– Подайте мне жареной камбалы и картошки, – потребовал Дуглас. – Или что? – с вызовом бросил работник и наклонился к Дугласу через прилавок. – Или я сейчас зайду за стойку и макну в масло и тебя, и дружков твоих, – тихо проговорил Дуглас. – Ах ты… – задохнулся работник и вскинул руку для удара. Дуглас перехватил его кулак, сжал и выкрутил, уложив противника лицом на кипу нарезанных газет. – Ладно, ладно, не психуй! Немецкий солдат, который был шкурно заинтересован в бесперебойной работе забегаловки, попытался схватить Дугласа за свободную руку, однако был осыпан градом такой отборной немецкой брани, какую слышал лишь на плацу, и по привычке аж во фрунт вытянулся. – А теперь будьте любезны подать мне хороший кусок жареной камбалы и порцию картошки на четыре пенни, – распорядился он, не ослабляя хватки, – не то я отправлю вас через дорогу, за колючую проволоку. Понятно? – Да, сэр. Прошу прощения, сэр. Дуглас отпустил его. Работник с кислым видом шлепнул на треснутую белую тарелку кусок камбалы, сверху небрежно добавил жареной картошки, частично рассыпав ее на прилавок. Дуглас протянул ему полукрону, получил сдачу, и работник тут же занялся следующим солдатом, ловко заворачивая очередную порцию в газетный кулек. Мелькнула старая передовица «Дэйли телеграф». «Немцы отступают у Эшфорда», «Кентербери выбросил белый флаг, в город входят танки»… «Что они с нами сделали? – думал в тоске Дуглас. – В кого я превратился?» По запотевшему окну забегаловки слезами сбегали капли конденсата, и сквозь оставленные ими дорожки виднелась толпа арестантов. Гул голосов не перекрывало даже шкворчащее на сковородках масло. Дуглас присолил рыбу, сбрызнул ее уксусом. На протяжении своей карьеры в полиции ему приходилось иметь дело со всеми сортами грязи, нищеты и убожества. Но до сегодняшнего дня он, по крайней мере, чувствовал, что сражается на правой стороне. Хранит закон и порядок. Теперь же, глядя в окно на другую сторону улицы, он совсем не ощущал этой уверенности. Он думал об отце, которого никогда по-настоящему не знал, о своем счастье с женой, оборвавшемся так внезапно и страшно. Теперь у него не осталось никого, кроме сына. И не было в его жизни места для сложностей, которые неминуемо принесет с собой Барбара Барга. Однако, вопреки всему, он уже полюбил ее. Полицейские не верят в любовь, слишком часто они видят обратную ее сторону – насилие, боль и отчаяние, которые следуют за ней. Поэтому Дуглас убеждал себя, что к Барбаре его тянет желание отвлечься от царящего вокруг безумия. Что влюблен он на самом деле в идею далекой свободной Америки, а Барбара всего лишь является ее олицетворением. Но какой бы ни была правда, Барбару он должен был увидеть. Как можно скорее. Глава 27 – Кошмарно выглядишь, – сообщила она с лукавой улыбкой. – И рыбой пахнешь. Где вас носило, Дуглас Арчер, хотела бы я знать? Я чуть с ума не сошла. Она просто шутила, но именно это Дуглас и хотел услышать. Они крепко обнялись, она нежно погладила его щеку ладонью. – Можно мне выпить? – Конечно, милый! Жена никогда не называла его «милый». Честно говоря, прежде Дуглас сомневался, что кто-то вообще использует это обращение вне киноэкрана. И большинство его знакомых просто не поверили бы, что Дуглас Арчер может с порога объявить о желании выпить. Барбара прошла на кухню, достала кубики льда из морозилки, бросила в два бокала. Дуглас тем временем рассказывал ей, как искал Гарри в толпе на скотном рынке, умолчав, впрочем, про Сильвию. – Телеграф пропускает только официальные сообщения нацистов, – сказала Барбара, передавая ему виски. – У меня готова отличная статья с фотографиями, но я не могу ничего передать. Сотни людей арестованы. Чтобы увидеть все своими глазами, достаточно просто взять кэб до центра. В Америке это уже было бы во всех газетах. – Мы не в Америке, – напомнил Дуглас. – И арестованы не сотни, а тысячи. Внезапно выглянувшее солнце осветило белые стены кухни. – Полковник Мэйхью звонил, хочет тебя видеть. Зайдет сегодня около восьми. – У меня ордер на его арест. Хут пытается запугать его, чтобы пошел на сделку. – Какую сделку? – Мэйхью получает короля и увозит его в Америку. Хут получает кипу расчетов для атомных экспериментов. Немцы пытаются сделать супербомбу. Барбару известие ничуть не удивило. – Да, я слышала. Тебе подлить? Дуглас накрыл бокал ладонью. – Они оба сумасшедшие, – сказал он. – Почему? – Потому что, как только король попадет в Штаты, о Мэйхью все забудут. Как только Хут достанет для нацистов эти расчеты, в нем самом отпадет всякая необходимость. Он не ученый, он юрист. Его знания ограничиваются конспектами из немецких научных журналов и энциклопедий да еще двумя докладами профессора Шпрингера. Я все это прочитал и теперь ориентируюсь в предмете не хуже его. – Может, они и не гонятся за признанием? – Барбара, – вздохнул Дуглас с невеселой улыбкой, – я еще не встречал двух людей, настолько похожих друг на друга в своей готовности идти по головам. В этот момент Барбара вдруг увидела в нем огромную силу – не физическую силу, силу мускулов, которой мужчины часто пользуются для устрашения окружающих, а другую – добрую, простую и скромную. Они перешли в гостиную и сели на уродливый маленький диван. Потертую и вытянувшуюся обивку украшал рисунок в виде крупных зеленых листьев, отчего диван смахивал на огромное хищное растение. – Ты вспоминаешь жену? – спросила Барбара, сосредоточенно играя кубиком льда в своем бокале. – Иногда. Мы с ней были друзьями детства. – Это очень тяжело… – Ну, по крайней мере, со мной сын. Барбара придвинулась поближе, и он обнял ее за плечи. – Я тоже с тобой, – сказала она. – Ты со мной? Дуглас вскинул на нее глаза, но она отвернулась. Вздрогнула, когда он коснулся ее спины. – Ты со мной? – повторил он. – Сам знаешь, что да, – прошептала она в бокал. – Я люблю тебя, Барбара. – Я тоже тебя люблю, Дуг. Хотя, видит бог, это в мои планы совсем не входило. Облака свовь закрыли солнце, золотистый свет погас, и комната погрузилась в полумрак. Барбара зажгла настольную лампу. – Жуткий диван, правда? – Правда, – согласился Дуглас. – Самый жуткий диван на свете. Выйдешь за меня замуж? – Я хотела отдать его в покраску, а потом задумалась, вдруг хозяевам он дорог… – Барбара водила пальцем по контуру ядовито-зеленого листа. – Я получаю в год не больше, чем ты за одну хорошую статью, – признался Дуглас. – Давай поженимся как можно скорее. – И у меня ребенок, ты помнишь? – Я помню. – Ну что за слезы, Барбара? – Я помню, что у тебя сын. Я беру обоих. Иначе не согласна, понятно тебе? Голос прервался, и она заплакала. Дуглас сгреб ее в охапку и стал целовать. Глава 28 Полковник Мэйхью прибыл в восемь часов ровно. Дуглас с Барбарой встретили его в гостиной, с ребяческим восторгом сделав вид, что удивлены, – хотя издалека заметили его на улице, поджидая у окна спальни. Мэйхью небрежно сунул плотно свернутый зонтик в медную подставку на внутренней стороне двери и повесил пальто и шляпу на вешалку с видом частого гостя. Его улыбка напоминала нервную гримасу. – Полагаю, насчет Гарри вы уже в курсе. – Гарри Вудса? – уточнил Дуглас. – Он задержан.