюсь, она скоро придет в себя? Иначе это будет расценено как недружественный жест Альянса. – Разумеется, госпожа Росс очень скоро придет в себя. Несколько часов, эквивалентных земным, и она полностью будет в норме. – А это голос Кабальди. Чтоб тебя… И… мне кажется – или так оно и есть? – мое тело начинает куда-то плавно двигаться. Над головой медленно проплывают яркие пятна потолочных ламп. И мне делается так жалко себя, что слезы катятся по щекам – а я по-прежнему не могу шевельнуться. Закрываю глаза. И все равно тихо плачу, вздрагиваю, и так невозможно противно это деревянное тело, которое все ощущает – но над которым я не имею власти. Движение продолжается. С остановками. Кажется, я плыву на транспортировочной платформе. Куда? Понятно куда… Все-таки они меня отдали ему. И Альянс, который решил, что неплохо бы на борту чужого корабля иметь шпиона, и противники девиран, которые тоже решили, что неплохо бы обзавестись точкой входа в чужую сеть. А Мишель… Он, выходит, тоже меня отдал. Неудивительно. Ему есть на что обижаться, ведь это я его бросила, потому что поняла: нам не по пути. А может быть, и потому, что сердцем стремилась к Алексу, вечно молчаливому, такому серьезному. Да, Мишель так меня и не простил. Если Кабальди не солгал, то именно Мишелю пришлась по вкусу мысль сделать из меня агента на вражеском корабле. А что дальше? Как далеко они зайдут? И что будет с моим папой? Мысли шевелились вяло, точно умирающие на солнцепеке рыбешки. А платформа все двигалась, вперед и вперед. Я снова приоткрыла слезящиеся глаза, чтобы увидеть расплывчатые пятна, – и так получилось, что взгляд выхватил светящийся прямоугольник, а посередине – черное громадное пятно, расплывшуюся тьму. Девиранина. Всхлипнув, поймала себя на том, что даже челюстями двигать не могу – стиснуты до боли в мышцах, неподвижны. Чертов Кабальди, что он мне вколол? Что они вообще со мной сделали? Не помешает провести полную диагностику… Хотя о чем я? Откуда у девиран диагносты, способные считывать состояние человеческого тела? Платформа продолжила движение, плавно перемещаясь, судя по всему, внутрь девиранского челнока. Некоторое время мы двигались по темно-зеленому коридору, по которому время от времени как будто пробегали световые импульсы, затем в глаза ударил яркий, до боли, свет. Я зажмурилась. Похоже, в ближайшее время я смогу шевелить только веками. Но проклятое тело… оно чувствовало, оставаясь совершенно неподвластным мне. И я заорала от ужаса… а на самом деле замычала, когда меня коснулись руки в матерчатых перчатках. Он подсунул одну руку мне под шею, другую – под сгиб колен и легко поднял. А я все мычала и не могла остановиться, мне жутко хотелось, чтобы была возможность просто выдраться из тела, оставить этот мешок из мяса и костей, а самой улететь. Или исчезнуть. Что-нибудь, лишь бы не было этой жуткой правды: меня настигло самое страшное, что вообще могло со мной приключиться. И прикосновения чудовища были пыткой, они жгли огнем, заставляя корчиться и орать в агонии – но на самом деле я по-прежнему оставалась неподвижным бревном. Мычащим бревном. Сердце колотилось где-то у самого горла, я даже не сразу поняла, что меня уже никто не трогает и что я лежу на чем-то упругом. Амортизационное кресло? Возможно… Картинка перед глазами стала четче, я видела вокруг себя зеленоватую обивку и странные узорчатые световые импульсы, по ней бегущие. А еще я видела массивное кресло пилота перед собой, и руки, затянутые в черную ткань, на подлокотниках. Вжжжух! Меня мягко вдавило в кресло. Вот и все… Прощай, «Содружество». Огромной ошибкой было лететь сюда, ошибкой было считать, что я начну новую жизнь, свободную от страхов, от тоски, что режет похлеще ножа. Ужасной глупостью было поверить своему первому мужчине, который так меня и не простил и отдал на съедение чудовищам – просто потому, что ему и его друзьям так было удобно. Я снова заплакала. Просто так, от жалости к себе. Каждая женщина должна иметь право поплакать просто потому, что никто другой ее не пожалеет. Я тихо всхлипывала, прикрыв глаза, и все больше мне хотелось вырваться на свободу, оставив мертвое тело здесь, в этом странной кабине. Вдруг подумала о том, что, возможно, в самое последнее мгновение, когда я уже буду на пороге вечности, снова увижу Алекса. И этого будет довольно перед тем, как провалюсь в вечное ничто. Он снова стоял перед глазами, как живой. Но не такой, каким я его запомнила, у мостика разваливающегося корабля, а серьезным молчаливым молодым мужчиной, с которым меня познакомил Мишель. «Привет, Марго. Знакомься, наш новый пилот и мой приятель, Александр Вейн». Я посмотрела в серые глаза, светлые, но с темными ободками – и утонула в их чистой глубине… И в тот же миг, словно молнией, прошило осознание, что мой Мишель никогда не был настолько моим, как этот, по сути, незнакомый мужчина. Я все еще неподвижно лежала в амортизационном кресле. Я чувствовала, как материал, которым оно было обшито, как будто обнимал меня – или я медленно в нем тонула. И, верно, поэтому не сразу поняла, что ко мне снова прикасаются чужие руки в перчатках – а когда поняла, то не нашла в себе сил даже кричать. Я чувствовала, как по щекам текут горячие слезы и как большие, даже сквозь перчатки теплые руки гладят меня по плечам, по рукам, как будто в попытке успокоить и обнадежить. В абсолютной тишине. Открыв глаза, я уставилась на темноту, расчерченную оранжевым рисунком пчелиных сот. Наверное, Мишель очень меня ненавидел. Да и Фирлэйм тоже – потому что даже в обмороке мне было отказано. Я не могла спрятаться от этой жуткой, крошащей в кровавое месиво действительности. Надо мной нависала тьма, которая медленно, но не переставая, меня гладила. И в какой-то миг я поняла, что вопль больше не рвется наружу. Он меня просто гладил, и от этих осторожных, едва ощутимых прикосновений уже не хотелось немедленно сдохнуть. Сердце… забилось ровнее и медленнее. Я смело посмотрела в световые импульсы, рисующие соты. «Что тебе нужно от меня? Почему – я? Зачем?» Но, судя по всему, мой нейроинтерфейс отключили. Я могла сколько угодно задавать вопросы – меня никто не слышал. Девиранин распрямился и мягко скользнул куда-то прочь из моего поля зрения. Даже странно, что такое большое тело так быстро движется – мне раньше казалось, что они перемещаются тяжело и очень медленно. Он вернулся через минуту, и я увидела в его руке пластиковую капсулу с иглой. «Не надо…» Но он уверенно закатил рукав моего комбинезона, я почувствовала, как на локтевой сгиб сперва что-то брызнуло, а затем – укол. И потом согнул мою руку в локте, пережимая место инъекции. Первыми отпустило челюсти. Я наконец смогла приоткрыть рот и вдохнуть глубоко-глубоко. Ртом. Потом онемение начало уходить: лицо, шея, плечи и руки… Я пошевелила пальцами. Тело болело, его ломило, как во время гриппа, но я хотя бы перестала быть деревянной колодой. Девиранин стоял чуть сбоку от кресла, в котором я лежала, и, казалось, внимательно на меня смотрел. Господи, я даже не знаю, есть ли у него глаза, чтобы смотреть. Но наверняка какие-нибудь сенсоры имеются. Потом он быстро подошел и сел в кресло пилота, а я… Чуть приподнявшись, я вдруг заметила, что черноты неба почти и не видно в обзорное окно. Все пространство занял корпус девиранского корабля, похожий на дискуса, и он стремительно приближался. Вот открылся приемный отсек, и челнок медленно вплыл внутрь огромного светлого пространства. Стены вокруг… кажется, пульсировали, едва заметно. Как будто были живыми. Я завозилась в своем кресле, пытаясь сесть. Не хотелось, чтобы он видел меня настолько слабой. Но чертов девиранин ловко выбрался из кресла пилота как раз в тот момент, когда я в попытке опереться на локоть шмякнулась обратно на спину, словно блинчик. – Н-не трогай меня, – прохрипела я, внезапно сообразив, что именно он собирается делать. И с удивлением прислушалась к себе. Нет паники. Лишь безбрежная безмятежность, как будто я лежу в лодочке посреди бирюзового моря. Похоже, в инъекции были и седативные компоненты. – Почему. – Синтезированный голос без интонаций. Как странно… мне казалось, что девиране могут говорить. – Потому что… – Сказать, что я их всех ненавижу? Но зачем-то вместо этого я промямлила: – Не надо… я сама. – Ты не можешь сейчас идти, – заключил девиранин. А я вдруг обрела силы, по крайней мере – силы говорить. – Все равно… не надо. Черт бы тебя побрал! Зачем ты меня увез с «Содружества»?!! Почему? Что это за бред с женитьбой? Ни разу не слышала, чтобы медиумы размножались! – Мы поговорим позже. От этого шелестящего голоса машины меня передернуло. Я стиснула зубы и, опираясь на локоть, все-таки села. – Хорошо… позже, да… Господи, за что мне все это? – Ты была бы следующей за Эрлой, – произнес надо мной все тот же бестелесный голос. Я настолько опешила, что даже не сопротивлялась, когда он снова подхватил меня на руки и быстро зашагал прочь с челнока. Определенно, в моей крови плескалось очень много успокоительного средства, поскольку я даже не завопила, не стала вырываться, а покорно позволила нести себя – сперва к выходу из челнока, затем – по сходням, пологим, очень удобным, и потом – по мягким, живым, пульсирующим коридорам девиранского корабля. Это было так странно… он нес меня очень бережно, словно и в самом деле видел во мне любимую жену – но ведь глупость же, правда? А еще я внезапно сообразила, что под этими черными тряпками – вполне гуманоидное тело. Крепкое тело. Сквозь ткань я ощущала грудные мышцы и напряженный бицепс под моей щекой. Андроид? Или девиране на самом деле были куда больше гуманоидами, чем представлял себе Альянс? Но вот то, что медиум Аэдо не говорил, все же намекало на иное строение артикуляционного аппарата – или на полное его отсутствие. И здесь закрадывалось некое противоречие: ни одна цивилизация не смогла развиться в достаточной степени без владения речью. Ведь речь – основа передачи знаний следующим поколениям, а следовательно, основа любой культуры. И лицо… Что там, под этой тьмой? Или это и есть щит, закрывающий мозг от внешнего воздействия? Я не успела додумать. Он принес меня в странную комнату, без единого прямого угла. Все контуры сглажены, как будто я очутилась внутри живой растительной клетки. Осторожно, стараясь не делать резких движений, опустил на что-то упругое, какую-то лежанку, и быстро выпрямился. – Отдыхай. Еду и питье тебе принесут позже. Я молча смотрела ему в спину, пока он шел к выходу, – и еще долго смотрела на мгновенно затянувшийся пленкой выход. Определенно двигался девиранин как человек. И тело было человеческим. Любопытно, знает ли об этом Альянс, а если и знает, зачем они меня сюда отдали? Полагают, что я смогу передать им какие-то новые сведения о девиранах? Наивные… Щека все еще хранила ощущение прикосновения к тугому бицепсу, и я невольно потерла ее ладонью. Черт! А может быть, они там чешуей покрыты. И лица нет. И глаз нет. Я ровным счетом ничего не знаю. И я заперта здесь без малейшей надежды на спасение. Я мрачно подумала о том, что все равно попытаюсь сбежать. Когда-нибудь эта пленка откроется. Но сейчас… и зевнула. Наверное, я могла немного передохнуть. В конце концов, мне очень скоро понадобятся силы, чтобы разобраться со всем этим. * * * Когда я открыла глаза, в комнате было темно. Сквозь полупрозрачную дверь-мембрану сочился приятный зеленоватый свет. Бархатистые стены едва заметно подрагивали, словно комната дышала… Я осторожно повернулась набок, села. Оказывается, все это время я проспала на некоем подобии лежака, округлых форм, вырастающем как будто прямо из пола. Я его потрогала – он тоже был бархатистым на ощупь и теплым. От моих прикосновений по поверхности побежали крошечные огоньки – такие маленькие, что напоминали светящуюся пыль. Я вздохнула и еще раз осмотрелась в поисках… сама не знаю чего. Как глупо заснуть на корабле врага.