– Именно. Мне тоже он не нужен. Просто отправлю его на все четыре стороны, и можно будет ехать. – Я усадил ее на ступеньку. – Ладно? Дина подтянула к груди колени и уткнулась лицом в сгиб локтя. – Ладно, – сдавленно буркнула она. – Только побыстрее, хорошо? Чтобы нам не мешать, Ричи сделал вид, что читает эсэмэски. – Слушай, Ричи, возможно, у меня сегодня не получится к тебе присоединиться. Ты по-прежнему готов к ночному дежурству? – спросил я, одним глазом приглядывая за Диной. Я видел, что на языке у него крутится уйма вопросов, однако он знал, когда лучше держать рот на замке. – Конечно. – Хорошо. Выбери летуна. Он – или она, если выберешь как-ее-там – может записать себе сверхурочные, но намекни, что с точки зрения карьеры лучше обойтись без них. Если что-нибудь произойдет, звони немедленно – даже если это покажется тебе неважным, даже если думаешь, что справишься сам, звони мне. Понял? – Понял. – Хотя вообще-то, даже если ничего не случится, все равно звони – я хочу быть в курсе. Звони каждый час. Если не буду брать трубку, звони, пока не отвечу. Понял? – Понял. – Скажи главному, что у меня чрезвычайная ситуация, но пусть не беспокоится, я все улажу и вернусь в дело не позже завтрашнего утра. Доложи ему о том, что было сегодня, и о наших планах на ночь. Справишься? – Да, скорее всего. Ричи скривил уголок рта: вопрос пришелся ему не по душе, однако в тот момент мне было не до его самолюбия. – Никаких “скорее всего”, сынок, просто справься. Скажи ему, что летуны и поисковики уже получили задания на завтра и что нам нужна группа водолазов – они должны как можно скорее начать работу в заливе. Как только закончишь с ним, приступай. Тебе понадобятся еда, теплая одежда, кофеиновые таблетки – кофе не годится, если не хочешь мочиться каждые полчаса – и очки-тепловизоры. Надо исходить из того, что у нашего парня есть какой-то прибор ночного видения. Не хочу, чтобы он имел над тобой преимущество. И проверь свой ствол. Большинство из нас за всю карьеру ни разу не достают оружие из кобуры. И некоторые позволяют себе расслабиться. – Мне уже доводилось сидеть в засаде, – ответил Ричи так сдержанно, что я не понял, посылает он меня при этом или нет. – Утром увидимся здесь? От нетерпения Дина уже откусывала нитки с рукава. – Нет, не здесь. Ночью я постараюсь выбраться в Брайанстаун, но не факт, что получится. Если не приеду, встретимся в больнице на вскрытиях. Ровно в шесть, и ради бога не опаздывай, иначе остаток утра нам придется лебезить перед Купером. – Без проблем. – Ричи убрал телефон в карман. – Ну, тогда до встречи. Нам просто нужно сделать все, чтобы не облажаться, так? – Не облажайтесь. – Хорошо, – сказал Ричи смягчившимся тоном. Мне почти показалось, что он меня успокаивает. – Удачи. Кивнув мне, он направился к двери конторы. Ему хватило ума не оборачиваться. – Майки, – зашипела Дина, схватив меня сзади за пальто. – Поехали уже. Я помедлил с полсекунды, чтобы взглянуть на темнеющее небо и обратиться с горячей молитвой неведомо к кому: Боги, не дайте нашему парню попасться в руки Ричи. Пусть он проявит больше выдержки. Пусть дождется меня. – Вставай. – Я положил руку Дине на плечо, и она вскочила, будто испуганная зверушка – дыхание быстрое, острые локти торчат в стороны. – Поехали. * * * В такие дни нужно первым делом увести Дину с улицы. То, что кажется безумием, во многом просто напряжение, беспричинный нарастающий ужас, который обрушивает свои цепкие потоки на все, что проносится мимо, и в конце концов Дина застывает, пораженная необъятностью и непредсказуемостью мира, словно затравленный зверек. Если отвести ее в знакомый дом, где нет чужих людей, громких звуков и резких движений, чтобы вдвоем переждать беду, она успокаивается, и иногда у нее даже наступают долгие периоды просветления. Когда мы с бывшей женой продали дом, при покупке квартиры я думал и о Дине. Мы выбрали подходящее время для развода – по крайней мере, я продолжаю себя в этом убеждать, – рынок недвижимости был на подъеме, и моей половины денег от продажи дома хватило на задаток за квартиру с двумя спальнями в Международном центре финансовых услуг[11]. Район достаточно центральный, чтобы я мог ходить на работу пешком, и достаточно модный, чтобы я не чувствовал себя таким уж неудачником из-за распавшегося брака. Кроме того, квартира расположена довольно высоко, на четвертом этаже, поэтому Дину не пугает уличный шум. – Слава богу, наконец-то! – воскликнула она с огромным облегчением, когда я отпер дверь. Она протиснулась мимо меня и прижалась спиной к стене в прихожей, закрыв глаза и глубоко дыша. – Майк, можно в душ? Я нашел для нее полотенце. Дина бросила сумочку на пол, скрылась в ванной и захлопнула за собой дверь. В плохой день Дина может провести под душем весь вечер, если горячая вода не кончается и ей известно, что за дверью нахожусь я. По ее словам, в воде она чувствует себя лучше, потому что ее разум отключается, – страшно представить, сколько всего сказал бы об этом Юнг. Когда зашумела вода, а Дина начала напевать, я закрыл дверь гостиной и позвонил Джери. Звонить своей старшей сестре насчет младшей я ненавижу едва ли не больше всего на свете. У Джери трое детей – десяти, одиннадцати и пятнадцати лет, – она работает бухгалтером в фирме по дизайну интерьеров, принадлежащей ее лучшей подруге, и у нее муж, которого она редко видит. Все эти люди в ней нуждаются. Во мне же, наоборот, не нуждается никто, кроме Дины, Джери и отца, причем Джери нужно главным образом, чтобы я не звонил ей по такому поводу, – и я уже несколько лет ее не подводил. – Мик! Погоди секунду, я включу стиралку… – Захлопывается дверца, щелкают кнопки, доносится механическое жужжание. – Ну вот. Все в порядке? Ты мое сообщение получил? – Да, получил. Джери… – Андреа! Я все вижу! Сейчас же верни ее ему, а то отдам ему твою. Ты этого хочешь? То-то же. – Джери, послушай. Дине опять сносит крышу. Она у меня, принимает душ, но мне нужно кое-что сделать. Можно я закину ее к тебе? – О боже… – В трубке послышался вздох. Джери – наша оптимистка: даже сейчас, двадцать лет спустя, она по-прежнему надеется, что каждый очередной раз станет последним, что однажды утром Дина проснется здоровой. – Бедняжка… Я бы и рада ее взять, но только не сегодня. Может, через пару дней, если она все еще… – Джери, я не могу ждать пару дней. У меня большое дело, в ближайшем будущем мне придется работать по восемнадцать часов, а на работу ее с собой не возьмешь. – Мик, я не могу. У Шилы желудочный грипп, об этом я и говорила тебе на автоответчик, а от нее заразился муж. Обоих всю ночь рвало, то одного, то другого. Колм и Андреа тоже того и гляди свалятся. Я весь день вытираю рвоту, стираю и готовлю им чай, и вечером, похоже, буду делать то же самое. Заниматься еще и Диной я не могу. Просто не могу. Приступы у Дины продолжаются от трех дней до двух недель. На такой случай я всегда приберегаю отпускные дни, и О’Келли ни о чем меня не спрашивает, но в этот раз отгул он мне не даст. – А папа? – спросил я. – Хоть один раз? Может, он… Джери промолчала. В моем детстве папа был осанистым и поджарым. Он любил выносить категоричные, непререкаемые суждения: “Женщина может влюбиться в пьяницу, но никогда не будет его уважать. Лучшее лекарство от дурного настроения – свежий воздух и упражнения. Кто возвращает долги раньше времени, тот никогда не будет голодать”. Он мог что угодно починить, что угодно вырастить и при необходимости готовил, убирал в доме и гладил вещи, как настоящий профессионал. После смерти мамы он так и не оправился. Он по-прежнему живет в Тереньюре[12], в доме, где мы выросли. По выходным мы с Джери по очереди заезжаем к нему – убираем в ванной, кладем в морозилку семь сбалансированных обедов, проверяем, работают ли телевизор и телефон. Кухня обклеена психоделическими оранжевыми обоями с завитушками, которые мама выбрала еще в семидесятых; в моей бывшей комнате мои покрытые паутиной учебники с загнутыми уголками страниц стоят на книжной полке, которую папа сделал для меня. Зайдите в гостиную и задайте ему какой-нибудь вопрос, через несколько секунд он отвернется от телевизора, моргнет, скажет: “Сынок, рад тебя видеть” – и продолжит смотреть австралийские мыльные оперы без звука. Время от времени его одолевает беспокойство, он отрывается от дивана и принимается шаркать по саду в шлепанцах. – Джери, пожалуйста. Всего на одну ночь. Завтра она весь день проспит, а к вечеру я рассчитываю разобраться с работой. Пожалуйста. – Мик, я бы с удовольствием, но сегодня никак. Дело не в том, что я занята… Шум на заднем плане стал тише – Джери отошла подальше от детей, чтобы спокойно поговорить. Я представил, как она стоит в заваленной яркими джемперами и школьными тетрадями столовой, вытягивая из аккуратной, еженедельно укладываемой прически прядь светлых волос. Мы оба знали, что я не предложил бы отвезти Дину к отцу, если бы не оказался в безвыходном положении. – Но ты же знаешь, что с ней творится, если отойти от нее хоть на минуту, а ведь мне надо ухаживать за Шилой и Филом… Что, если кого-то из них стошнит посреди ночи? Они должны сами за собой убирать? Или я должна бросить ее, чтобы она начала дурить и перебудила весь дом? Я прислонился спиной к стене и провел ладонью по лицу. От вони каких-то химикатов с запахом лимона, которыми пользуется уборщица, казалось, что в квартире нет воздуха. – Да, знаю, – сказал я. – Не волнуйся. – Мик… Если мы не справляемся… возможно, пора обратиться к специалистам. – Нет. – Это прозвучало так резко, что я сам вздрогнул, но пение Дины не оборвалось. – Я справлюсь. Все будет хорошо. – У тебя не будет проблем? Сможешь найти себе замену? – У нас так не положено. Но ничего, я что-нибудь придумаю. – Ох, Мик, извини. Мне очень жаль. Как только мои немножко поправятся… – Все нормально. Передавай им от меня привет и сама постарайся не заразиться. Я еще позвоню. Где-то на заднем плане раздался яростный вопль. – Андреа! Я что сказала?.. Конечно, Мик. Может, утром Дине станет получше, да? Никогда ведь не знаешь… – Да, возможно. Будем надеяться. Дина взвизгнула и выключила душ: закончилась горячая вода. – Мне пора. Береги себя. Когда дверь ванной открылась, телефон уже был припрятан, а я резал овощи в кухне. На ужин я пожарил себе говядину с овощами – Дина была не голодна. Душ ее успокоил, она – в футболке и трениках, которые достала из моего гардероба, – свернулась калачиком на диване, уставившись в одну точку и рассеянно вытирая волосы полотенцем. – Тсс, – прервала она меня, когда я осторожно попытался спросить, как прошел ее день. – Ничего не говори. Слушай. Прекрасно, да? Я слышал только приглушенный гул уличного движения четырьмя этажами ниже и звяканье синтезаторной музыки, которую пара надо мной включает каждый вечер, чтобы ребенок заснул. Наверное, по-своему такие звуки действительно умиротворяют, и после того, как я весь день ловил каждое слово свидетелей, мне было приятно готовить и ужинать в тишине. Мне хотелось посмотреть новости, узнать, как репортеры подали сюжет, но об этом не могло быть и речи. После ужина я сварил кофе – целый кофейник. От жужжания кофемолки Дина снова занервничала: расхаживая туда-сюда босиком по гостиной, она снимала книги с полок, перелистывала и ставила обратно как придется. – Ты куда-то собирался? – спросила она, стоя спиной ко мне. – На свидание или еще куда?