За стеной поселка море темнело, неуклонно катилось к ночи; у воды снова пробавлялись мелкие птицы. Джери набрала воздуха и судорожно выдохнула: – Как же мне это надоело. Эту ноту я слышал уже миллион раз, и в ее голосе, и в своем, – усталость, разочарование и раздражение, смешанные с чистым ужасом. Но сколько бы раз ни повторялась одна и та же канитель, ты никогда не забываешь, что однажды исход, возможно, будет иной: не записка с извинениями и не букет краденых цветов у тебя на пороге, а ночной звонок, беседа с желторотым полицейским, отрабатывающим навыки уведомления родственников, визит в морг Купера для опознания тела. – Джери, не волнуйся. Мне остался последний допрос, а потом я все утрясу. Если она ждет меня на работе, я тебе сообщу. Продолжай звонить ей на мобильник; если дозвонишься, скажи, пусть придет ко мне в контору, и пришли мне эсэмэску, чтобы я знал. В противном случае я найду ее, как только закончу с делами. Хорошо? – Да. Хорошо. – Как я собираюсь это сделать, Джери не спросила. Ей нужно было верить, что все просто. И мне тоже. – Конечно, за пару часов с ней ничего не случится. – Поспи немного. Сегодня Дина побудет у меня, но завтра мне, возможно, придется снова привезти ее к вам. – Конечно. У нас все отлично, Колм и Андреа не заразились, слава богу… Обещаю, больше я с нее глаз не спущу. Мик, мне правда очень жаль. – Серьезно, не волнуйся. Передай Шиле и Филу, что я желаю им поскорее выздороветь. Я буду на связи. Ричи по-прежнему стоял, прислонившись к дверце машины и глядя вверх, на острые перекрестия стен и строительных лесов, расчертившие холодное бирюзовое небо. Когда я нажал на ключ машины и пискнула сигнализация, он, выпрямившись, обернулся: – Ну как? – Все уладил, – ответил я. – Поехали. Я открыл дверцу, но Ричи не шевельнулся. В сумерках его лицо казалось бледным и умудренным. Он выглядел значительно старше тридцати лет. – Я могу чем-нибудь помочь? – спросил он. За секунду до того, как я открыл рот, меня захлестнуло желание, внезапное и мощное, словно паводок, и столь же опасное: рассказать ему обо всем. Я подумал о напарниках, которые за десять лет узнавали друг друга как свои пять пальцев. Любой из них сказал бы: “Помнишь, вчера пришла девушка? Это моя сестра, у нее беда с головой, и я не знаю, как ее спасти…” Я увидел паб, напарника, несущего кружки с пивом, втягивающего тебя в споры о спорте, рассказывающего пошлые анекдоты и байки, пока ты не расслабишься и не забудешь о том, что твой разум замкнуло. Я увидел напарника, который под утро отправит тебя домой с зарождающимся похмельем и чувством, что у тебя есть друг, надежный как скала. Картинка была настолько реальной, что об нее хотелось погреть руки. В следующую секунду я справился с собой, и меня затошнило при мысли, что я готов был жаловаться Ричи на семейные проблемы, чтобы он погладил меня по головке и утешил. Он не мой лучший друг, с которым я прослужил десять лет, не брат по крови, а едва знакомый человек, который даже не соизволил поделиться со мной озарением, посетившим его в квартире Конора Бреннана. – Не надо, – резко ответил я. На миг я подумал, не попросить ли Ричи, чтобы он сам поговорил с Фионой или же напечатал отчет, а беседу с Фионой перенес на завтра – Конор никуда бы не делся, – однако эти мысли показались мне жалкими и отвратительными. – Спасибо за предложение, но у меня все под контролем. Послушаем, что скажет Фиона. 13 Обессиленно привалившись к фонарному столбу, Фиона ждала нас перед зданием конторы. В дымном желтом свете, под зябко поднятым капюшоном красного пальто она казалась маленьким, заблудившимся сказочным существом. Я провел рукой по волосам и загнал мысли о Дине на задворки сознания. – Не забывай, – сказал я, – она все еще под подозрением. Ричи глубоко вздохнул, словно его внезапно накрыла усталость. – Она не давала Конору ключи, – ответил он. – Знаю. Но они знакомы, и, прежде чем ее исключать, мы должны выяснить, что именно их связывает. Когда мы подошли, Фиона выпрямилась. За последние пару дней она похудела, скулы заострились, а кожа потускнела, стала серой, как пергамент. От нее исходил неприятный стерильный запах больницы. – Мисс Рафферти, спасибо, что пришли, – сказал я. – Можно мы… Нельзя ли закончить с этим побыстрее? Я хочу вернуться к Дженни. – Понимаю. – Я вытянул руку, направляя Фиону к двери. – Мы не задержим вас дольше необходимого. Фиона не двинулась с места. Волосы вялыми каштановыми волнами свисали по сторонам ее лица – похоже, она помыла их в раковине больничным мылом. – Вы сказали, что поймали его. Того, кто это сделал. Она обращалась к Ричи. – Да, мы задержали одного человека, – ответил он. – Я хочу его увидеть. К такому повороту Ричи оказался не готов. – Боюсь, что его здесь нет, – спокойно сказал я. – В настоящий момент он в тюрьме. – Мне нужно его увидеть. Мне нужно… – Потеряв мысль, Фиона мотнула головой и откинула волосы назад. – Мы можем пойти туда? Ну, в тюрьму? – Так не положено, мисс Рафферти. Сейчас неприемные часы, нам потребуется заполнять бумаги, а привезут его сюда, возможно, только через несколько часов – все зависит от того, найдутся ли свободные конвойные… Если хотите вернуться к сестре, это придется отложить до другого раза. Даже если бы я оставил ей возможность поспорить, у нее уже не было сил. – Я смогу увидеть его в другой раз? – спросила она после паузы. – Уверен, мы что-нибудь придумаем. – Я снова протянул руку, и на этот раз Фиона отошла от фонаря и направилась к двери конторы. Мы отвели ее в самую уютную из комнат для допросов: ковролин вместо линолеума, чистые бледно-желтые стены, неказенные стулья, от которых не остается синяков на ягодицах, кулер с водой, электрический чайник, корзинка пакетиков с чаем, кофе и сахаром, настоящие кружки вместо пластиковых стаканчиков. Комната предназначена для родственников жертв, потрясенных свидетелей, подозреваемых, которые сочтут другие комнаты за оскорбление и просто уйдут. Ричи усадил Фиону – приятно, когда есть напарник, которому можно доверить столь чувствительного свидетеля, – а я отправился в хранилище вещдоков и сложил в картонную коробку несколько предметов. Когда я вернулся, Фиона уже повесила пальто на спинку стула и склонилась над дымящейся кружкой чая так, словно продрогла до костей. Без пальто она была хрупкой как ребенок – даже в мешковатых джинсах и свободном кремовом кардигане. Ричи, уперев локти в стол, сидел напротив и рассказывал длинную обнадеживающую историю о воображаемом родственнике, которого врачи больницы, где лежала Дженни, спасли после каких-то ужасающих травм. Я незаметно задвинул коробку под стол и уселся на стул рядом с Ричи. – Я как раз рассказывал мисс Рафферти, что ее сестра в хороших руках, – сообщил он. – Врач сказал, что через пару дней они снизят дозу болеутоляющих, – проговорила Фиона. – Не знаю, что станет с Дженни. Она и так в плохом состоянии – естественно, – но болеутоляющие помогают: большую часть времени Дженни кажется, что ей просто приснился кошмар. А когда их действие закончится, когда до нее дойдет, что произошло… Неужели нельзя назначить ей что-нибудь еще – антидепрессанты, например? – Врачи знают, что делают, – мягко сказал Ричи. – Они ей помогут. – Мисс Рафферти, я хочу попросить вас об одолжении, – сказал я. – Пока вы здесь, постарайтесь забыть о том, что случилось с вашими родственниками. Выкиньте все из головы и на сто процентов сосредоточьтесь на наших вопросах. Поверьте, я знаю, что это кажется невозможным, но только так вы поможете нам упрятать виновного за решетку. Сейчас Дженни, как и всем нам, нужно именно это. Выполните мою просьбу? Вот он, лучший дар, который мы можем предложить тем, кто любил погибших, – отдых. Пару часов они могут посидеть спокойно, забыв про чувство вины, – ведь мы не оставляем им выбора – и перестать резать себя осколками того, что произошло. Это неоценимо важная возможность. В глазах Фионы отразились те же эмоции, которые я видел у сотен других свидетелей: облегчение, стыд и благодарность. – Ладно. Я попробую, – ответила она. Она расскажет нам даже то, о чем собиралась молчать, – лишь бы только продлить разговор. – Спасибо. Понимаю, это тяжело, но вы поступаете правильно. Фиона поставила кружку на худые колени, обхватила ее ладонями и внимательно посмотрела на меня. Уже сейчас она немного расправила плечи. – Давайте начнем с начала, – предложил я. – Вполне вероятно, что все это никак не относится к делу, но нам важно получить как можно больше информации. Вы сказали, что Пэт и Дженни были вместе с шестнадцати лет, верно? Как они познакомились? – Точно не знаю. Мы все выросли в одном районе, жили по соседству с самого детства, типа, с начальной школы, так что я даже не помню, когда именно мы все перезнакомились. Лет в двенадцать-тринадцать мы стали вместе проводить время – бездельничали на пляже, катались на роликах, ездили погулять по пристани в Дун-Лэаре[19]. Иногда ходили в центр в кино или в “Бургер Кинг”, а по выходным – на школьные дискотеки, если намечалось что-то стоящее. Просто детские забавы, но мы были друзьями. Настоящими друзьями. – Самая крепкая дружба завязывается в юности, – заметил Ричи. – И сколько вас было? – Дженни и я. Пэт и его брат Иэн. Шона Уильямс. Конор Бреннан. Рос Маккена – Мак. С нами иногда тусовалась еще пара ребят, но это была наша компания. Порывшись в картонной коробке, я нашел фотоальбом в розовой обложке, украшенной цветами из пайеток, и раскрыл его на заложенной странице. Семь смеющихся подростков в ярких футболках сидят на стене впритирку друг к другу, чтобы все влезли в кадр, и размахивают мороженым в вафельных рожках. У Фионы на зубах скобки, волосы Дженни чуть темнее. Пэт – по-мужски широкоплечий парень с открытым и румяным мальчишеским лицом – обнимает ее, а она притворяется, что хочет укусить его мороженое. Конор – нескладный, долговязый – дурачится, изображая падающего со стены шимпанзе. – Это и есть ваша компания? – спросил я. Фиона слишком быстро поставила кружку на стол, немного расплескав чай, и потянулась к альбому. – Он принадлежит Дженни, – сказала она. – Знаю, – сказал я мягко. – Мы его одолжили. На время. Ее плечи дернулись – внезапно Фиона почувствовала, как глубоко мы вторгаемся в их жизнь. – Господи… – вырвалось у нее. – Мы постараемся как можно скорее вернуть его Дженни. – Вы не могли бы… Если управитесь вовремя, может, вообще не будете говорить ей, что его забирали? Не стоит лишний раз ее расстраивать. Этот снимок… – Фиона накрыла фотографию ладонью. – Тогда мы были очень счастливы, – еле слышно закончила она. – Мы сделаем все, что в наших силах, – пообещал я. – И вы тоже можете помочь. Если мы получим всю необходимую информацию от вас, то нам не придется задавать вопросы Дженни. Она кивнула, не поднимая головы.