Мажорный запах наваристого кубанского борща я ощутила еще на лестнице. Открыв дверь, уловила еще и аромат творожной запеканки с ванилью и корицей. Ирка – прекрасная хозяюшка, и в состоянии беспокойства она особенно рьяно наводит в доме уют. Так сказать, действует по принципу «В любой непонятной ситуации – вари борщ!». Сегодня беспокойство было высокой степени, так что я могла надеяться, что подруга и уборку в квартире сделала. Это меня приободрило. Терпеть не могу физкультуру с тряпкой и шваброй! Но вид сияющего чистотой пола меня не обрадовал. Я вдруг сообразила, что с уборкой спешить не стоило. – Всюду вымыла? И там? – Я кивнула на потолок, имея в виду свою светлицу. – В твоем стойле? – ехидно ответила подруга, тоже обойдясь без приветствия. – Пыль стерла, пол помыла, окно не успела… – Жаль. – Я сбросила кроссовки, прошла к столу и упала на свободный стул. Два других были заняты Иркой и Уорреном. Интурист хлебал борщ. Глаза его блестели, щеки раскраснелись, дыхание опаляло лепестки роз в вазоне на столе: к борщу хозяюшка подала ядреный молодой чеснок и острый красный перец. Где только взяла? Не иначе, с собой привезла с родной Кубани, запасливая наша. – Почему – жаль? Ты сама хотела расчистить авгиевы конюшни и морально готовилась к подвигу? – не поняла подруга. – Жаль, что ты уничтожила следы. – Чьи? – Ирка перестала ковырять запеканку, Уоррен – дуть на борщ. Ложка в его руке задрожала. – Вот. – Я положила на стол один кружочек с дырочками, выждала пару секунд и поместила с ним рядом второй. – И вот. Одну пуговку мне дала помощница Марфиньки Светочка, она нашла ее в квартире после нападения на хозяйку, говорит – чужая вещица, откуда взялась – непонятно. Думает, в квартире кто-то тайком побывал. Я легким щелчком подбила пуговку по столу к подруге, и та ловко поймала ее, прихлопнув ладонью. – А вторая была в кулачке у тетушки, – договорила я. – Что это значит? – Ирка нахмурилась. Уоррен переводил взгляд с меня на нее и обратно, явно силясь понять то же самое. – В нашем доме тоже кто-то был, – изложила я свою версию. – Тот же самый человек, который шарил у Марфиньки. Скорее всего, забрался через окно у меня, – взглядом я указала на потолок, – а тетя Ида услышала и полезла с проверкой. Ну и свалилась с лестницы, чего я всегда опасалась. – Так, погоди! Надо проверить, не пропало ли что-нибудь! – Ирка вскочила, секунду постояла и снова села. – Но я не знаю, что тут на месте, а что – нет. – Я посмотрю, – пообещала я. – Но могу сразу сказать, что у меня там искать нечего. Из относительно ценного только сережки, но в них бриллиантики микроскопические, недорогие, к тому же я их не снимаю. Деньги и ценности под матрасом не прячу, банковские карточки ношу с собой. Зачем кому-то залезать в мое окно? – Я вопросительно посмотрела сначала на Ирку, потом на Уоррена. Он закашлялся – борщ не в то горло пошел. – Так, погоди, – повторила подруга и энергично потерла лоб, массажем активизируя головной мозг. – Мы же не знаем, когда тут появилась эта пуговица. Может, еще вчера, а нашла ее тетушка уже сегодня… – И почему это важно? – Потому что вчера у вас тут еще кое-что приключилось. – Ирка кивнула на интуриста. – На Уоррена кто-то напал, когда он мирно гулял по крышам. Зря, конечно, без экскурсовода пошел, говорит – хотел насладиться процессом в одиночестве, но, я думаю, просто деньги экономил… Я поняла, что она успела расспросить зарубежного гостя о его вчерашнем приключении. – Я это к чему? Мы решили, что на Уоррена уличный грабитель напал. Высмотрел одинокого интуриста на улице, полез за ним на крышу, в укромном уголке стукнул по кумполу и стащил бумажник… – Денюжник! – китайским болванчиком закивал интурист. – Но что, если не в бумажнике было дело? И не следил тот хмырь за иностранцем. Он просто вылез из окна, а тут – свидетель! И вырубил Уоррена, чтобы тот его не выдал. – Ирка закончила несколько сумбурный рассказ и откинулась на стуле, жестом предложив мне высказать свои вопросы и замечания. – Ты видел кого-нибудь на крыше? – спросила я Уоррена. – Вчера, когда тебя по голове стукнули? – Крыша! – Ирка сложила руки островерхим домиком, потом обрисовала в воздухе прямоугольник. – Окно! – Нырнула в него ладонью, будто изображая дельфинчика, и поморгала вопросительно. Я не поняла, сработал ли этот сурдоперевод, и спросила по-английски: – You were walking on the roof. A man climbed out of the window. Yes? Интурист поморщился. Должно быть, мой английский ему не понравился. Он ответил на своем корявом русском: – Я не видеть. – Ты не видеть, как он вылезать? Или как вылезать – ты видеть, а как бить тебя – не видеть? – вмешалась Ирка. – Всё не видеть, – ответил Уоррен. – Ничего он не видел, – резюмировала я. – Но версия с вчерашним проникновением в нашу квартиру вроде стыкуется с налетом на Марфиньку. Смутно угадывается какая-то связь… – Две старушки. – Подружка принялась загибать пальцы, перечисляя общие моменты. – Два шмона в квартирах. Две одинаковые пуговицы… – Насчет, как ты говоришь, шмона у нас я пока не уверена. – Я встала из-за стола и пошла осматривать невеликие просторы нашего с тетушкой жилища. Уоррен, пользуясь случаем, дохлебал борщ, дожевал перчик и, сделавшись вовсе огнедышащим, заозирался. Я оценила его вожделеющий взгляд, брошенный на вазу с цветами, и подсказала подруге: – Водички гостю дай, пока он не воспламенился от жаркого кубанского гостеприимства. – Держи, бедолажка. – Ирка достала из холодильника бутылку минералки. Посмотрела, как «бедолажка» жадно пьет, и спросила сочувственно: – Имя-то у тебя человеческое есть? Как сокращать твое Уоррен – не Уор же? Звучит как «вор». Интурист поперхнулся. Видно, его знаний русского хватило, чтобы понять: зваться вором нехорошо. – Рен, – предложила я другое сокращение от «Уоррен». – Как телеканал? – усомнилась Ирка. – Warren is a surname, – откашлявшись, прохрипел зарубежный гость. – Name – Jonathan. – Он говорит, Уоррен – это фамилия, – перевела я, закончив беглый осмотр мини-кухни и заглянув в санузел. – Так-то он Джонатан. – Ну вот, нормальное имя, – обрадовалась подруга. – Будем звать его Джо. Или Натан? – Его не нужно звать, он сам приходит, – проворчала я, устремляясь к лестнице. В интерьере помещений первого этажа я никаких изменений не увидела. А вот моя светлица – да, выглядела непривычно. Чисто очень, и вещички все на своих местах! Я подошла к окну и подергала створки – закрыты. Но это ничего не значит, если тетушка поднималась сюда, она непременно закупорила бы все потенциальные источники сквозняка. Тут я сообразила, что в окошко у нас не только свежий воздух проникает, но и кое-кто гораздо более материальный, и поспешила открыть форточку. Вовремя: ее тут же закупорил взлетевший с крыши кот. Истомился, бедняга, в ожидании доступа. – Мне-е! – вякнул Волька с откровенно скандальной интонацией, бешено таращась на меня сверху вниз, как царь Петр. – Что – тебе-е? Ключ на шею повесить? Или дырку в железной двери прорезать, чтобы ты шастал туда-обратно, когда заблагорассудится? – ответила я столь же неприветливо. Кот бухнулся на пол, высоко взбрыкнув мохнатым задом. Я поймала его за пушистые бока: – Кстати, насчет шеи. Снимай свой парадный ошейник, пока не потерял его, а то тетушка сильно огорчится. – Я зажала извивающуюся меховую тушу ногами, пошарила в густой шерсти на зверином загривке и попыталась расстегнуть браслет. Как бы не так! Волька вырвался и, хамски мявкнув «Ма!» (явно что-то матерное), поскакал вниз по лестнице. Я пошла вслед за беглым котом, на ходу доложив подруге: – Вроде ничего у нас не пропало. – И не прибавилось? – уточнила она. – А чего у нас могло прибавиться? Блох разве что. – Я покосилась на Вольку. Тот уже занял стратегическую позицию у холодильника и вид имел самый скромный и кроткий. Благонравный воспитанный котик из хорошей семьи, белой крахмальной салфеточки на груди не хватает и серебряных столовых приборов в лапках. – То есть, например, взрывное устройство нам не подбросили? Уже хорошо, – оптимистично заключила Ирка и резко сменила тему, заворковав с котом, который единственный из ее собеседников не обалдел от такого неожиданного заявления. – А кто это у нас такой голодный, а кому мы сейчас вкусную курочку дадим… – Мне? – понадеялась я. – Мне-е-е! Мне-е-е! – разорался кот, мигом выпав из образа. – Для двуногих есть борщ и запеканка, – напомнила подруга. – Налить, погреть? – Давай. – Я села за стол, потеснив… как там его? Джона? Интурист пил чай с вышеупомянутой запеканкой. Поймав мой взгляд, похвалил: – Чизкейк по-русски – вау! – Запеканкейк называется, – приветливо кивнула я. И шепотом спросила у подружки, наклонившейся над столом, чтобы поставить передо мной полную до краев тарелку с борщом: – Не пора уже выдворять иностранного оккупанта? Сидит как дома у себя. – Чай допьет – и выдворим, – так же шепотом пообещала Ирка. И громко спросила: – Наташ, а ты где живешь?