Con la luna, Basta Con il mare… – А «баста» по-итальянски – это «хватит», я правильно понимаю? – безадресно вопросила Ирка и перевернула свою кофейную чашечку вверх дном. На блюдце образовалась лужица с островком кофейной гущи, в чашечке – разводы. Подруга засмотрелась на них, а я отозвалась: – Хватит, достаточно, довольно… Ты это к чему? – К тому, что мы отстаем от сюжета. – Подруга поставила чашечку на стол. – События валятся нам на голову одно за другим, а мы даже осмыслить их не успеваем, тем более – понять. Надо бы как-то замедлить темп. – Или соображать побыстрее. – Я встряхнулась. – Так, ладно, кофе-пауза закончена. Предлагаю обсудить последнее событие. Так сказать, покалякать о делах наших скорбных. – Не сейчас! – Ирка стрельнула взглядом сначала в меня, а потом в Уоррена. Понятно, не хочет при нем калякать. А интурист наш как раз хотел поговорить. Он вертелся на стуле и возбужденно лопотал по-английски, пока мы с подругой тупили над своим кофе. Я его не слушала, воспринимала как фоновый шум – наравне с итальянскими хитами. Но резюмировал Наташик по-русски: – Как интересно жить в Россия! – Не то слово, – съязвила Ирка. – Скажи маме, пусть назад переезжает. Что там ваш скучный Нью-Йорк, Россия – вот страна чудес! – И возможностей, – пробормотала я. Нарушив подружкин запрет, я приступила к обсуждению горячей темы в присутствии заокеанского казачка. Просто потому, что тот сам сказал: он в этом кое-что понимает. – Наташ, а сколько может стоить такой бриллиант? – Два? – тут же добавила Ирка. – Я думать, хандред грант, – интурист ответил сразу же. Видимо, действительно успел об этом подумать и подсчитать. – Сто штук, – перевела я. – То есть тысяч долларов. – Нормально мы в розетке поковырялись. – Ирка снова задумалась. Для человека, собственноручно добывшего из недр бетонной стены пару камней на сто тысяч баксов, она выглядела нетипично хмурой. Должно быть, потому, что никаких других кладов в моей новой однушке не обнаружила, а ведь уже успела, наверное, мысленно перемножить число розеток на количество бриллиантов и вообразить внушительную горку сокровищ. К ее разочарованию и моему облегчению, никаких других тайников мы в квартире не увидели. Меня это даже порадовало – не хотелось, чтобы Ирка в кладоискательском угаре расковыряла все свежеоштукатуренные стены, а заодно и бетонные полы. – Я не понять… – начал Уоррен, но Ирка его невежливо перебила: – Да где уж тебе-то, если даже мы не понимаем! – Дай человеку договорить, – остановила ее я. – Чего ты не понимаешь, Джонатан? – Чей брилльянтс? – Интурист широко раскрыл глаза, поднял брови и замер, как сова, дожидаясь ответа. – М-м-м… Боюсь, это очень непростой вопрос. – Я потерла лоб. – Вроде бы это брилльянтсы того, кто их спрятал. Но квартира-то моя, и все, что она дает, – молоко, телят или бриллианты – тоже мое. В то же время, по сути, мы нашли клад, и в таком случае уже не мне, а нам всем причитается доля в пятнадцать процентов, остальное принадлежит государству… – Что ты мелешь-то! – Ирка всполошилась и испуганно заозиралась. – Не слушай ее, Наташик! Чей тайник, того и содержимое, захоронка в стене, стена в квартире, а квартира Ленкина! – В ипотеке еще, так что банк с тобой может не согласиться, – возразила я. – А кто ему расскажет, банку-то?! – И кстати, насчет того, чья стена, тоже можно поспорить, – договорила я, просто чтобы закончить свой обстоятельный ответ. – Она две квартиры разделяет, так что является общей с соседями. – Скажи еще, что капитальная стена – это общедомовая собственность! – возмутилась подруга. – Тоже вариант, – уныло согласилась я. – Нет, нет и еще раз нет! – Что – нет? – А ничего нет! – Ирка развела руками. – Ни тайника, ни клада в нем! В стене розетка, в розетке – электрический ток, двести двадцать вольт, как положено. О чем вообще разговор? – Об этом? – Я похлопала ладонью по пиджаку, во внутреннем нагрудном кармане которого лежала пластиковая капсула с нештатным содержимым – бриллиантами вместо одноразовых бахил. – О твоем большом добром сердце и дурацкой готовности разбазаривать сокровища? – съязвила подруга. – Об этом я с тобой еще поговорю, не сомневайся. Дома. – Она решительно встала. – Все, закончили посиделки, а то дождемся, пока метро закроется. Но и вернувшись домой, мы далеко не сразу приступили к обсуждению случившегося. Старательно делая вид, будто ничего необычного не произошло, совершили все привычные вечерние ритуалы – демакияж, душ, инспекция страничек в соцсетях, звонки родным и близким. Вернее, это я позвонила мужу и сыну, Иркино семейство все еще носилось по волнам Эгейского моря и было недоступно. Зато подружка звякнула Лазарчуку. – Здравствуй, Сереженька! Я услышала, как она сладким голосом Бабы-яги, заманивающей на верную погибель румяного упитанного Иванушку, приветствует нашего общего друга, и поспешила закончить дежурный созвон со своими парнями. Про бриллианты я им ничего не сказала, разумеется. Не потому, что для меня нормально иметь тайны от любимых – просто неподходящая это информация для людей, занятых ремонтными работами. Они же у меня впечатлительные, что муж, что сын, да с фантазией, и как раз со строительными инструментами в руках. Боюсь, они весь старый дедов дом и двор по камушку разберут, наслушавшись о кладах! Ирка, увидев, что я закончила разговор, без всяких просьб с моей стороны вывела Серегу на громкую связь, и я смогла оценить забавную смесь любопытства и тревоги в голосе настоящего полковника: – С Санкт-Петербургом все в порядке? – В целом – да, – ответила Ирка. А я громко, чтобы Лазарчук услышал, фыркнула: – Мне даже льстит то, как высоко ты оцениваешь нашу разрушительную силу, Сереженька! – Хотите сказать, что у вас ничего не случилось? – Тревогу в голосе друга потеснило недоверие, а любопытство только усилилось. – Ну, врать не будем, кое-что у нас тут происходит, конечно, – с достоинством призналась подруга и вывалила на полковника краткое содержание предыдущих серий: – Ленкина тетушка упала с лестницы и сломала ногу, на тетину подругу напал уличный грабитель, и к ним обеим в квартиры кто-то залез, а Ленка под своим окном на крыше нашла стукнутого американца… – Труп?! – охнул Лазарчук. – Ты внимательно слушай, я сказала не «пристукнутого», а просто «стукнутого», это большая разница, Наташ жив-здоров… – Так это женщина? Значит, американка? – Полковник начал слушать внимательно. – Я сказала – американец, значит, мужик! Наташ – это имя! – Он трансвестит? Я почувствовала, что меня разбирает нервный смех. – Он интурист! Нормальный парень, мы с ним почти подружились, но ты меня не дослушал. Еще у нас кота ранили, но, к счастью, не смертельно… – Стреляли? – спросил Лазарчук нарочито безэмоционально, как Саид из «Белого солнца пустыни». – В кота?! Да упаси боже, Питер культурный город! Просто гиря прилетела. – Какая гиря? – Голос в трубке стремительно слабел. То ли полковник терял моральные силы, то ли просто засыпал – час был поздний. Ага, темная ночь… Только гири свистят у виска… Ирка мигом взбодрила собеседника, деловито сообщив ему: – Гиря была от советских весов, трехсотграммовая, ее нервный дед метнул на шум кошачих воплей, но это как раз неважно, потому что я тебе звоню совсем по другому поводу! – Боюсь даже думать, что это может быть. – Лазарчук опять напрягся. – Может, ты сама? – Ирка оторвалась от трубки и посмотрела на меня. Я молча протянула руку, взяла ее смартфон, прилепила его к уху и, нацепив улыбку, проворковала тем же голосом коварной Бабы-яги: – Добрый вечер, Сереженька! – Добрый? Это после вашего-то звонка? – Ну и что такого, подумаешь, поговоришь с нами пару минуток, мы же друзья, вот и пообщаемся без протокола… – То есть вы все-таки что-то натворили? – по-своему понял этот профессионально деформированный тип.