Но, не вытерпев и нескольких секунд, опять вскочила на ноги. – Сообщить, позвонить, написать письмо. Двадцать лет! – Женщина сжала виски руками. – Я не понимаю… Не. Понимаю. Я. – Сядь, Анна, – попросил полковник тихим, спокойным голосом. – Сядь и послушай. Майор опустилась на стул между двумя окнами, прикрытыми марлевыми занавесками. – Мама верила, что ты жив, – тихо пробормотала она. – Все эти двадцать лет верила. – Я не мог по-другому, Анюта. Посмотри на меня, посмотри, что со мной стало! Зона… Вот что она со мной сделала. – Я знаю про Выхлоп, пап. Шебанов все рассказал. Полковник поднял голову. – Лейтенант тоже тут? Анна покачала головой. – Капитан. Он дослужился до капитана. Он спас меня, – добавила она. – И остался в Х-22. – Значит, ты была там? – Да. С Войцеховичем. Как бы ни была она обижена, это был тот самый человек, с которым она привыкла делиться всеми своими новостями, идеями, сокровенными мыслями. Так что ничего удивительного, что она рассказала отцу обо всем произошедшем в лаборатории. – И вот Догнич привел меня сюда, к тебе, – закончила Анна свой рассказ. Спирин выдвинул небольшой ящик из-под стола, вынул из него старенький КПК. – Из-за этого контейнера они назначили награду за тебя? Дочка пожала плечами. – Видимо, да. – Зона теряет силу. Если никто не вмешается, то еще лет десять-пятнадцать – и она совсем исчезнет. Сталкеры бросают свое ремесло и уходят за Периметр, – задумчиво произнес полковник, глядя в окно. – Аномалии исчезают, мутантов истребили почти всех. – Но если всё так, почему ты до сих пор тут? Спирин повернулся к дочке, с трудом поднялся. – Может, именно поэтому. Аня, посмотри на меня. Я старик. А ты помнишь, сколько мне лет? – Пап, что за вопрос? Шестьдесят пять в этом году исполнилось бы… – Она осеклась. – Ой, прости! Шестьдесят пять. Спирин усмехнулся, прошаркал к печи, налил из большого чугунка в стакан темную жидкость. – Ты права, дочь, исполнилось бы. – Он медленно вернулся к столу, сел, поставив перед собой стакан. – Я давно должен был умереть. Еще тогда, под тем Выхлопом. Но выжил. – Шебанов рассказал про Выхлоп. – Анна заставила себя выглянуть в окно, чтобы не погрузиться вновь в тягостные мысли. – Не могу никак понять, что у тебя вон на тех грядках растет. Никогда такую траву не видела. Что это? – Я даже и не знаю название, – ответил полковник, шумно отхлебнув из стакана. – Но только благодаря этой травке я еще жив. – То есть как так? – вмешался в разговор сонный голос Догнича. – Это лекарство, что ли, какое-то? – Что значит – «благодаря травке»? – вторила ему Аспид. Спирин усмехнулся, сделал большой глоток, осушив половину стакана. – Простите, гости дорогие, вам не предлагаю своего чая. Здоровому человеку он только во вред. А вот Догнича я им отпаивал когда-то. Помнишь, Семен? – Да помню я, Дед!.. – Сталкер вдруг покраснел. – Извините, Алексей Владимирович. Спирин махнул на него рукой. – Да ладно тебе. Дед так Дед. Я уже привык за столько лет Дедом зваться. – Так почему, пап? – Почему что? – Почему все?! Почему ты здесь двадцать лет? Почему я здесь? Почему трава эта на грядках? Почему меня убить хотят? Почему все это?! Полковник поднялся, медленно подошел к ней и крепко обнял ее, как когда-то на прощанье. И она расплакалась, положив голову на все еще широкое, но уже ощутимо костлявое плечо старика. Но плакала она тихо, без рыданий и всхлипов. Вспоминая те годы, когда все вокруг ее убеждали, что надо смириться, ее геройский отец погиб, выполняя важное задание… а она продолжала верить, что он жив. Анна молча обнимала отца, и слезы текли по ее щекам. – Почему, пап? Спирин разжал объятия, подвел дочку к кровати и усадил рядом с Догничем. Он и сам сел, допил чай, отставил стакан в сторону, положил руки на стол и сложил пальцы в замок. – После большой зачистки батальону приказано было охранять оставшиеся в Зоне лаборатории. Одной из них и была X-22. Вот только мало кто про нее что-то знал. Пять лет руководил ею профессор Войцехович. Мы даже сдружиться успели с ним! Хороший был мужик, хотя и со сдвигом. Впрочем, в Зоне другие и не засиживались. Что они делали в лаборатории той – не наше это дело было. Наша задача – людей лишних к ней близко не подпускать. И никого из нее без команды не выпускать. Когда поступил приказ опечатывать все научные объекты в Зоне, мы, конечно, обрадовались таким переменам. Уж больно надоело мотаться по Зоне моим ребятам. Каждый выход кого-то теряли. То аномалии, то зверье… Но куда чаще от бандитов, наемников и представителей разных кланов доставалось бойцам. Нет хуже зверя, чем человек. А в Зоне и подавно. Целый месяц ушел у нас на то, чтобы приказ выполнить. По два-три рейда в день делали. Вывозили, проверяли, консервировали. Все лаборатории, базы научные, оборудование, людей… Не спали почти, но ни одного происшествия не случилось. Лаборатория Х-22 стояла последней в списке. Персонала там было немного: шесть человек плюс Войцехович. – Мне про этот рейд Шебанов рассказывал… – вставила Спирина. – Так вот, – продолжил полковник, – и людей в лаборатории было немного, и оборудование вывозить не требовалось, поэтому решили мы с профессором, что своим ходом можно будет выбраться. Охрана у них из наемников тогда была. Я своих людей снял с объекта, как только приказ о консервации поступил. Войцехович наемников выпроводил и ждал, когда я со своими бойцами прибуду, – уговор у нас такой был. Мой батальон в Лиманск с утра колонной поехал, остатки базы научной закрывать. Машины под завязку загрузили, ученых усадили и в обратный путь. На перекрестке я вызвал Шебанова с десятью бойцами, машины дальше отправил, а мы к лаборатории пошли. Все закрыли, опечатали и двинулись обратно. Нам до базы на складах дойти было всего ничего. Бойцы с учеными впереди шли, а мы с профессором за ними. Смотрю, а Войцехович еле плетется, согнулся весь, шлем снял, тяжело дышит. Плохо, говорит, мне. Давно по свежему воздуху не ходил. Забрал я ранец у него, а профессора вперед к Шебанову направил. Следи, говорю, капитан. Головой отвечаешь. Уже заводские ангары видно было впереди, когда Выхлоп нас накрыл. Анна хотела что-то сказать, но Догнич опустил ей руку на колено и приложил палец к губам. Женщина махнула в ответ рукой и промолчала. – И это, значит, лейтенант разболтать успел? – хмыкнул полковник, верно истолковав мимику дочери. – Ладно, черт с ним, срок давности вышел, так что имел Шеба право. Но вот что дальше было, он уж точно не знал. – Он был уверен, что ты погиб вместе с остальными, – все же не выдержала дочь. – Довел Войцеховича после Выхлопа до военных. – Я знаю, Анюта. – Спирин сделал глоток из стакана. – И знаю, что с ними стало после. Со мной тоже странности начались. И это главная причина, почему я тут, в Зоне, остался. Анна вопросительно посмотрела на отца. – Хочу, чтобы ты меня поняла. Чтобы осознала, почему я не вернулся домой. – Полковник закашлялся, прижимая руку к груди. – Я не знаю как, но очнулся я после Выхлопа в лесу. Пошевелиться не мог, лишь глазами вертел. Пролежал так несколько часов, наверное. Только к ночи смог подняться. Решил дорогу найти какую-нибудь, а дальше, типа, видно будет. К перекрестку на Лиманск вышел. Вот, думаю, хорошо, что далеко не унесло. Пошел к складам. Долго шел. И оказался снова у перекрестка. Удивился я, конечно. И опять пошел. И опять – перекресток. Ходил так по кругу, пока утро не наступило. Тогда решил попробовать в другую сторону, набрел на эту деревню, на этот самый дом. Тут и уснул. – Закружил тебя Выхлоп, Дед, – проговорил Догнич. – Такое от пузыря пространственного случается. Но в пузыре выхода нет, а тебе, значит, повезло его найти. Полковник покачал головой. – Нет, Дог. Нет выхода. Это мой личный пузырь. Большой, но пузырь. И где из него выход, я не знаю до сих пор. Куда бы я ни шел – возвращаюсь к Лиманскому перекрестку. Пробовал даже выехать на машине – кружит и выезжает к развилке. – Как такое может быть? – зажмурившись, потрясла головой Анна. – Это ведь невозможно! Спирин поднял на нее грустные глаза. – Шут его знает, Анюта. Но я уже смирился. – Это же Зона, Анна Алексеевна. – Усмехнувшись, Догнич поднялся на ноги, прошелся по комнате и остановился рядом с полковником. – Дед, чайком-то угостишь? – Я предупредил, Дог, – кивнул на стакан Спирин и продолжил рассказ: – Но вскоре я сообразил, что не только этим сюрпризом наградил меня Выхлоп. Анна тяжело вздохнула: – И одного бы хватило с избытком. – И я так подумал, когда однажды утром увидел себя в зеркале. Старею я слишком быстро, Анюта. Слишком быстро. Дог замер со стаканом в руке. – А ведь и правда. Из болота ты меня вытащил лет десять назад. Получается, что тогда тебе было чуть больше пятидесяти. – Пятьдесят четыре, – уточнил Спирин. – И ты тогда был уже седой. И, прости, Дед, но уже тогда казался старым. Как сейчас. – Оценивающе посмотрев на полковника, Дог поставил пустой стакан на стол. – Тогда почему сейчас ты такой же, как был десять лет назад? Спирин улыбнулся, хмыкнув. – Давно мне никто комплиментов не говорил. Спасибо, Семен. Аспид вдруг удивленно открыла рот, поднялась, быстро прошла к печи и, наклонившись над чугунком, принюхавшись. – Догнич, видишь, как дочка моя быстро соображает. – Спирин засмеялся, но его смех тут же перешел в кашель.