– Смертные, точно кролики, бежали, бросив тебя одного в решающий момент! – Я видел, что Инелуки борется с собой, стараясь говорить взвешенно. – Разве я могу не испытывать к ним ненависти, почти столь же сильной, как к себе? – Гнев… порождает гнев. – Больше мой господин ничего не смог произнести, его веки опустились, и он до конца вечера молчал. Я не мог представить себя без Асу'а, Смотрящего-на-Восток, или время, когда еще не был построен великий город, но и мир без лорда Хакатри для меня не существовал. Я полагаю, главный урок, который способна преподать нам судьба, состоит в том, чтобы не доверять очевидным вещам. За долгие годы, что мне довелось служить моему господину, я подходил к великому Асу'а с разных сторон. На лодке по Океанской дороге, когда мы плыли по реке в широкий зеленый залив Лэндфол, через цветущие луга севера, в то время как ширококрылые журавли кружили над крышами дворца и самыми высокими башнями, словно листья на ветру. Но именно это возвращение я запомню навсегда, путешествие из Березового холма, когда мы несли моего раненого, страдавшего от неописуемой боли господина домой, в город с белыми стенами. Разноцветные флаги многих кланов трепетали над высокими башнями и уходившей в облака Башней Соловья, над огромными, но изящными, изогнутыми стенами Зала Тысячи Листьев и стенами из сверкавшего островного мрамора, белого, словно только что выпавший снег. Когда я сейчас думаю об Асу'а, я вижу великий город, каким он был в тот день, именно таким Асу'а сохранился в моей памяти. И пусть стоит он вечно над мысом в заливе, точно маяк для всех обладателей добрых сердец. По числу зида'я и тинукеда'я, и даже одетых в темное хикеда'я, ждавших нас у городских ворот, сторонний наблюдатель мог подумать, что мы возвращаемся после победоносной войны. Мы действительно одержали верх над нашим врагом и заплатили огромную цену, но народ Асу'а вряд ли слышал о Черве до того, как пострадал Хакатри, так что наше возвращение было не триумфальным, а траурным. Моего господина любили, и весть о его ужасных ранах мигом разнеслась по городу. Собравшиеся хранили молчание, пока мы несли его мимо них на носилках. Некоторые пели песни – старые гордые мелодии вроде «Оды Сенайаны» или трогательные строки «Сада воспоминаний», где говорилось о гибели Друкхи и Ненаис'у. Последняя песня меня расстроила, и мне хотелось крикнуть тем, кто ее пел: «Мой господин еще не умер! Он будет жить! Он совершит великие деяния!» Но я, как всегда, молчал. Амерасу и Ийю'Анигато вышли в своих обычных одеяниях, словно хотели подчеркнуть, что никакого праздника не будет, и встретили нас у Лестницы Тан'джа. Они сопровождали нашу печальную процессию, когда мы поднимались на верхние этажи дворца за носилками, в которых несли Хакатри. Он едва слышно дышал, но в себя не приходил. Мать моего господина подошла, чтобы к нему прикоснуться, но в последний момент вспомнила про ужасные ожоги и отдернула руку. Мне показалось, я заметил слезу, блеснувшую на ее щеке, когда она убирала руки, спрятав их в длинные рукава, но полной уверенности у меня не было. Я никогда не видел, чтобы высокопоставленные зида'я плакали. Лорда Хакатри принесли в его спальню, где уже ждала почти дюжина целителей. Пока Инелуки, я и остальные осторожно вынимали Хакатри из носилок – несмотря на все наши старания, мой господин стонал, если кто-то к нему прикасался, – целители внимательно за всем наблюдали. По большей части их лица были золотыми, но я увидел среди них и нескольких белокожих хикеда'я. Когда впервые за две с лишним луны Хакатри оказался в своей постели, они собрались вокруг него, словно стая чаек, дерущихся из-за рыбы. Я едва не заплакал. Меня просто оттолкнули в сторону. Теперь он принадлежал целителям, а Памон Кес перестал быть полезным. Луна Голубки уступила место лунам Соловья, Выдры и Лисы. День за днем жена Хакатри Брисейю обреченно сидела рядом с его постелью, а целители покрывали тело моего господина сильными мазями и поили успокаивающими настойками. Я стоял у двери спальни и слушал, но крики боли иногда становились невыносимыми. Я навещал его всякий раз, когда появлялась возможность, и по мере того как Сезон Роста входил в силу и погода улучшалась, Хакатри начал постепенно приходить в себя, хотя мучительные боли оставляли его лишь на короткое время. Кроме Брисейю и его матери, Са'онсеры, проводивших часы рядом с ним, от него практически не отходили леди Атуке из Нежных Рук, лучшая целительница Асу'а, и магистр Джиккийо из Ордена Песни хикеда'я, которого прислала королева Утук'ку, чтобы он лично лечил Хакатри. Один или сразу оба знаменитых целителя постоянно находились возле моего господина, хотя Атуке не особенно нравился Певец, как называли себя члены Ордена Джиккийо. Джиккийо был слепым, глаза у него затуманились и стали такими же белыми, как кожа. Ко всему прочему, он носил только белое, волосы давно стали совершенно седыми, и его призрачное присутствие вызывало у меня беспокойство. Он говорил тихо, что было только к лучшему для моего страдавшего господина, и я множество раз находил целителя, который что-то напряженно шептал Хакатри, но сразу замолкал, как только я входил в спальню, что также мне не нравилось и очень тревожило. О чем он мог говорить с моим господином, если замолкал, когда появлялся его слуга? Возможно, дело было в слепоте, Джиккийо постоянно сопровождала ученица, женщина хикеда'я, заурядной внешности и неопределенного возраста, которая казалась мне такой же странной, как ее господин, Магистр Песни. Она все время молчала, а в те моменты, когда Джиккийо не требовалась помощь, сидела и смотрела в пустоту, и тогда возникало ощущение, что она слепа, как целитель хикеда'я, хотя это не соответствовало действительности. Но иногда – не слишком часто – ее темные глаза обращались на меня, и в такие моменты я с трудом сдерживал дрожь, потому что ее взгляд оставался абсолютно чуждым. Она состояла из плоти и крови, но больше походила на детскую куклу с глазами, нарисованными блестящей краской. Атуке сказала мне, что ученицу звали Омму. Я рассказываю эту историю так, словно постоянно находился в Асу'а с моим господином, упустив описание поручения, которое выполнил по просьбе Защитника и Са'онсеры. Во время Луны Соловья, через некоторое время после нашего возвращения в Асу'а, родители Хакатри призвали меня в свои покои. Лорд Ийю'Анигато выглядел смущенным, он стоял у окна и смотрел на воды залива Лэндфол, но леди Амерасу приветствовала меня с неизменной добротой и сама налила чашу вина. – Садись, оруженосец Памон, – сказала она. – Мы благодарны тебе за то, что ты к нам пришел. – Спроси у него о нашем сыне, – сказал от окна Ийю'Анигато, который так и не повернулся, чтобы на меня посмотреть. Защитник был высоким, а его спина – прямой, однако сейчас он держался за подоконник, чтобы не упасть. – Спроси. – Прошу прощения, милорд и миледи, – сказал я, – но вы наверняка получаете подробные отчеты. Что может добавить простой слуга о ранах вашего сына или битве с Червем, о которой вам уже дюжину раз рассказал лорд Инелуки? Амерасу мягко покачала головой. – Мы не собираемся расспрашивать тебя о Хакатри, верный Памон. Я провела с ним достаточно времени, и в те моменты, когда Хакатри мог говорить, он рассказал мне все, что помнил. Нас тревожат мысли нашего младшего сына. Конечно, мы знаем о клятве Инелуки и о том, что случилось в результате. Но после возвращения Инелуки практически с нами не разговаривает, как и со своей близкой подругой Нидрейю. И мы не можем не спрашивать себя: что еще могло произойти во время вашего судьбоносного путешествия. Почему наш младший сын ведет себя с нами как с чужими? – Она развела руки в стороны в жесте честной беспомощности, и мое сердце устремилось к ней. Должно быть, леди Амерасу казалось, что она потеряла сразу обоих сыновей. – Я не стану делать вид, что понимаю лорда Инелуки, – медленно проговорил я. – Но раз уж вопрос задаете вы, с'хью и с'хьюэса, я расскажу что думаю. – Я сделал глубокий вдох. – Лорд Инелуки отягощен своими грехами. Он сожалеет об ужасной клятве с того момента, как ее произнес, но не мог от нее отказаться… – Не мог? – Ийю'Анигато отвернулся от окна, его красивое строгое лицо стало неузнаваемым от горя и недоумения. – И не отказался. И теперь из-за этого страдает весь клан Дома Ежегодного Танца. Я никогда не видел, чтобы Защитник выходил из себя, и потерял дар речи. Амерасу посмотрела на мужа с сочувствием и снова повернулась ко мне. – Не думай о нас иначе как о родителях, обеспокоенных судьбой своих детей, оруженосец Памон. Мы понимаем, что Инелуки возмущен собой и охвачен стыдом, но мы чувствуем в нем кое-что больше и хуже, угрожающее его поглотить. Тебе что-то известно? Говорил он с тобой об этом? – Инелуки поглощает ненависть к эрнам, миледи, возможно, дело в этом. Он винит смертных в том, что они подвели его брата и бежали от дракона, когда тот нас атаковал. – Смертные, – сказал Ийю'Анигато, и в его голосе прозвучали странные нотки безысходности. – Все неизменно сводится к смертным! Я не понял, что он имел в виду, поэтому промолчал. – Действительно, складывается ощущение, что Дети Заката оказываются вовлеченными в события всех судьбоносных моментов этой страны, муж мой, – осторожно сказала Амерасу. – Виноваты ли в том сами смертные или причина во внешних событиях, нам только предстоит узнать. Но Утук'ку и хикеда'я уже сделали свой выбор, они считают смертных врагами. И я не вижу в этом ничего хорошего в будущем. Меня познакомили с мыслями повелителей Асу'а о столь серьезных вопросах, что это не могло не тревожить, но я все еще не понимал, каковы границы нового и странного для меня мира, однако слова Амерасу заставили меня кое-что вспомнить. – Прошу меня простить, если я вторгаюсь в недозволенные сферы, милорд и миледи, но меня кое-что беспокоит, и сейчас самое подходящее время рассказать вам об этом. Целитель хикеда'я, Джиккийо, проводит много времени с моим господином, часто что-то нашептывает ему на ухо, однако всякий раз замолкает, когда я вхожу в спальню. – Хорошо, что ты нам рассказал, – проговорила Амерасу, – но не беспокойся, Хакатри слишком мудр, чтобы поверить в слова чародея Утук'ку, какими бы они ни были. Амерасу не ошиблась, но то, что было верно для одного ее сына, оказалось ложным для другого. Меня поджидал еще один сюрприз. Аудиенция, как мне показалось, закончилась, и я поклонился, собираясь уходить, но меня остановил Ийю'Анигато. – Подожди. Есть еще одна причина, по которой мы тебя призвали. – Да, милорд? – Мы слышали о визите наших сыновей к Ксанико, Изгнаннику из Наккиги, советы которого помогли убить Хидохеби. Мы знаем, что Изгнанник также был обожжен Петлезмеем, когда уничтожил эту страшную угрозу много Великих лет назад. – Да, Защитник. Одна рука Ксанико сильно обожжена. – Отправляйся к нему. Передай это от меня. – Ийю'Анигато снял с пальца одно из колец – гладко отполированный круг из ведьминого дерева, вырезанный так, что его обвивал розовый куст, где каждый шип был блестящим кусочком граната. – Когда-то кольцо принадлежало Инитри, супругу Дженджияны. Я посылаю его в качестве дара и прошу лорда Ксанико приехать к нам в Асу'а, где мы примем его с почестями. Расскажи о страданиях нашего сына. Попроси прибыть сюда и поделиться с нами всем, что ему известно о крови дракона. Я взял кольцо, меня переполняли восхищение и одновременно тревога – ведь мне доверили священную реликвию. Инитри являлся Защитником Тумет'ай, первого города зида'я, который поглотил лед. – Я сделаю как вы сказали, милорд, – обещал я. – Но, боюсь, Изгнанник не придет. Он показался мне очень упрямым… – Достаточно. Не тебе предсказывать будущее. – Голос Ийю'Анигато стал усталым и нетерпеливым. Он даже не повернул головы в мою сторону, просто смотрел на пустые руки. – Если ты действительно так сильно любишь своего господина, как утверждаешь, то убедишь Ксанико к нам приехать. Изгнанника давно никто не принимал в больших городах, как хикеда'я, так и зида'я. Скажи ему, что, если он нам поможет, его до конца жизни будут рады видеть все зида'я. Признаюсь, меня поразили сомнения Защитника в верности и любви к Хакатри, которые являлись центром моего существования, сколько я себя помню. Должно быть, мои чувства отразились у меня на лице, потому что Амерасу заговорила. – Сделай, как тебя просит Защитник, верный Памон, – сказала она. – От этого точно не будет вреда, возможно, твоя поездка принесет пользу. «За исключением меня, – мрачно подумал я. – Мне придется расстаться с моим господином в то время, когда ему грозит опасность». Но я снова поклонился – а что еще мне оставалось делать? – и ответил, что отправлюсь немедленно. Я покинул их покои в еще более расстроенных чувствах, чем туда вошел, и едва расслышал слова прощания Амерасу. Я отправился к моему господину, чтобы попрощаться, но Хакатри крепко спал и не заметил моего появления. Бледный слепой Джиккийо также там находился, как случалось очень часто, а его ученица Омму держала чашку с остатками сонного отвара, который Хакатри только что выпил. – Не тревожься, маленький подменыш, – сказал мне Певец голосом, похожим на звучание треснутой флейты. – Мы позаботимся о твоем господине – ты можешь на нас рассчитывать. Молчаливая, с неподвижным взглядом Омму кивнула. После битвы с драконом мой господин, конечно, не мог сидеть ни на одной из своих лошадей, поэтому я решил взять его боевого скакуна Ледяную Гриву, чтобы отправиться в Воронье Гнездо. Когда я положил седло ему на спину, меня охватила печаль – я вспомнил несчастную Морскую Пену, чьи кости до сих пор гнили в Долине Змея. Амерасу и Ийю'Анигато отправили отряд в долину, чтобы вернуть тела зида'я, в том числе Йоу, убитых драконом во время первого столкновения, но не привезли Морскую Пену и других лошадей, что меня опечалило. Кроме того, я скорбел о кобыле из более эгоистичных соображений: Ледяная Грива был гордым и трудным в управлении скакуном и никогда не слушался меня так, как моего господина. Я ехал много дней, пока не добрался до северной оконечности кряжа Солнечные ступени и огромной тени маяка, и направил Ледяную Гриву на крутой подъем, что вел к замку. С тех пор как я в последний раз там был, миновало всего несколько лун, но за это время произошло столько всего, что мой первый визит теперь казался сном. Когда я добрался до высокого Вороньего Гнезда, появился смертный страж, как и в прошлый раз, с таинственным видом окинул меня взглядом, но ворота открылись, и я проехал внутрь. Леди Она встретила меня в окутанном тенями вестибюле. Горело всего несколько факелов, и темных мест было гораздо больше, чем освещенных. После того как я провел довольно много времени в Асу'а, меня не могла не поразить мрачность замка. Конечно, лорд Ксанико принадлежал к клану хикеда'я и ему не требовалось много света, поэтому я предположил, что царивший там полумрак помогал ему избавиться от ностальгии по каменным глубинам Наккиги. Леди Она мне улыбнулась, и я был рад снова ее увидеть. – Добро пожаловать, оруженосец, – сказала она, когда я поклонился. – Мы не рассчитывали увидеть тебя так скоро, но рады принять тебя в замке. – Вы очень добры, миледи. Надеюсь, вы и ваш муж здоровы – и леди Шоли, конечно. Я принес послание для Ксанико от лорда и леди Асу'а. Она кивнула. – Мы позаботимся, чтобы он о нем узнал. А сейчас давай утолим голод и жажду. Я ел сыр, хлеб и мясо, запивая их холодным медом, леди Она ограничилась чашей меда. – Я так и не привыкла к этому вкусу, – призналась она, – но он приносит утешение холодными ночами, а в горах трудно достать хорошее вино. Оно постоянно у нас заканчивается. Я скучаю по изобилию прежних времен. – А где прошло ваше детство, миледи? – спросил я. – В Да-Йошога, у моря, как и у моей дорогой Шоли. – Она похлопала меня по плечу. – Именно там я встретила лорда Ксанико, но это очень длинная история. Однажды, если пожелаешь, я ее расскажу, но не сегодня, в день твоего приезда, когда ты не отдохнул с дороги. Из темноты появились смертные слуги, которые двигались сквозь тени, точно призраки, и у меня возникло ощущение, будто мы единственные живые существа во всем дворце. – Милорд не присоединится к нам?