– Ай-тере не человек. – Неправда! – Все-таки дерзишь. – Кажется, мой ответ порадовал госпожу эо Лайт. – Ну-ну. Посмотрим, как ты запоешь, когда обретешь силу. Нэйт говорит, ты вот-вот станешь полноценной иль-тере. Я, кажется, знаю, как ускорить этот процесс. Ступай за мной. И поднялась с кресла. Мне оставалось только послушаться. Мы шли куда-то вниз, видимо, в подвальные помещения. Здесь тоже есть карцер? Хотя чему удивляться. Казалось, что ступеньки горят под ногами. Зато госпожа эо Лайт выглядела веселой и беззаботной. Она отперла массивную дверь и впустила меня в полутемное помещение. Нэйтон лежал на полу. Его лицо было мокрым от пота. Волосы спутались, а одежда была грязной и местами порванной. Что они с ним сделали? Я почувствовала, как изнутри поднимается волна жара. Тело будто кололи тонкими длинными иглами. Что это? Пробуждение силы? Нэйт тяжело вдохнул воздух. Судя по всему, он даже нас не замечал. – Зачем вы так поступаете с ним? – Я развернулась к Хайди. – Заслужил, – ответила она. – Видишь ли, детка, ненавижу, когда меня обманывают. – Он вам не лгал! – Отвечай, что между вами было? Отвечай или он умрет! И я почувствовала, как всколыхнулась сила вокруг, а Нэйт задышал чаще и тяжелее. Хайди разжигала его силу! Чтобы стало хуже. Ненавижу! Пальцы закололо, но я все еще старалась сдерживать себя. – Между нами ничего не было, – отчеканила в лицо госпоже эо Лайт. – Нэйтон учил меня основам магии иль-тере. – Ложь! – Нет, не ложь. Это правда. – Да? И даже я почувствовала, как жарко стало в комнате. Будто кто-то включил огромный обогреватель. Боги, да она же убьет его! Я кинулась к Нэйтону. Он глухо застонал, заметался в беспамятстве – и я не выдержала. Точнее, умом понимала, что нельзя, но изнутри поднималась сила, разливалась вокруг. Чего только стоило не повлиять на магию Нэйта! Иначе нам обоим конец. Послышался смех Хайди: – А ты не так проста, деточка. Твоя сила пробудилась. Теперь ты полноценная иль-тере. А я чувствовала внутри пустоту, будто чего-то не хватало. Чего-то важного и нужного. – И знаешь что? Пожалуй, я сделаю тебе подарок. Прямо скажу, подарочек с подвохом. – Хайди склонилась над нами. – Нэйтон, авести ле де. Я возвращаю тебе клятву. Нэйт широко распахнул глаза, будто на миг приходя в себя. Его тело выгнулось дугой, и я закричала, кинулась к нему. – Помоги ему, – шептала Хайди на ухо. – Дай испить твоей магии, и тогда ты сможешь забрать его жар. Ну же! Я понимала, что ей нельзя верить, но Нэйт умирал. Это было очевидно! И я призвала силу. Она окутала ладони, засияла бледно-желтым светом. Я поднесла руки к губам Нэйтона, плохо осознавая, что делаю. – Э нет, не так быстро, – рассмеялась Хайди. – Сначала клятву. Давай, мой мальчик, ты ведь не забыл ее слова. Нэйтон стискивал зубы, метался в полубреду. – Элли, – звал он кого-то. – Элли! – Ну же, дай клятву своей иль-тере, – настаивала Хайди. Он даже меня не видел! Нэйт отчаянно замотал головой, но мой свет окутывал его тело. – Давай, дрянь! – рычала Хайди. – Или девчонка умрет. Я дернулась от испуга, но она толкнула меня к Нэйтону, и я почти упала на него. – Ирре сеане виа дер алле ти, – едва слышно произнес он и потерял сознание, а вся сила, которая искрила вокруг его тела, хлынула ко мне, и я закричала. Стало так жарко, будто обнимала солнце, а потом все стихло. Я закрыла лицо руками, пытаясь отдышаться. А когда убрала ладони, Нэйтон смотрел на меня – пронзительно, внимательно. – Что происходит? – хрипло спросил он, приподнимаясь. – Мои поздравления, дорогой, – пропела Хайди. – Ты был очень плохим мальчиком, поэтому я решила, что мне не нужен такой ай-тере. Теперь ты – ай-тере прекрасной Деи. И ты сам знаешь, что это означает. Приятно начинать путь сначала, да, Нэйт? Она вошла в силу. Уверена, вам будет очень весело вдвоем. – Что? – Нэйт кинулся к Хайди, хоть мгновение назад не мог подняться с пола. – Что ты сказала, дрянь? – Дея, приструни своего пса или я его прибью, – ответила Хайди. – Нэйт, пожалуйста. – Я шагнула к нему. – Все в порядке. – В порядке? – Он медленно обернулся. – Вы так уверены в этом, госпожа ле Аррет? И я почувствовала, как земля уходит из-под ног, потому что в его взгляде было только одно чувство – глубокая, беспросветная ненависть.