Вот взять — и присвоить сокровище… Дерзко, да, но это была бы хорошая игра… Такая, какая ему и нужна… Роман с горечью усмехнулся: он взрослый человек, а вдруг нелепо размечтался о пиратстве, как мальчишка… В реальный капитал золото может превратиться только в Европе или в Америке, однако с тысячепудовой добычей ему в одиночку не совладать… Как прятать ящики со слитками? Как вывозить их из России?.. Это невозможно… Или возможно? 17 На морском флоте, на волнах Цусимы или Моонзунда, это чувство было умозрительным и абстрактным, а здесь, на волжских пароходах, оно обрело подлинность: контр-адмирала Старка до глубины души обжигало понимание, что он действительно защищает народ, как и должно военному человеку. Войска большевиков взяли Казань в полукольцо. Пал Верхний Услон, канонада гремела за Арским полем, на железной дороге не утихали орудия красного бронепоезда. Отряды Каппеля, поредев наполовину, ещё дрались на рубежах, но чехи отступали. Из Казани по Лаишевскому тракту потянулись длинные обозы беженцев. Беженцы хлынули и на пристани Дальнего Устья. По затонам и стоянкам Штаб обороны собирал пароходы — изношенные, не отремонтированные зимой и не испытанные летом, однако привередничать было поздно. На пристанях скопились огромные толпы горожан с мешками и чемоданами, с узлами и баулами: делоуправители, учителя, священники, присяжные поверенные, журналисты, агрономы, торговые агенты, оперные артисты, купцы, железнодорожники, земские доктора, инженеры, биржевые маклеры, университетские профессора, мастеровые и приказчики. Время от времени к причалу подруливал какой-нибудь облезлый товарно-пассажирский пароход или буксир подтаскивал баржу, и начиналась посадка. Юрий Карлович опасался паники, давки на трапах, мордобоя, истерик, но беженцы соблюдали порядок — их словно бы опустошило отчаянье. Они поднимались по сходням, помогая друг другу, вели детей и стариков. Все эти люди уже прожили под властью Советов первую половину 1918 года; они знали, что их ждёт, и покидали свой город без сомнений и колебаний. Юрий Карлович был потрясён: он видел Великий Исход. И горячий гнев адмирала, медленно остывая, преображался в ледяную непримиримость. Никакая власть не имеет права так обращаться с его соотечественниками! Погрузка на суда продолжалась три дня. Адмирал отправил вниз по Волге семь пароходов своей флотилии — они должны были контролировать движение хаотической армады беженцев. Пять пароходов составили арьергард: они перегораживали створ, не подпуская канонерки большевиков к Казани. Свой вымпел Старк держал на буксире «Вульф». 9 сентября красные прорвались на ближние окраины города: заняли пороховой завод, Кизическую слободу и дачи Немецкой Швейцарии. Тогда Старк отдал команду завершать эвакуацию. «Вульф» ушёл из Казани последним. Бегство пароходов оказалось катастрофой, растянутой на полсотни вёрст. Юрий Карлович такого не ожидал. Паровые машины гражданских судов то и дело глохли; без лоцманов перегруженные пароходы застревали на отмелях; неопытные матросы-штурвальные устраивали одно столкновение за другим. На Ташевском, Шеланговском и Антоновском перекатах сбились огромные кучи пароходов и барж. Вооружённые буксиры из защитников превратились в спасателей: они снимали гражданских с песков, проводили по фарватерам и присылали своих механиков. Арьергард просто сгребал отстающих и толкал вперёд. Армада беженцев, путаясь и спотыкаясь, за день проползала такое расстояние, какое исправный пассажирский лайнер преодолевал за час. А с тыла армаду то и дело атаковали канонерки большевиков. Они легко догоняли беженцев и били из орудий, не разбирая, мирное судно или военное. Красных надо было осаживать. Командовать пароходами арьергарда Старк назначил военных моряков: они знали, что такое ордер и тактика. «Вульф», «Дредноут», «Киев», «Труд» и «Авиатор» маневрировали на плёсах и брали вражеские суда под перекрёстный огонь. Любой моряк в душе всегда считал, что речной флот — это не по-настоящему; но когда «Вульф» так знакомо раскачивался от выстрелов пушек, Юрий Карлович понимал, что нет разницы между сражениями на море и на реке. Огонь и смерть везде одинаковы. На четвёртый день арьергард Старка дошёл до села Богородского. Чуть ниже его слева в Волгу двумя рукавами впадала Кама. Вся армада беженцев, дымя десятками труб, почему-то сгрудилась под кручей берега. К «Вульфу» приблизился «Милютин» — он должен был возглавлять движение, но вместе со всеми ожидал контр-адмирала. На «Вульф» перебрался капитан Федосьев. — В чём дело, Пётр Петрович? — спросил его Старк. Федосьев чувствовал себя стеснённо: он не сберёг «Боярыню» и теперь думал, что адмирал относится к нему с пренебрежением. — Юрий Карлович, большевики захватили Симбирск и перерезали Волгу. Гражданские боятся идти мимо Симбирска под пушками красных и требуют повернуть в Каму. Виноват, что не переломил их упрямства. Взгляд у адмирала был острым и быстрым. — В их страхе нет вашей вины, господин Федосьев. Опасность и вправду велика. Вы правильно сделали, что дождались меня. — Адмирал задумался и посмотрел на хмурое скопище пароходов. — Позвольте полюбопытствовать, Пётр Петрович, а вы на моём месте какое решение приняли бы? — Гражданские могут уйти вверх по Каме под охраной нескольких наших судов, но мы получили приказ перебазироваться в Самару. Старк усмехнулся, ощетинив подстриженные усы. Федосьев ещё молод, он жаждет сражаться с врагами и взять реванш за неудачу с «Боярыней». — Что вам важнее, Пётр Петрович: личная слава, которую вы можете добыть в боях под Самарой, или общая борьба с большевиками? — Разве в Самаре не общая борьба? — Федосьев вскинул голову. — Учредиловцы потеряют Самару, как уже потеряли Казань и Симбирск, и борьба там закончится. КОМУЧ имеет достойных офицеров — Каппеля и Мейрера, но, прошу поверить, он не способен организовать армию и флот. Федосьев напряжённо молчал. — В Уфу сейчас съехались представители всех антибольшевистских сил востока России. Надежда свободного Отечества — в Уфе. Если гражданские не хотят рисковать в Симбирске, то я поведу всю флотилию в Каму. — Вы нарушите приказ, — предупредил Федосьев. — Да, — кивнул Старк. — И дозволю вам нарушить мой приказ и уйти в Самару, если вы со мной не согласны. Я понимаю, как важна вам сатисфакция. Федосьев покраснел. — Простите за дерзость, Юрий Карлович, — сдержанно сказал он, — однако в вашем намерении я тоже вижу личный мотив. Вы не хотите командовать там, где Георгия Александровича Мейрера уважают больше, чем вас. Старк долго смотрел Федосьеву в глаза. Федосьев не отвёл взгляд. — Я знаю, что после моего отъезда из Петрограда мою жену большевики посадили в «Кресты», — спокойно сообщил он. — У меня малолетние дети — сын и дочь, и я не имею ни малейшего представления, где они сейчас находятся. Моё поражение под Самарой, а лучше — моя гибель стали бы спасением для моей семьи и для моей души. Так что мне тоже нужно в Самару. Но я поведу флотилию в Уфу. Для этого у меня действительно есть весомый личный мотив. Он называется «родина». Часть пятая НАЙТИ 01 Начиная с излучины у села Частые, широкая Кама расплеталась на узкие протоки, пробирающиеся сквозь многовёрстную россыпь Частых островов. Лоцман Федя Панафидин указал место, откуда можно стрелять по любому из трёх фарватеров — здесь «Русло» и нёс дежурство, преграждая путь пароходам большевиков. Пермская флотилия стояла в Осе, и вооружённые буксиры каждый день пытались прорваться к богатым сёлам ниже Частых — к Ножовке, Елово и Бабке. У мужиков пылала страда, а красным был нужен бесплатный хлеб. Только «Русло» защищал мужиков от продотрядовских грабежей. Но в этот день чужое судно появилось снизу по течению. — Кто там прётся? — удивился Никита Зыбалов. Он вышел из рубки и зазвенел в рынду, отбивая тревогу. В железной утробе парохода загремели башмаки команды. — Бурмакин, давай лево руля до полной, — негромко скомандовал Федя штурвальному, подменяя капитана. — Разворачиваемся. Капитаном «Русла» Зыбалов стал после бунта злополучного Дорофея. Бывший слесарь и солдат, Никита ничего не смыслил в управлении буксиром, но особых навыков ему и не требовалось: «Русло» болтался на одном и том же небольшом участке реки между Сарапулом и Осой — эти два города, занятые красными, обозначали на Каме границы Ижевской рабочей республики. Неизвестный пароход приближался. С «Русла» напряжённо разглядывали чужака. Буксир, но не «Сергей Витте» и не «Рассвет» — то есть не из флотилии воткинцев. На сквозисто-синем просторе он казался чёрным, как головня. — Пресвятая Богородица!.. — потрясённо охнул матрос Перчаткин. От парохода веяло какой-то жутью: борта его были помяты, окна выбиты, надстройка издырявлена пулями и осколками, краска обгорела. Хотя гребные колёса вращались, из трубы валил дым, а на палубе виднелись люди, пароход казался мертвецом. На рубке еле прочитывалось название — «Товарищ». И Федя вспомнил его. Построенный в Костроме «Дружиной», компанией братьев Шиповых, «Товарищ» лет сорок честно оттрубил на Волге, а потом перебрался на Каму — его купил капитан Яков Михалыч Пирожков, речник из тех упрямых одиночек, что хотели быть сразу и водителями, и владельцами своих судов. Как почти все на Каме, Пирожков работал то у Любимовых или Якутова, то с Мотовилихинскими заводами, фирмой Нобелей или промыслами графов Строгановых. Было дело, Федя ходил на «Товарище» лоцманом от Усолья до Ярославля. Пирожков не произвёл тогда никакого впечатления — дельный, но молчаливый человек, скучный и ничем не примечательный. «Русло» и «Товарищ» сблизились и перекинули швартовы. Федя увидел на кормовой палубе несколько гробов. Зыбалов, придерживая руку на кобуре с наганом, подошёл к фальшборту, а на «Товарище» к фальшборту подковылял мужик с самодельным костылём. — Ты капитан? — спросил Зыбалов. — Воинская команда есть? — Я старпом, — ответил мужик. — Капитан ранен. Солдатов не везём. — Кто это вас так поджарил? — Да ваши и постарались, белые. — Усталый старпом не скрывал правды. — Мы-то за красных служили. Зыбалов озадачился. — И какого хрена вы сюда притащились? — А теперича, вишь, мы чёрные стали. — Старпом кивнул через плечо на обгорелую надстройку. — Домой ползём. Отвоевались. — Думаешь, я тебя пропущу? — прищурился Зыбалов. — На кой мы тебе нужны? — пожал плечами старпом. — Вы враги, — с угрозой пояснил Зыбалов. — Ну, типа того были, — неохотно согласился старпом. — Дак всё ведь уже. — В Перми ваш пароход большевики реквизируют! — У них и без нашей лохани судов девать некуда. Зыбалов задумался, не зная, что предпринять. — Веди к капитану! — решительно сказал он, открывая дверь в фальшборте. Федя увязался за Никитой: в команде «Товарища» он не ощущал никакой опасности, а Пирожков был давним знакомцем, с которым надо поздороваться.