– Ни в коем случае. Расследование продолжится. Хут погрузился в раздумья, уставившись на свои штаны. Штаны были покрыты слоем грязи и разорваны на одном колене. Очевидно, Хут лично помогал извлекать Шпрингера из-под камня. – Вы с профессором давно знакомы? – Я бы мог вам такое рассказать, Арчер, у вас бы глаза на лоб полезли! Я был с ним рядом в тот день, когда мы убили предводителя коричневорубашечников. Встречал его в Темпельхофе, когда он спецрейсом доставил Карла Эрнста из Бремена. Карл Эрнст был правой рукой Рема, депутата рейхстага и государственного советника. Шпрингер арестовал Эрнста утром в гостиничном номере, и Эрнст даже не подумал оказывать сопротивление. Пошел, как ягненок на заклание. Хут отхлебнул виски. Он немного расслабился и только хмурил лоб, словно с некоторым усилием вспоминая «ночь длинных ножей». – Штурмовики и представить не могли, что фюрер рапорядится их казнить. – Хут улыбнулся. – Эрнст был такой же. Ничего не понимал до последнего. А когда его поставили перед расстрельной командой, расправил плечи и крикнул «Хайль Гитлер!». В следующий миг его изрешетили. – Хут закрыл лицо ладонями и сделал несколько размеренных вдохов и выдохов, как поступают иногда больные астмой. – Смешно, да? – Не очень, – честно ответил Дуглас. – Хороший урок. Глядя, как этот болван испускает дух, я поклялся никогда больше не попадаться на дешевый треп политиков. – И как, получилось? – Я похож на идеалиста, Арчер? Дуглас молча покачал головой, боясь прервать внезапно напавшую на Хута разговорчивость. Он уже видел таких людей: молчат, молчат, а потом вдруг обнаруживают многословное красноречие и признаются в чудовищных преступлениях. И все они, как и Хут, говорят о себе с удивительной отстраненностью. – Несложно было догадаться, что победят нацисты. Только у них хватало мозгов и решимости. И дисциплины. Мне нравятся победители, Арчер. Моему отцу тоже нравятся победители. Мой отец – хладнокровная скотина, как же, господи, я его до сих пор ненавижу. Чтобы добиться его расположения, нужно было стать первым в классе, и я приложил к этому все усилия. Победят нацисты, Арчер, так что не поддавайтесь желанию им противостоять. На следующей неделе я лечу в Берлин. Буду говорить с рейхсфюрером СС и, возможно, самим фюрером. Им придется поставить меня на место Шпрингера, потому что полная информация есть только у меня. – Хут постучал себя пальцем по голове. – Рано или поздно я и звание Шпрингера получу. Так что выше нос, Арчер! Дни Келлермана сочтены. Избавимся от него к концу следующего месяца. Он у меня будет отвечать на множество неудобных вопросов про свой счет в швейцарском банке и про взятки с подрядчиков, строящих новые тюрьмы. Дуглас смотрел на него с изумлением. А Хут продожал: – На Келлермана досье вот такой толщины. Отчего, по-вашему, он так рвется сунуть нос в мои документы? Плевать ему на ядерную программу, он шкуру свою спасает. – Хут налил себе воды и выпил. – Хотите остаться со мной, Арчер? – У вас в штате? – Людей Шпрингера я намерен разогнать. Почти всех. Если останетесь со мной, дойдете до самого верха. Я вам обеспечу немецкое гражданство и устрою в службу безопасности. И тогда больше никаких пайковых карточек, ограничений передвижения и контроля над финансами. Он смотрел на Дугласа, ожидая ответа. – Вы же говорите, вам нравятся только победители. – Не в качестве личных помощников, – уточнил Хут, сухо улыбнувшись. Возможно, он делал предложение от чистого сердца. Дуглас не мог понять, в какой степени это была спонтанная и неуклюжая тевтонская попытка обаять, а в какой – трезвый расчет. Хут встал и подошел к окну. – С Мэйхью вчера не поговорили? – спросил он, не оборачиваясь. – Нет, но я его найду. Дуглас видел его темный силуэт на фоне окна, видел, как нервно вздрагивают пальцы – будто пытаются стряхнуть не то грязь, не то память о чем-то. – Мэйхью человек образованный, – проговорил Хут, словно обращаясь к самому себе. – Культурный и рациональный. – Да, конечно, – подтвердил Дуглас. – У него ведь нет со мной никаких личных счетов, правда? Чего он ищет? Он ищет статуса и уважения. Все нормальные люди к этому стремятся. Значит, мы можем достичь договоренности. Так, чтобы в результате повысился статус нас обоих. Так ему от меня и передайте. Это был ошеломляющий цинизм даже по меркам Хута. – А какие у меня гарантии? – спросил Дуглас. – У вас прекрасная отговорка: вы всего лишь выполняли приказы. Будьте за это благодарны, друг мой. – Хорошо, я буду вашим контактом. Но не информатором. Произнеся это, Дуглас сразу опознал в собственных словах попытку оправдаться. Он слышал подобное множество раз от людей, которых использовал – и которых презирал. В дверь постучали. – Войдите! – гаркнул Хут. В кабинете появился рассыльный с ведром угля и принялся разводить огонь в камине. Хут кивнул Дугласу в знак, что тот может быть свободен. Дуглас встал, благодаря небеса за то, что у Хута нет обыкновения заканчивать встречи обязательным «Хайль Гитлер!». Проделать этот ритуал на глазах у старика рассыльного было бы выше его сил. У себя на столе он обнаружил кипу неразобранных бумаг. Гари Вудс опаздывал, и Дуглас мысленно обругал его последними словами. Сегодня ему особенно нужна была помощь. В ежедневнике у Гарри значилось совещание у начальника криминального департамента в половину десятого. Дуглас позвонил в департамент и сообщил клерку, что Гарри нездоров. Клерк отпустил шутку по этому поводу – обыкновение Гарри опаздывать было широко известно. Дуглас отправил человека поискать Гарри в кафе «У Джо». Для «Красного льва» было определенно рановато. Позвонил в участок на Сэвил-Роу – Гарри мог забежать туда посплетничать. Получив отовсюду ответ, что Гарри сегодня не видели, Дуглас позвонил клерку в приемной Келлермана и попросил дать ему адрес сборного пункта, куда сгоняли арестованных из Айлингтона – там Гарри жил. Клерк разыскивал адрес четверть часа. Сначала пункт находился в товарных складах на Йорк-уэй, но к вечеру был заполнен, и с половины одиннадцатого начали использовать здание скотного рынка на Каледониан-роуд. Дуглас набрал номер Хута. – Штандартенфюрер, я предполагаю, что Гарри забрали в ходе арестов. Трубка молчала. – Он не пришел на работу, хотя сегодня у него важное совещание. Снова молчание. – Сэр, вы меня слышите? На этот раз Хут ответил: – Я удивлен тому, как долго Вудсу удавалось оставаться на свободе. Вам нужен новый помощник. Есть кто на примете? Надо, чтобы немецкий знал. – Я пойду искать Гарри. – Как вам угодно. Но чтоб завтра в восемь утра за его столом кто-то сидел. Нам необходим полный штат, работы по горло. – Да, сэр, – ответил Дуглас и повесил трубку. Глава 25 Гарри жил на Ливерпуль-роуд. Раньше они с женой занимали весь дом; теперь в их распоряжении остался только первый этаж, два верхних снимала другая семья. Обедали Гарри и Джоан в подвальной кухоньке. Там Джоан и налила Дугласу чаю. Дуглас понял, что его опасения не напрасны, как только она открыла ему дверь – непричесанная, в халате, с покрасневшими от слез глазами. Она была гораздо моложе Гарри. Самая хорошенькая машинистка в канцелярии завода, где Гарри расследовал хищение. Теперь ее белокурые волосы выцвели, лицо покраснело от холода. С неловкой улыбкой она пододвинула к Дугласу чашку прозрачного несладкого чаю, пригладила всклокоченные волосы и поплотнее запахнула халат у горла. За Гарри пришли в три часа ночи. Немецкий офицер в сопровождении двенадцати солдат и какой-то очень юный констебль из пригородного отделения, который никогда раньше не слыхал о Гарри. – Я думаю, он и о Скотленд-Ярде не слыхал, – добавила Джоан с презрением. – А удостоверение Гарри им разве не показал? – Показал. Офицер глянул, поблагодарил и убрал к себе в карман. Хотя вообще был довольно вежлив. Выражал сожаление… Но по-английски почти не говорил, а у Гарри совсем плохо с немецким, мистер Арчер. Жаль, что вас рядом не было. Вот вы умеете с ними объясниться, Гарри всегда это повторял. – Вам следовало позвонить в Скотленд-Ярд, Джоан. – Телефонные будки были все под охраной. Солдат поставили. Разрешали только официальные звонки. Я видела, как соседка пыталась, ушла ни с чем. Я много часов ждала его в полицейском участке. Потом разыскала тамошнего сержанта, он старый друг Гарри, и я знакома с его женой. Он мне сказал, что это какая-то ошибка и мне лучше вернуться домой и лечь спать. Может, Гарри будет дома раньше меня. – Она пожала плечами. – Но его, конечно, тут не было… – Немцы задержали сотни людей. Возможно, тысячи. Идет расследование взрыва на Хайгейтском кладбище. Поиски Гарри среди них могут занять пару дней. И еще день на оформление документов. Но его освободят. Это какая-то ошибка. – Вы всегда были добры к нам, мистер Арчер. По правде говоря, Дуглас всегда был с Джоан в натянутых отношениях. Ее раздражала его аристократическая речь и манеры, а также то, что университетское образование позволило Дугласу сразу продвинуться по карьерной лестнице, а Гарри на всю жизнь застрял в звании сержанта сыскной полиции. – Мы с Гарри напарники, – сказал Дуглас. – Знаете, он плакал, когда узнал, что вы спасли его брата от депортации. Он и не подозревал, что это вы. Он в Сиде души не чает. Плакал, честное слово, не сойти мне с этого места. – Благодарите полицейского хирурга, Джоан. Он подробно расписал, какое у Сида слабое здоровье, и дал заключение, что к физическому труду он непригоден. – Дуглас поднялся на ноги. – Ну пойду искать Гарри. Но если сегодня он еще не вернется, не впадайте в панику. Дело долгое. – Гарри не преступник, мистер Арчер. – Я знаю, Джоан. Снаружи за подвальным оком были видны только беленые ступени каменного крыльца; на каждой стоял горшок с пожухшим от холода растением. Порыв ветра смел с крыльца сухие листья с шорохом, напоминающим шум воды.