— Главный инспектор полиции Фредрик Бейер. В нас стреляли. Моя коллега ранена, — прохрипел он в трубку. Фредрик дважды повторил адрес, вложил телефон в руку Кафы, прикрыл ее перевернутым диваном и отполз. Спрятавшись за комодом, он прислушался. Преступник, должно быть, слышал его. Сколько еще охотник пробудет здесь? Надо постараться продержаться, пока не подоспеет подмога. Нужно выбраться наружу, иначе его убьют. И Кафу. Если она еще жива. Из другой комнаты доносилось шипящее дыхание. По чавканью резиновых подошв можно было догадаться, что кто-то направляется к проему в стене. Фредрик отказался от мысли выбраться наружу через дверцу на чердак. Его бы изрешетили еще на полпути. Оставалась только одна возможность: дверь на лестничную площадку — туда, где была свалена мебель. Она должна была находиться где-то в другом конце комнаты. Комод опрокинулся с жутким грохотом, когда Фредрик рванулся с места. В темноте было невозможно пробраться бесшумно. Он перевернул стол, откинул несколько стульев, стоявшие друг на друге полки грохнулись на пол. Но не раздалось ни одного выстрела. Ни единого звука сзади. Он ринулся вперед — и вот он у цели. К стене был придвинут высокий стеллаж. Придется протискиваться между ним и стеной. Но у него получится. Здесь не так уж и узко. Шаг за шагом он протискивался между стеллажом и стеной. Фредрик нащупал дверную раму и пробежал руками по двери в поисках дверной ручки. И тут он понял, почему убийца не стрелял, почему не преследовал его. Фредрик услышал тихое выжидающее шипение. Здесь не было никакой дверной ручки. Только дыра на ее месте и толстая доска, которой была заколочена дверь. У них не было шансов с той самой секунды, как они оказались на чердаке. Преследователь знал, что выхода отсюда нет. Теперь это лишь вопрос времени, когда его пригвоздят к стене. К горлу подступила тошнота. Стало трудно дышать. Фредрик попытался нащупать хоть что-то, хоть какую-то дырку в стене, через которую можно выбраться, но ничего не было. Только холодный металл и мертвая древесина. И… пластик. Пластик рядом с дверью. Вдоль дверной рамы. Он нащупал провод. Кнопку. Выключатель. Пол за стеллажом скрипнул. Фредрик понял, что человек, который хочет убить его, просто ждет. Наслаждается тем, как паника овладевает Фредриком. Пора. Фредрик нажал локтем на выключатель. Замерцало. И еще раз. Все чаще. Комната наполнилась резким холодным светом висевших на потолке люминесцентных ламп. Он уперся в стену и изо всех сил навалился на стеллаж, толкнул его что было мочи, и тот с грохотом упал на пол. За ним стоял человек. Он был высоким, в нем было больше двух метров роста. Под обтягивающим темным свитером проступало его мощное тело. Наклонившись вперед и широко переставляя ноги, он хаотично ходил по кругу, размахивая пистолетом в правой руке, а левой протирая очки ночного виденья. Фредрика внезапно осенило, что из-за света в очках здоровяка пошла зеленоватая рябь, пока электроника искала ошибку. На несколько секунд нападавший был ослеплен. Фредрик бросился вперед и изо всех сил ударил гиганта по голове. Удар пришелся по челюсти, и громила отшатнулся, ища опоры. Фредрик сильно толкнул его плечом в грудь, схватив руку с пистолетом. Она была холодной и скользкой, как рыба. Они рухнули на пол, свалив стоявшие поблизости стулья. Фредрик надеялся, что они натолкнутся на что-нибудь большое, что лишит гиганта равновесия и отбросит его назад. Фредрик услышал звук падения сорванных с головы очков ночного видения. Ледяное ритмичное шипение было таким звучным, что Фредрик не мог не взглянуть на противника. Он встретился с ним взглядом. Второй раз за эту ночь он с трудом поверил своим глазам. Голова вытянутой формы была без единого волоса. На лице отсутствовали даже брови и ресницы. Мертвенно-бледная землистая кожа напоминала застывший воск. Ледяные серые глаза на изуродованном лице смотрели на Фредрика. Ушей не было. На месте носа зияла неровная фыркающая дыра, и Фредрик уставился прямо на его носовой проход. Под ним зиял рот без верхней губы. Как и нос, она была отрезана, и широкий красно-белый шрам сливался с деснами. В глубине разинутой глотки вибрировал красно-белый обрубок: остатки языка, похожие на только что родившегося крысенка, полного ненависти к Фредрику. Сцепившись, они рухнули на тонкую деревянную стену. Они налетели друг на друга не сильно, но этого было достаточно, чтобы у здоровяка перехватило дыхание. Фредрик быстрым взглядом окинул стену. Вот он. Примерно на высоте плеча из стены торчало острие гвоздя. Со всей силы Фредрик ударил о него сжимавшую пистолет руку громилы, и гвоздь вонзился в тыльную сторону ладони. Нападавший глубоко и протяжно застонал. Пистолет упал на пол. Фредрик ударил здоровяка коленом в пах, и из глотки противника вырвалось клокотание. Фредрик ударил еще раз. Что было мочи саданул громиле коленом в промежность. Он занес было ногу для еще одного удара, но, к своему удивлению, не смог пошевелить ею. Массивная рука вцепилась в его ногу, почти сомкнув вокруг нее пальцы. Фредрик упал на спину. Шансов практически не оставалось. Он ухватился за ремень противника и повалил его на себя. Тот схватил Фредрика за горло и ударил головой об пол. Сила победила. Соперник тряс Фредрика как ребенок куклу. Очки отлетели в сторону. Нужно было собраться. Схватиться за ремень. Держаться изо всех сил. Включить свой цинизм. Фредрик слабел. Сознание полицейского уходило. Полное ненависти лицо нависало над Фредриком. Холодные руки сжимали горло. Становилось все темнее и темнее. Свет все таял и таял. Глава 38 Пучина затягивала его. Все глубже и глубже. В какой-то момент они отделились друг от друга. Тонущее судно, перевозчик на другой берег и он — качающийся на волнах, словно в невесомости, потерявшийся между жизнью и смертью. Он оттолкнулся и стал подниматься вверх. Еще раз и еще. С посиневшим лицом и со сдавленными легкими, он наконец вынырнул на поверхность и вдохнул полной грудью, разгоняя кровь, сердце и наполняя жизнью каждую клетку тела. Он пришел в себя. Его руки были связаны. Что-то теплое, вероятно, кровь, стекало с затылка по шее. Он услышал, как хрустнули и развалились на части его очки. Сглотнул. Из-за сильной боли в гортани он чуть было снова не отправился в небытие. Одетый в темное человек стоял к нему спиной. Между ступнями у него стояла сумка, а в руках он держал прозрачный флакончик. Воняло спиртом и аммиаком. Аккуратными движениями он оттирал гвоздь в стене. Затем громила снял с пояса карманный фонарик размером с шариковую ручку и посветил им сначала на стену, потом на пол, а затем на Фредрика. Это был ультрафиолет. С его помощью преступник уничтожал следы. Вдруг что-то другое привлекло внимание Фредрика. Сирены. Громкие отдающие команды голоса. Звучное хлопанье дверями машин. Громила склонился над Фредриком. Его зубы были стиснуты. Глаза уже больше не широко раскрыты, а сощурены. Он снова поднес руки к горлу Фредрика. Неужели это чудовище сейчас прикончит его? Нависая над Фредриком, громила схватил шариковую цепочку, на которой висело полицейское удостоверение, и сорвал ее. Часть 2 Глава 39 Март того же года, ранее — Пио. Мой дорогой, любимый Пио. Карл Юсефсен наклонился, чтобы еще раз поцеловать своего возлюбленного в губы. Он не заметил, как тот застыл в смущении, что с ним обычно случалось. Сегодня вечером это нестрашно. Сегодня праздник. Он даже не обратил внимания на то, что Пио закурил. Карл прикрыл глаза, прислонился к стене, вдохнул свежий зимний воздух, затем открыл глаза и увидел самое прекрасное из того, что когда-либо наблюдал. Тяжелые снежные хлопья танцевали в желтом свете уличных фонарей, а потом ложились на землю, окрашивая город в белый цвет. Они падали на Пио. На его темные кудри, плечи, за воротник пуховика, таяли на гладком лице баска. Лицо Пио блестело и становилось еще, еще красивее. — Это твой вечер, Пио. Наш вечер. Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. Держась за руки, они пробрались к столику в самой глубине зала, где сидели друзья партии. Опьяневшие, сегодня они поступились своими принципами и не пошли домой. Счастливые, они решили остаться, пока не включился свет и бармен не сказал им строго, но дружелюбно: — Ну все, мальчики, вечер окончен. Здесь, по крайней мере. И счастье как будто не собиралось заканчиваться этой зимней ночью: на улице их уже ожидало такси. — В центр Шиена, — сказал сияющий Карл, усевшись на заднее сиденье. Водитель повернулся. У него были светлые всклокоченные волосы и ясные улыбающиеся глаза. — Вы Пио? Пио Отаменди из «Хёйре»? Никто из них не отреагировал на его слова. После шести лет в политике они делили всех людей на противников, сочувствующих и товарищей по партии. — Мой любимый сегодня стал лидером «Хёйре» в Порсгрунне, — провозгласил пьяный Карл. — Это я знаю, — сказал водитель. Пио снова смутился, спрятав руки в шерстяной плед на сиденье. — Пио… Никому нет дела, — прошептал Карл и обнял его. Баск уснул еще до того, как машина пересекла границу города. Когда они остановились на красный сигнал светофора, шофер повернулся к ним. — Богу есть дело, — пробормотал он. — Что? Карл едва успел почувствовать укол иглой в ногу, как тоже уснул. Глава 40 — Прости меня, Якоб. Передавай привет Софии. Телефон в руке казался тяжелым. Грустный голос эхом отдавался в пустой квартире. Элис не захотела передавать его сообщение детям. Фредрику пришлось звонить самому. — Мне так жаль. Но вам не нужно приезжать. Нам придется отложить отпуск. Папе надо работать. Наконец Фредрик понял, что на том конце провода его никто не слушает. Он потер глаза и положил трубку. В квартире на Фрогнере, где Фредрик вырос, он поснимал со стен все фотографии. Книги сложил в ящик, а мебель разобрал. И только воспоминания остались на прежнем месте. Запахи. Яблочный пирог с корицей, кровь из носа и свежий асфальт. Его матери, Гунхилль Фредесен, было девятнадцать, когда она самостоятельно пересекла Атлантику. Два года спустя уже в качестве невесты она стояла рядом со своим возлюбленным у алтаря в лютеранской церкви Святого Петра в городе Григла, штат Миннесота. Кеннет Бейер был американцем с норвежскими корнями, и познакомились они, когда он работал секретарем в норвежской делегации ООН. Фредрик появился на свет летом, когда его родители отправились в отпуск на родину, а два года спустя небольшое семейство переехало в Норвегию. Как оказалось позже, насовсем. Фредрик так и остался единственным ребенком в семье. Кеннет Бейер работал дипломатом в американском посольстве, а Гунхилль сидела дома с мальчиком. * * * Адвокатом оказалась длинноногая помощница адвоката в таком обтягивающем наряде, что в ее кармане едва помещались ключи от «ауди» цвета красной губной помады, припаркованного снаружи на тротуаре. По электронной почте Фредрик сообщил, что работает в полиции. Но по ее виду было заметно, что она ждала кого-то другого, а не избитого парня с забинтованной головой и голосом, скрежещущим, как наждачная бумага по стеклу. Пиво «Карлсберг» из упаковки по шесть банок — единственное, что он мог ей предложить. Она отказалась. — По закону вы получаете обязательную долю наследства. К тому же ваша мать завещала вам движимое имущество в квартире, предметы искусства, кухонную утварь и мебель, если они представляют для вас материальную или духовную ценность. Остальное, то есть банковские вклады и выручка после продажи квартиры, отходит к городской церковной миссии. — И о какой цифре идет речь? Она достала документ и авторучку из папки в кожаной обложке. — Ну, не так уж и много. Три миллиона на счету. И потом добавится сумма от продажи квартиры. Тут надо кое-что привести в порядок, — сказал она, скептически посмотрев на пятна на стенах.