– Вот именно! От него-то маленький Юрочка все и узнал! Да еще и записи свои с планами и всем прочим тот ему оставил. И, когда представилась возможность, Тарасов-внук подсуетился, чтобы сюда попасть, а служил он до этого, как я уже говорил, в Курске. – Но как же он не побоялся с этим уголовником Корнем связаться? Как они вообще могли скорешиться? – недоуменно пожал плечами Геннадий. – Вот и это меня тоже очень заинтересовало. Дело в том, что, как мне сообщил Орлов, по документам, у Корня первая ходка была по 58-й, и отбывал он в 313-м ГУЛАГе, как раз в то время, когда там начальником был Тарасов-дед. И показалось мне очень странным, что политический вдруг превратился в уголовника-садиста. – И тогда ты захотел посмотреть его дело, – сообразил Матвей. – Да! Только в архиве вашего ФСБ такого дела не оказалось, а в архив местного МВД я, по вполне понятным причинам, обратиться не мог. Да и без толку это было бы, потому что там хранятся только дела умерших заключенных, а дела тех, кто из лагерей живым вышел, по истечении срока давности уничтожают. – И что это значит? – спросил Борис. – А то, что никто Корнеева не судил и не осуждал! Не было в лагере такого заключенного! Но зато, по рассказам Ивана Георгиевича, там был начальник оперчасти Савва Игнатьевич Корнейчук! Садист, каких мало, который получал невыразимое наслаждение, пытая заключенных и всячески издеваясь над ними. – Что же тогда получается? Этот Чук?.. – Романов удивленно уставился на Гурова, и тот подтверждающе кивнул головой. – Да, это его сын, точная его копия во всех отношениях. После смерти Сталина, когда была объявлена амнистия, Корнейчук понял, что пришла пора скрываться в неизвестном направлении. Ведь не только власти его пришел конец, но ему самому мог наступить конец, потому что желающих отомстить нашлось бы немало, да и руководство на самом верху начало стремительно меняться на новое, а старое из высоких кабинетов переселяться в узилище. И задумал он для всех исчезнуть. А что такое для начальника оперчасти состряпать себе справку об освобождении по амнистии на новое имя? Раз плюнуть! И вот одним летним днем капитан Корнейчук отправился в тайгу на охоту и пропал, а на свет божий в этот день появился бывший политзаключенный Корнеев Савелий Игнатьевич. Естественно, было заведено дело об исчезновении Корнейчука, которое закончилось ничем. И все решили, что он погиб в тайге. Все, кроме… – Тарасова-деда, – догадался Романов. – Вот именно! Он слишком хорошо знал Корнейчука, свою правую руку, и его прегрешения, чтобы поверить в такое стечение обстоятельств – как только объявили амнистию, так тот и исчез. И личное дело капитана Корнейчука он на всякий случай придержал, не сдал в архив. Как говорил Тарасов-внук, он был вообще очень аккуратным человеком, никогда ни одну бумажку не выбрасывал. – И стал Корнейчук-Корнеев уголовником, – добавил Стас. – Да, эта среда оказалась для него вполне подходящей, – сказал Гуров. – Лагерный быт и царившие там нравы он, хоть и по другую сторону колючей проволоки находился, знал прекрасно, крови не боялся, жесток был безмерно, так что органично вписался в уголовный мир. И даже специализация его по цеховикам тоже родом из ГУЛАГа, потому что при Сталине было такое понятие, как экономическая диверсия, вот под эту статью цеховиков и подводили. А уж когда они попадали на зону, Корнейчук вытрясал из них и имена их деловых партнеров, и заначки, и фамилии тех, у кого можно было бы поживиться чем-нибудь ценным. Вот он и стал этим делом промышлять, благо те обращаться в милицию и не думали, а потом и сына своего к этому делу привлек, потому что с семьей своей он потихоньку поддерживал отношения, помогал деньгами и вообще принимал самое непосредственное участие в воспитании наследника, а тот уж в девяностые, отцовские уроки усвоив, и развернулся вовсю. – Так где же Тарасов и Корнейчук-Корнеев пересеклись? – с интересом спросил Виталий. – Если ты имеешь в виду Тарасова-деда, то в колонии они и пересеклись, потому что после закрытия 313-го ГУЛАГа его перевели на аналогичную должность в Мордовию. И увидел он как-то среди вновь прибывших очень знакомое лицо, которое якобы в 53-м в тайге погибло. И держал он с тех пор Корнеева на мертвом кукане, потому что, пригласи он на допрос смотрящего по зоне и предъяви ему личное дело Корнейчука, помер бы тот от рук уголовников смертью долгой, мучительной и позорной. На сына Тарасов-дед не очень рассчитывал, тот был порядочным человеком и прошлого своего отца стыдился, а вот внучек, выросший на рассказах деда о его героическом прошлом, вполне мог оправдать его надежды. Уж очень дед надеялся, что когда-нибудь они с внуком смогут снова добраться до алмазов! Но со временем понял, что ему это дело уже не потянуть, вот тогда-то и приказал Корню, которого никогда не терял из виду, поехать в Новоленск, осесть здесь и ждать, когда к нему его внук приедет. – И тот приехал! – выразительно сказал Крячко. – Но как же Тарасов смог себе людей подобрать? Того же Кравцова? – удивился Матвей. – Так не на пустое место он приехал, здесь Корень был. Он-то ему прикормленного Кравцова с рук на руки и передал, – объяснил Гуров. – Пилотом на его вертолет тоже своего человека нашли, а уголовники в группировке Корня уже были. Вот тогда-то Тарасов с Корнем эту схему и разработали, потому что заключенных уже не было, а собственными руками добывать алмазы эти сволочи не хотели – не барское это, мол, дело. И китайцы начали пропадать, потому что те, кто исчез до этого, действительно сбежали сами, чтобы потом осесть где-нибудь в России. Бандиты отлавливали китайцев по одному и держали в подвале дома Корня. А когда набралось несколько человек, их, накачанных снотворным, на машинах вывезли в условное место, где Тарасов на своем служебном вертолете забрал их вместе с уголовниками и в лагерь доставил. А те четыре человека, что в Новоленске остались, продолжали китайцев похищать и туда переправлять уже опробованным способом. Тарасов периодически прилетал туда и забирал алмазы, которые потом в Благовещенске продавал тем же китайцам, а в лагерь привозил продовольствие и все остальное. Вы подавали заявления в полицию об исчезновении людей, а эти заявления попадали прямиком к Кравцову, вот их никто и не искал. Причем, заметим, в аналитической справке по вашей области, что я в Москве читал, об исчезновении иностранцев не было ни слова. Ну, а дальше вы уже сами все знаете. – А что ты тогда с вертолета высматривал? – спросил Виталий. – Хотел убедиться, что не ошибаюсь, – объяснил Гуров. – И что ты увидел? – допытывался тот. – Две вещи. Первое: я плохо разбираюсь во флоре и фауне, хотя природу очень люблю, но точно знаю, что сосны кустами не растут. – Это ты о чем? – удивленно спросил Максим. – Я объясню, – впервые подал голос Фатеев. – Там была навалена большая куча соснового лапника – наверное, вертолет закрывали, когда Тарасов прилетал, чтобы с воздуха его никто не увидел. – А второе: день был ясный, и на солнце блестела совершенно новая колючая проволока из нержавейки, которой там быть, по идее, не должно, – устало сказал Лев Иванович и подвел черту: – У меня все! – А что было на флэшке? – спросил Александр. – Встречный компромат уже на Тарасова-внука. Если у него было личное дело Корнейчука-Корнеева, которым он мог его в руках держать, то Корень тоже решил подстраховаться и записал весь свой разговор с генералом, когда они эту схему обсуждали. Желающие могут все это посмотреть и послушать, – предложил Гуров, выкладывая на стол флэшку, диктофон и кассеты. – А если кто хочет послушать рассказ в лицах и красках – это к Стасу, он у нас мастер разговорного жанра. – Афоня, сколько человек погибло? – спросил Косолапов, который, по мере того как Гуров рассказывал, все больше и больше мрачнел. – Всего у нас имеется пятьдесят девять заявлений об исчезновении граждан КНР, из которых с того момента, когда Тарасов приступил к своим обязанностям, – пятьдесят одно. В настоящее время на лечении в больнице находятся тридцать девять человек. Таким образом, остается невыясненной судьба двенадцати человек, – ответил тот. – Вот у меня список тех, кто был похищен, когда и откуда, а галочками отмечены те, кого не нашли, – и протянул губернатору несколько листков. – А также все остальные данные: когда был подписан контракт, были ли сняты пропавшим деньги со счета или нет, ну и так далее. Тот начал их смотреть, а Лев Иванович тем временем спросил у Фатеева: – Федор Васильевич, а тела погибших смогли найти? – Да, показал нам один из тех подонков то место, куда их сбрасывали, и мы там отметку поставили, чтобы, если потребуется, следующим летом вернуться, – хмуро ответил тот. – Сейчас зима, искать без толку, да и звери вряд ли чего оставили. – Как вы думаете, ваш замысел удался? – поинтересовался Гуров так, чтобы Косолапов и остальные ничего не поняли, – мало ли как они к этому отнесутся? – Летал сегодня днем, полюбовался на то, что от них осталось, – усмехнулся Фатеев. – Так, мужики! – сказал губернатор таким тоном, что стало ясно – гроза будет нешуточная. – Иваныч! Стас! Я понимаю, что вы устали, но все-таки прошу: пойдите, погуляйте, нам тут кое о чем поговорить надо. Здесь на этаже зимний сад есть, там цветы всякие, аквариум с рыбками… В общем, отдохните пока. Гуров с Крячко без малейших возражений поднялись и вышли из палаты. В коридоре возле двери стояли незнакомый им мужчина и подросток. – Как я понимаю, вы Емельян, потому что Михаила и Степана мы уже знаем? – спросил Лев Иванович. – Точно, а это Мишка, – кивнул мужчина. – Сколько же у вас Михаилов в семье? – удивился Стас. – Если считать всю семью, то пять Михаилов и пять Татьян. Родители, само собой, а потом у каждого из нас в их честь старшие внуки и внучки названы, – объяснил Емельян. Крячко с Гуровым изумленно переглянулись и только покачали головами. А в палате между тем страсти бушевали нешуточные. – Ах вы, сучьи дети! – гремел Косолапов. – Вы кем себя считать стали? Богами, етит вашу мать! А все остальные люди для вас быдло? Вы забыли, кем раньше были? Так я вам напомню! Я вам это так напомню, что вы на всю оставшуюся жизнь запомните! Я ваши рожи разожравшиеся буду до тех пор в ваше собственное дерьмо тыкать, пока вы мне его до последней капли не сожрете! У вас из-под носа людей крадут, а вы и в ус не дуете? Да если бы у меня, когда я директором завода был, хоть один рабочий пропал, я бы не успокоился до тех пор, пока его судьбу не выяснил! А вы? Написали заявление в полицию и решили, что дело сделано, можно дальше бамбук курить? Да для вас после такого и названия подходящего нет! Это что, нелегальные иммигранты были, которые на свой страх и риск сюда приехали и которых никто не хватится? Нет! Люди приехали к вам работать официально! Вы им гарантировали проживание, питание, медицинское обслуживание и все в этом духе, но вы же им еще гарантировали и безопасность! Ну, и где она оказалась? В заднице она оказалась! Вы почему во все колокола не били? Почему тревогу не подняли? Ну, ладно! У вас мозги жиром заплыли! Но каких же идиотов вы себе в команду набрали! Неужели ни один из них не мог сообразить, что если человек свои сбережения со счета не снял, то куда он без них побежит? Где он без них устроится? В чем тогда смысл побега? Вы что, свои службы безопасности настропалить не могли, чтобы они поисками занялись? Или вы думали, что человека похитили, а никто ничего не видел? Да обязательно хоть какие-нибудь свидетели нашлись бы! Но ведь для этого вашим бойцам ножками пришлось бы потопать, побегать! А они уже небось жиром заплыли не хуже, чем ваши мозги! Это было несправедливо, и Фатеев попытался что-то возразить, но произнести успел только: – Мих… – Молчать! – раздался громоподобный рев, затем последовал сокрушительный удар, треск дерева и звон посуды. – Кажется, стол ёкнулся, – шепнул Стас Льву Ивановичу. – А жаль! Там еще оставалось столько вкусного! – Тебе лишь бы пожрать, – буркнул Гуров. А скандал в палате и не думал стихать. – Что, зятек мой разлюбезный? Раскатал губенки на мое кресло? Хрен тебе, а не губернаторство! Как я могу область на тебя оставить, если ты в собственном хозяйстве ни хрена не видишь?! Да ты ее через месяц по миру пустишь! Не-е-ет! Пусть Сам кого хочет, того сюда и назначает! Посмотрю я тогда, как вы крутиться будете! Привыкли у меня за спиной спокойно жить? Ничего! Отвыкнете! Гуров со Стасом снова переглянулись, и Лев Иванович предложил: – Пошли, что ли, а то этому конца не предвидится. – Ну, пошли релаксировать, – согласился Крячко. – Сядем в кресла и будем балдеть, на аквариум глядя. Они прошли в холл, который совершенно неожиданно для них оказался заполнен стриженными наголо людьми в больничных пижамах. Они поливали цветы, рыхлили в горшках землю, мыли листья, кормили рыбок в аквариуме, в общем, занимались делом. – Кажется, мы тут не к месту, – заметил Стас. На звук его голоса люди повернулись, и они увидели, что это китайцы, которых побрили, наверное, потому, что у них на головах и лишай, и всякие другие заразные болезни были. Видимо, за такими вот мирными повседневными делами они хотели хоть как-то забыть о пережитом ими ужасе. Точнее, не забыть, а забыться, отвлечься. – Извините, мы не хотели вам мешать, – сказал Гуров и предложил Крячко: – Пойдем еще куда-нибудь. Но китайцы, увидев Гурова, вдруг бросили свои дела и, говоря что-то, начали все, как один, кланяться, они говорили и кланялись, кланялись. Так глупо Гуров не чувствовал себя еще никогда! Он им тоже несколько раз растерянно поклонился и сбежал на второй этаж, но, еще издалека увидев там в холле китайцев в пижамах, занятых аналогичным делом, затосковал – деваться было некуда. – Страна должна знать своих героев, – назидательно проговорил догнавший его язва Крячко. – Только теперь эта страна уже Китай называется. – Лучше еще одна ФГДС. Ну и как я теперь в этой больнице свое плечо лечить буду? Они же мне проходу не дадут! – Гуров подозрительно посмотрел на Крячко: – Интересно, от кого они все узнать могли? – Я молчал! – быстро ответил Стас. – Да и как я мог им что-нибудь сказать, если мы с тобой все время вместе были? – Значит, Татьяна Сергеевна! – понял Гуров. – Пока нас с тобой здесь днем не было, к Санычу наверняка приходила жена, он ей все рассказал, она – матери, а я теперь должен за все это расплачиваться! – Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – участливо заметил Стас, и Гуров ответил ему бешеным взглядом. – Я, конечно, понимаю, что она губернаторша, но я ей сейчас кое-что выскажу! – заявил он. – Ты случайно не знаешь, где ее кабинет? – Интересно, сколько стоит транспортировка покойника отсюда в Москву? – задумчиво глядя в потолок, спросил Крячко. – Нет, конечно, мужики возьмут все расходы на себя, но зачем же заставлять их так тратиться, если этого можно избежать? – И, посмотрев на друга, объяснил: – Лева! Если ты скажешь ей хоть одно резкое слово, Потапыч тебя убьет на месте! Так что лучше не рискуй! Ты еще нужен своей стране! И, как показали недавние события, не только ей одной, а другой тоже! – не удержался и съехидничал Стас. – Ну, и что мне прикажешь делать? – обреченно спросил Гуров. – Покорно нести бремя международной славы, и пусть отблеск этого света падет и на мою скромную персону, – невинно посоветовал Крячко. – Стас, я от тебя сейчас взвою! – не выдержал Лев Иванович. – Лева! Ни в коем случае! Китайцы же тогда все сюда сбегутся и кинутся тебя от меня защищать! – всполошился Крячко. – Еще побьют, чего доброго, словно мне по жизни и так мало от тебя достается!