– Хочешь – так сделай. Займемся чем-нибудь приятным. Музей восковых фигур снова открылся – ты в курсе, что я ни разу в жизни в нем не была? Я уже чувствовал, что добром наш разговор вряд ли закончится. – Я бы с удовольствием, но придется отложить до следующей недели. Завтра мне нужно ни свет ни заря быть в конторе, и день обещает быть долгим. – Я отпил вина, поднял бокал: – Чудесно. Допьем бутылку, а потом я отвезу тебя обратно к Джери. Понимаю, с ней скучно, но она старается, так что будь снисходительна, ладно? Дина меня словно не слышала. – Почему ты не можешь соврать, что заболел? У тебя же наверняка отпускных уже целый год накопился. Уверена, что ты за всю жизнь ни разу на больничном не сидел. Что они тебе сделают – уволят? Теплое чувство быстро исчезало. – Я задержал одного парня и к утру воскресенья должен либо предъявить ему обвинения, либо отпустить. Каждая минута уйдет на подготовку дела. Извини, солнышко, но музею придется подождать. – Дело. – Лицо Дины застыло. – Та история про Брокен-Харбор? Отрицать не было смысла. – Да. – Я думала, ты с кем-нибудь поменяешься. – Это невозможно. – Почему? – Потому что в нашем отделе так не делается. Вот разгружусь немного, и сразу пойдем в музей, ладно? – К черту музей. Я лучше выколю себе глаза, чем стану пялиться на дурацкую куклу Ронана Китинга[22]. – Тогда займемся чем-нибудь еще – на твой выбор. Дина подтолкнула ко мне бутылку носком ботинка: – Выпей еще. Мой бокал по-прежнему был полон. – Спасибо, но мне хватит. Я должен отвезти тебя к Джери. Дина пощелкала ногтем по краю бокала, и тот резко, монотонно зазвенел. – Джери каждое утро получает газеты, – сказала она, наблюдая за мной из-под челки. – Естественно. Так что я их читаю. – Ясно. – Я подавил в себе гнев. Джери могла бы быть повнимательнее, однако у нее полно хлопот, а Дина крайне изворотлива. – И на что сейчас похож Брокен-Харбор? На фотографии он выглядел хреново. – Так и есть. Кто-то начал строить там симпатичный поселок, однако так и не закончил – и теперь уже, скорее всего, не закончит никогда. Жителям там не нравится. Дина поболтала пальцем в бокале с вином. – Жесткая подстава… – Застройщики не знали, что все так обернется. – Спорим, что знали? Ну или им было наплевать, но я не об этом. Жесткая подстава – переселять людей в Брокен-Харбор. Я бы лучше на свалке жила. – У меня полно хороших воспоминаний о Брокен-Харборе, – возразил я. Она с чмоканьем облизнула палец. – Тебе так кажется только потому, что тебе нравится думать, будто кругом все чудесно. Дамы и господа, позвольте представить моего брата – реинкарнацию Поллианны[23]. – Не понимаю, что плохого в позитивном мышлении. Может, для тебя это недостаточно круто… – Где там позитив? Вам с Джери было хорошо, вы могли тусоваться с друзьями, а мне приходилось торчать с мамой и папой, возиться в песке и притворяться, что я обожаю плескаться в воде, хотя чуть одно место себе не отморозила. – Ну, в последний раз мы туда ездили, когда тебе было всего пять, – очень осторожно произнес я. – Насколько хорошо ты это помнишь? Голубые глаза Дины вспыхнули под челкой. – Я помню, что это был отстой. Жуткое место. Мне все время казалось, что холмы пялятся на меня и что-то ползет по шее. Мне хотелось… – Она хлопнула себя по шее сзади – злое, рефлекторное движение, которое заставило меня вздрогнуть. – Боже мой, да еще этот шум. Море, ветер, чайки и все эти странные звуки непонятно откуда… Почти каждую ночь мне снились кошмары, как какое-то морское чудовище просунуло щупальца в окно трейлера и душит меня. Спорю на что угодно, что при строительстве этого сраного поселка кто-нибудь погиб – прямо как у “Титаника”. – Я думал, тебе нравилось в Брокен-Харборе, что ты весело проводила время. – Ничего подобного – тебе просто хочется так думать. – Дина скривилась, на секунду став почти уродливой. – Единственный плюс заключался в том, что мама была там счастлива. И смотри, к чему это привело. Наступило молчание – такое острое, что об него можно было порезаться. Еще чуть-чуть, и я бы бросил эту тему, просто пил бы и расхваливал вино. Возможно, так и надо было сделать – но я не мог. – Ты говоришь так, словно у тебя уже тогда были проблемы. – Ты имеешь в виду, что я уже была сумасшедшей? – Если хочешь так считать, ладно. Когда мы ездили в Брокен-Харбор, ты была счастливым, нормальным ребенком. Возможно, ты и не считала это райским отдыхом, но в целом у тебя все было в порядке. Мне необходимо было услышать это от нее. – Никогда я не была нормальной, – сказала Дина. – Однажды я – такая милашка с ведерком и совочком – копала яму в песке и на дне увидела лицо. Похожее на мужское, все сплюснутое, корчащее гримасы, как бы пытаясь очистить от песка глаза и рот. Я закричала, но когда прибежала мама, лицо уже исчезло. И такое случалось не только в Брокен-Харборе. Как-то раз я сидела в своей комнате, и… Я больше не мог это выносить. – Богатое воображение и душевная болезнь не одно и то же. Детям вечно что-нибудь чудится. Только после смерти мамы… – Нет, Майки, не только. Ты не знал, потому что, когда я была маленькой, можно было списать это на детское воображение, но так было всегда, и мамина смерть тут ни при чем. – Ну… – начал я, чувствуя себя очень странно – мозг вздрагивал, словно город во время землетрясения. – Значит, возможно, тебя травмировала не только смерть мамы. Она ведь регулярно страдала от депрессии, с самого твоего рождения. Мы изо всех сил старались скрыть это от тебя, но дети же все чувствуют. Может, было бы лучше, если бы мы не пытались… – Да, вы старались как могли, и у вас отлично получалось. По-моему, я вообще ни разу не беспокоилась за маму. Я, конечно, знала, что иногда она болеет или грустит, но понятия не имела, что это очень серьезно. И я не из-за этого такая. Ты вечно пытаешься меня организовать, аккуратненько подшить в соответствующую папку, – а я, черт побери, не одно из твоих дел. – Я не пытаюсь тебя организовать. – Мой голос звучал пугающе спокойно, словно его искусственно генерировал какой-то далекий синтезатор. В памяти, будто раскаленные хлопья пепла, закружились обрывки воспоминаний: четырехлетняя Дина в ванне орет как резаная, цепляясь за маму, потому что бутылка шампуня на нее зашипела, – я тогда подумал, что она просто пытается избежать мытья головы. Дина между мною и Джери на заднем сиденье машины сражается с ремнем безопасности и с жутким мычанием грызет пальцы до крови и багровых синяков – даже и не помню почему. – Я всего лишь говорю – разумеется, это из-за мамы. А из-за чего еще? Клянусь, тебя никогда не ругали, не били, не морили голодом – даже по попе, по-моему, ни разу не шлепнули. Мы все тебя любили. Если все это не из-за мамы, тогда из-за чего? – Нет никакой причины. Вот это я и имела в виду под словом “организовать” – я сумасшедшая не из-за чего-то. Я просто такая. Голос у нее был ясный, ровный и прозаичный, и она в упор смотрела на меня с выражением, похожим на сочувствие. Я сказал себе, что связь Дины с реальностью в лучшем случае хрупкая и что если бы она понимала причины своего безумия, то не была бы безумной. – Я знаю, ты не хочешь так думать, – сказала она. Мне показалось, что моя грудь – наполняющийся гелием воздушный шар, который вот-вот унесет меня в опасную даль. Я невольно ухватился за подлокотник кресла. – Если ты веришь, что все это происходит с тобой без причины, то как можешь с этим жить? Дина пожала плечами: – Просто живу. А ты как живешь, если выдался плохой день? Потеряв интерес к разговору, она снова развалилась в углу дивана и принялась пить вино. Я вздохнул: – Я пытаюсь понять, почему день плох и как его исправить. Фокусируюсь на позитиве. – Точно. Но если в Брокен-Харборе было так здорово, у тебя куча прекрасных воспоминаний и все такое позитивное, то почему поездки туда выбивают тебя из колеи? – Я так не говорил. – Да это и так видно. Тебе не стоит заниматься этим делом. Старый спор на знакомую тему, упрямый огонек в глазах Дины – сейчас все это казалось мне спасением. – Дина, это обыкновенное дело об убийстве, я работал над десятками подобных. В нем нет ничего особенного – за исключением места. – Место-место-место! Ты что, риелтор? Тебе вредно там находиться. В прошлый раз я с одного взгляда на тебя почувствовала, что с тобой что-то не так, от тебя даже пахло странно – чем-то горелым. Посмотри на себя в зеркало – ты выглядишь так, словно кто-то насрал тебе на голову, а потом тебя же поджег. Это дело давит тебе на мозги. Позвони завтра на работу и откажись от него. В это мгновение я едва ее не послал, и меня самого поразило, как внезапно на язык пришли грубые слова. За всю свою взрослую жизнь я никогда не говорил Дине ничего подобного.