— Палланго, пали! — крикнул он командиру носового орудия. — Ньедольёт будьет! — ответил эстонец Палланго. — Пали, я сказал! — ярился Маркин. Орудия «Вани» послушно громыхнули. — Осейчук, шпарь напрямик! — скомандовал Маркин капитану. Мамедов отступил за бронированную стену надстройки. Выбрасывая клубы мазутного дыма, «Ваня» рвался вперёд. Его спасение было в скорости — чем быстрее он доберётся до дистанции огня, тем больше вероятность уничтожить артиллерию врага и уцелеть. Водяные разрывы взлетали и справа, и слева. В тёмных коробках орудийных башен, как черти, суетились канониры; стволы пушек по очереди хрипло харкали пламенем; на палубу из башен с тонким звоном вылетали гильзы. Само время изменилось: крохотные мгновения стали огромными и медленными, как баржи. Маркин на мостике глядел в бинокль. Он видел длинные ряды поленниц на оголённом Малиновском мысу и всплески снарядов на воде у берега. И вдруг одна поленница бешено подпрыгнула, рассыпаясь в воздухе. Мелькнули фигуры артиллеристов и вертящееся колесо опрокинутой пушки. — Попали! Попали, братва!.. — заорал Маркин. И тотчас, как возмездие, вражеский снаряд ударил «Ване» под мостик. Пароход дёрнулся. Маркин упал, выронив бинокль, и пулемётчики в барбетах повалились друг на друга. В рубке Осейчук поймал штурвального за шкирку. Мамедов вцепился в планширь, всматриваясь прямо по курсу в остров Заумор, заросший серым лиственным лесом. Где корабли адмирала Старка?.. Да вот они!.. Три вооружённых парохода появились в правой протоке, потом ещё два — в левой. Издалека они напоминали угловатых железных жуков с растопыренными усами и надкрыльями. Над жуками вились дымы. Заметив суда учредиловцев, Маркин на мостике охнул от изумления: — Да в рот же вашу мать!.. Откуда, падлы, вас так много?! Маркин понимал смысл морских построений: бронепароходы Старка двигались в боевом ордере и перегораживали всю Каму. «Ваня» неминуемо должен был попасть в перекрестье их огня. До «Вани» доплыл многоголосый и протяжный вой гудков, будто угрожающе замычали быки, — белогвардейцы, не начиная стрельбы, предлагали сдаваться. Сопротивление означало гибель. Но неравенство сил словно подхлестнуло Колю Маркина. Лялька назвала его трусом, а он сдастся белым, подтверждая Лялькины слова?!.. Да ни в жисть! Он сдохнет, но не допустит, чтобы Лялька, стерва, была права! — Палланго, добивай батарею! — отчаянно скомандовал Маркин носовому орудию и побежал на дальний край мостика. — Кулик, лупи по ордеру!.. Отступать было бесполезно — догонят и утопят, и «Ваня», огрызаясь из орудий, начал поворот навстречу кораблям Старка. Лесосека была уже в зоне досягаемости пулемётов, и пулемётчики поливали её очередями. А пароходы белогвардейцев беспощадно садили по «Ване» из десятка стволов. Водяные столбы разрывов, казалось, стояли вокруг и не рушились: «Ваня» резал носом пену, продираясь сквозь зыбко взметающийся водяной лес. Его колыхало на волнах, и мокрая броня чуть отсвечивала в жиденьком осеннем солнце. — Не робей, братва!.. — орал с мостика Маркин. Он так боялся, что уже не мог выносить своего страха и хотел завершить всё поскорее — исчезнуть в последней вспышке или расшвырять врагов в разные стороны. Он не думал о Ляльке, не думал, сочтут ли его трусом — да он и сбежал бы, но бегство не избавляло от мучений ужаса. Сердце тряслось, тело тряслось, и Коля нелепо цапал себя за грудь, словно пытался оторвать ледяного паука-кровососа, опутавшего его изнутри электрической паутиной. Мамедов притулился за кормовой лебёдкой, надеясь, что там безопаснее. Он был спокоен: ему надо дождаться плена, и жизнь продолжится. Снаряд угодил «Ване» в борт и взорвался где-то в трюме, выбив крышку люка. Из тёмного проёма повалил дым, а потом высунулись языки пламени — загорелся мазут. Мамедов услышал шум воды, хлещущей в пробоину. Корму заволакивало мутным паром и чёрной мглой горящего топлива. А «Ваня» всё шёл вперёд, будто контуженный, — в бесконечном развороте. Мамедов понял, что их пароход лишился управления. Это означало, что «Ваня» погибает. — Боцман, срасти штуртрос! — закричал капитан Осейчук с мостика. Мимо Мамедова, пригибаясь, проскользнул боцман; он нёс скобу, чтобы соединить лопнувший штуртрос — цепь, с помощью которой двигался руль. Ещё один снаряд взорвался на передней палубе. Носовая артиллерийская башня расселась, как старая баня; канониров Арво Палланго расшвыряло к фальшбортам. Колю Маркина на мостике отбросило на стену рубки. Коля съехал вниз и тотчас попытался опереться рукой, чтобы встать, но с безумным удивлением увидел, что его рука валяется возле барбета. Коля опустил взгляд и обнаружил, что осколки вспороли ему грудь и живот, и там, в нём-живом, внутри, дрожит что-то сизое и мясное. А потом глаза у Коли закатились. «Ваня» кренился на борт. Капитан Осейчук выбрался на мостик. Он чуть помедлил возле мёртвого комиссара, огляделся и поднял рупор. — Команда! — закричал он. — Все за борт!.. Наши в створе! Пять бронепароходов Старка, разумеется, никуда не делись, но вдали на светящейся под солнцем излучине Камы чернели три дымовых хвоста — это миноносец и две канлодки спешили на выручку тонущему «Ване». 15 «Ваня» погружался с креном на правый бок. Из наклонившейся трубы валил пар затопленных котлов. Команда высыпала на палубу. Кому-то ещё хватило места в лодке, но большинству — нет; спасательных кругов тоже было недостаточно. Военморы, матерясь, стаскивали бушлаты, башмаки и клёши и прыгали через фальшборт в тельняшках и подштанниках. С кормы «Вани», прикрывая плывущих людей, осатанело бил пулемёт. Впрочем, белые сейчас не отвлекались на военморов с «Вани». Все суда флотилии Старка вели огонь по кораблям большевиков. Над флагманским буксиром «Вульф» развевался брейд-вымпел адмирала, а на мачте миноносца «Прыткий» трепетал брейд-вымпел Раскольникова. Эхо канонады разбегалось по реке и отражалось от берегов, умножаясь в развалистое громыханье. А Мамедов никак не мог найти Алёшку; он метался среди военморов, но Алёшки на палубах не было. Вряд ли Алёшка сиганул бы за борт, бросив дядю Хамзата, и в уходящей лодке Мамедов его не видел. Альоша остался в машинном отдэлении?.. Он ранэн?.. Убыт?.. По узкой железной лесенке Хамзат Хадиевич скатился в трюм, тёмный и полузатопленный, и ухнул в воду почти по грудь. Вокруг болтались комья мазута, тряпки и всякий мусор. За балку бимса, скуля, цеплялся какой-то матрос — его ослепило, ошпарив лицо паром, и он не мог выбраться наверх. — Альоша!.. — заорал Мамедов. — Браток, вытащи! — в ответ заорал матрос. — Вытащи, Христом богом!.. Крики заглушали всё. Мамедов рванулся к ошпаренному моряку, оторвал его от бимса и окунул с головой, чтобы заткнуть. За длинной и громоздкой тушей котла Хамзат Хадиевич услышал какой-то всхлип и плеск. Алёшке не повезло: взрыв снаряда покорёжил решётки стланей на днище парохода, и Алёшке защемило ногу между стланью и фундаментом котла. Он бился, но не мог освободиться, не имея опоры: руки скользили по клёпаному кожуху, и до пиллерса Алёшка не дотягивался. А вода поднималась. — Дядя Хамзат!.. — в ужасе зарыдал Алёшка. — Сэчас, родной, сэчас! — лихорадочно заторопился Мамедов. Он зыбко присел в холодную воду, ощупывая стлань и Алёшкину голень. Вынырнул, вдохнул и снова ушёл с головой — шарил в поисках края решётки. Вот он — край!.. Мамедов впился в него пальцами и дёрнул на себя что было сил. Алёшка взвизгнул — его ногу сдавило ещё сильнее, а потом отпустило. Отплёвываясь, Мамедов поволок Алёшку к трапу. На палубах «Вани» ещё суетились моряки в одних тельняшках; их было десятка два — те, кто не добыл себе ни спасательного круга, ни пояса из пробки. Военморы понимали, что в ледяной осенней реке не продержаться без чего-то плавучего: сведёт судорогой — и амба тебе. Капитан Осейчук красным пожарным топором взламывал палубный настил, выворачивая доски. Пароходы Старка, отрабатывая колёсами назад, заняли боевую позицию кабельтовых в пяти от судна Осейчука, можно было прочитать их названия: «Милютин», «Вульф», «Труд», «Орёл» и «Киев». По «Ване» они не стреляли, «Ваня» служил приманкой для кораблей Раскольникова, в первую очередь — для морского миноносца. А миноносец «Прыткий» сидел в воде так низко, что казался хищным зверем, припавшим на все лапы для решительного броска, — но этого броска так и не совершал, бабахая издалека из четырёх орудий. В круглой визирной рубке миноносца теснились старпом, штурвальный, капитан Георгиади, Раскольников, Ляля и вестовой матрос. Ляля была возбуждена, тёмные глаза её горели. — Фёдор, там ведь погибают наши товарищи! — пылко говорила она. — Как флаг-секретарь флотилии я требую спасти их!.. Ляля всей душой отдалась мрачному восторгу: флотилия — под яростным огнём, пароход комиссара подбит врагами, а она, Ляля, на миноносце мчится сквозь разрывы на помощь друзьям! Сражение на Каме станет ещё одной легендой о ней, о Ляле, — страшной и прекрасной богине гражданской войны! Раскольников спокойно размышлял. «Ваня», без сомнения, потерян. И это хорошо. Во-первых, Коля Маркин с его щенячьими чувствами к чужой жене Фёдору Фёдоровичу уже надоел. Во-вторых, гибель судна в бою означает, что флотилия преодолевала серьёзное сопротивление; чем больше сопротивление — тем больше и заслуги командира. Однако все заслуги пойдут прахом, если он, Раскольников, утопит не дармовый речной пароход, а ценный миноносец. — Сергеев, отсемафорь на канлодку-два подобрать экипаж Маркина, — приказал Раскольников вестовому. Ляля возмущённо фыркнула. Георгиади покровительственно улыбнулся. А у «Вани» к тому времени иссяк последний запас плавучести. Махина парохода тяжко покачнулась, посмертно возвращая остойчивость, и медленно пошла вниз. Вода сквозь шпигаты хлынула на палубы, смывая кровь. Капитан Осейчук и десяток военморов перелезли через фальшборт и прыгнули в волны — им осталось только своими силами попытаться догрести до берега. Ошалевший, растерянный Алёшка и не подумал дёрнуться за моряками. Мамедов проволок его к трапу на мостик и на крышу надстройки. Наверху Алёшка шарахнулся от изуродованного тела Маркина. — Нэ смотры! — прохрипел Мамедов, оттаскивая мальчишку за рубку. Впрочем, и отсюда Алёшка увидел убитых пулемётчиков в барбете. — Волька… там… — выдохнул Алёшка. Мамедов усадил его на опору дефлектора. Пароходы Старка упрямо продвигались вперёд, продолжая обстреливать корабли Раскольникова; полузатонувший «Ваня» их сейчас не интересовал. Белые целились по миноносцу, и канлодка-два под пролетающими над ней снарядами выуживала из реки военморов Маркина, доплывших по течению. Израненный «Ваня» наконец безвольно ударился о дно и лёг; вода на фут не достала до крыши надстройки, и вокруг расползлось облако мути. Мамедов и Алёшка теперь были вдвоём — на мёртвом пароходе как на острове. И Хамзат Хадиевич почувствовал облегчение. Оказывается, он очень устал от красных моряков. Балтийская братва угнетала его, не позволяя быть самим собой. — Дядя Хамзат… посмотри Вольку… — попросил Алёшка. Мамедов неохотно шагнул к барбету и приподнял за форменку Вольку Вишневского, лежавшего лицом вниз. Волька застонал и пошевелил рукой. Мамедов удивлённо хмыкнул и с натугой потянул Вольку из груды трупов. — Повэзло йему, что ты добрый, Альоша. Мамедов бросил Вольку и сел рядом с Алёшкой. — Бэлые скоро забэрут нас отсуда. — Он поскрёб щетину на толстом лице. — Прычалят провэрить и вооружэнье снять. Спасут твоэго товарыща. — Нет, нам же к нашим надо!.. — с тревогой ответил Алёшка. — К нашим? — хмыкнул Мамедов. — Альоша, ты глюпый малчик. Красные — нэ наши, нэ твои. И бэлые нэ твои. Твои — это я. Шухов. Губкин. Нобэли. Алёшка смотрел на Мамедова и ничего не понимал. — Вмэстэ далше будэм, — сообщил Мамедов как о чём-то решённом. — Я дэло додэлаю, и всё. Найдём твою сэстру, потом к хорошим лудям тэбя повэзу.