— И что же здесь происходило? — В МВД республики был тогда мобилизационный отдел. Там сидели два строевых полковника, дослуживали до пенсии, составляя планы призыва в армию и разные бумажки. В общем, их никто не трогал и они никого не трогали. А после «Боинга», когда стали всерьёз готовиться к какой-то открытой конфронтации с Западом, эмвэдэшное начальство выдернуло их из «норы» и наделило полномочиями. Те и решили тряхнуть стариной. Обновили мобилизационные планы, заставили составлять схемы обороны милицейских объектов, писать кипы разных бумаг — в общем, развернулись вовсю. Мне когда-то начальник милиции жаловался: мол, у всех дел невпроворот, а тут надо ещё и этими бумагами заниматься. Мы, кстати, получали копии всех этих бумаг для координации деятельности. Полковник Шульгин с интересом слушал майора. — Короче, согласно новым планам, местный отдел милиции должен был в случае отступления армии уходить вместе с войсками, но две группы по десять человек оставались в тылу наступающих. Командовать этими группами назначили Островецкого и Долгоногова, то есть командира внештатной группы захвата и его заместителя. А в состав групп вошли наиболее подготовленные опера и бойцы группы захвата. — Разумно… — Да, но потом решили устроить сборы командиров РДГ и выдернули всех на базу учебного отряда пограничников в Добеле. Можете себе представить: дел выше крыши, а их неделю заставляют заниматься всякой ерундой. Пока были ОФП, рукопашный бой, стрельбы, минное дело — ещё ничего. Даже марш-бросок по болотам. Но когда начались тактические занятия, Островецкого прорвало. Он просто издевался над полковниками, постоянно высмеивая их. Чашу их терпения переполнило то, что, когда отрабатывали реальные места базирования групп и складов, Островецкий отказался подписать оперативную карту с нанесёнными на неё местами базирования. Он заявил, что уж если дойдёт дело до настоящей заварухи, то он туда ни за что не сунется. — Почему? — изумился полковник. — Дело в том, что оперативные планы были составлены на основе старых схронов «лесных братьев». И Островецкий заявил, что если, мол, такие карты есть у нас, то они наверняка есть и у натовцев. — Ну и правильно заявил. — А полковникам это не понравилось. Он же фактически обвинил их в полном служебном несоответствии. Может, ещё и национальный фактор сыграл роль, — не знаю, но был составлен разгромный рапорт с требованием уволить строптивого старлея (он тогда ещё старшим лейтенантом был) из органов. Вот копия рапорта, а вот копия рапорта Островецкого с его объяснениями, — майор передал полковнику несколько листов из папки. Шульгин их внимательно прочитал. — Ну и язва ваш Островецкий, — усмехнулся полковник. — Вроде всё грамотно, обстоятельно изложено, но с такой подъё… — Шульгин еле удержался от непечатного выражения. — Ну, и чем всё закончилось? — Да ничем! Военная истерия заглохла сама собой, полковникам посоветовали не мешать людям работать, старлея слегка пожурили, чтобы впредь был более снисходителен к чудачествам пожилых людей, — майору доставляло удовольствие пересказывать этот случай: видимо, он сам немало натерпелся от крупнозвёздных придурков. — А бумаги в личном деле остались, что впоследствии, по-видимому, и сыграло свою роль. — Да-а… интересный тип этот майор, — протянул полковник. Он ещё раз с симпатией взглянул на фотографию. — Что ещё по нему? — Отличный спортсмен — мастер спорта по самбо и дзюдо, двукратный чемпион МВД по дзюдо, очень сильный рукопашник — инструктор рукопашного боя в отделе. Хороший стрелок, кстати. Выступает за отдел практически по всем видам спорта. Рост 184 см, вес 86 кг. — А это ещё к чему? — Вы сами просили, — бесстрастно ответил Крамаренко. — Шутки перестал понимать? — покачал головой полковник. — А впрочем, и эта информация не повредит. Во всяком случае, ясно, что этот парень в одиночку может запросто заломать несколько человек. Присутствующие согласно закивали головами. Островецкого они знали — он не раз проводил семинары по рукопашному бою в частях гарнизона. Встречаться с ним один на один на узкой дорожке ни у кого желания не возникало. — Что ещё? Женщины, спиртное, может, ещё какие-нибудь слабые места, может, на руку нечист? — На руку-то как раз чист. Может быть, именно поэтому он может себе позволить такие взаимоотношения с начальством. Он ведь прежнего прокурора прилюдно послал… — Это который сейчас зампрокурора республики? Что, и это ему сошло с рук? — Ну, а что ему сделаешь? В начальство он не рвётся, взятки не берёт. Раскручивает такие дела, которые мало кому по зубам. Кстати, его вспомогательные шахматные таблицы по многоэпизодным делам сейчас в школе милиции курсанты изучают. А насчёт женщин и спиртного — так это в норме. Не монах, конечно, но постоянной любовницы нет, и не было, а отдельные приключения — не в счёт, сейчас на этом никого не прихватишь. Выпить может много, но не злоупотребляет. Предпочитает снимать стресс физическими нагрузками. До сих пор много тренируется. Так что прижать его, в случае чего, будет трудновато. — Ясно. Что по второму? — Оперативное сопровождение осуществляет старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан милиции Долгоногов Ояр Петрович. Он на второй фотографии. 29 лет, наполовину латыш, наполовину русский. Родился в Новосибирске… — Где? — удивлённо спросил полковник. — В Новосибирске. В 1948 году его мать с семьёй по пятьдесят восьмой статье[11] была выслана в Новосибирскую область. Там она и познакомилась с отцом Ояра. В 1965 году они вернулись в Латвию. — Интересные дела здесь творятся. А вообще, сотрудники с чистой анкетой в этом отделе имеются? — Товарищ полковник, разрешите объяснить! — Ну, объясни. — Товарищ полковник, вы в республике человек новый и, может быть, ещё не совсем знакомы с местными реалиями. — А без предисловий? — Это Латвия. Я здесь с 1980 года. Попал сразу после училища. Тут у половины населения кто-то был выслан или осуждён по «пятьдесят восьмой». А с другой стороны, здесь в очереди на поступление в милицию не стоят. Это в южных регионах дают солидные взятки, чтобы приняли на работу в милицию. Здесь же, наоборот, сотрудникам выплачивают премии за каждого поставленного в строй новобранца. Комплектуются, в основном, за счёт увольняемых в запас военнослужащих из дислоцированных в регионе частей. Поэтому когда на службу приходят местные толковые ребята, то на «неправильную» национальность или «неправильных» родственников стараются глаза закрывать. Тем более что мать Долгоногова давно реабилитирована. Знаете, товарищ полковник, в милиции ходит такая поговорка: «Чем южнее — тем продажнее»! Так вот, местная милиция в этом отношении достаточно чистоплотна. Нет, бывает, конечно, всякое, но мздоимцев здесь больно бьют по рукам сами же менты. Кроме того, надо принять во внимание и весьма непростые взаимоотношения между республиканской милицией и прокуратурой. Милиция, в основном, укомплектована русскоязычными кадрами, коренные латыши на эту работу не очень-то рвутся. Работа грязная, опасная, малооплачиваемая, в общем — непрестижная. Прокуратура же, наоборот, в основном укомплектована латышами. Поэтому в этих непростых взаимоотношениях присутствует ещё и некий национальный нюанс. Короче говоря, местная прокуратура сурово бдит за милицией и никогда не упустит случая «прищучить ментов». Ну, а те, в свою очередь, пытаются отплатить прокурорским той же монетой. — Хм… интересная информация. Продолжай! — Так вот, по Долгоногову. Фактически он местный, здесь окончил школу. С 1980 по 1982 годы служил срочную в Афганистане. Сержант, командир отделения разведроты парашютно-десантной бригады. Награждён медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». В милицию пришёл сразу же после армии, начинал помощником дежурного по отделу. Потом — заочная школа милиции. С 1984 года в уголовном розыске. Очень дружен с Островецким, собственно, тот и перетащил его в розыск. — Тоже спортсмен? — Да нет, спортом особо не увлекается, хотя очень приличный рукопашник, но это от службы в ВДВ. А, в общем-то, спорт ему не очень и нужен. Двухметровый амбал, у него кулак с мою голову. Нашего Лагутовского давеча чуть с лестницы не спустил. — Семья? — Женат, детей нет. С женой живёт плохо. Скандалы, ссоры, ну это-то понятно при его работе. Мужик дома почти не бывает, а когда выдаётся свободная минута, старается к подружкам заглянуть — благо у него их пруд пруди. Он этого особо и не скрывает. Естественно, жена бросается в бой, но чем больше она на него наезжает, тем больше он куролесит. Выпить может много, но контроля над собой не теряет. — Да-а, характерец под стать дружку, — полковник сложил обе фотографии вместе. — Этот-то хоть прокурора не посылал? — Прокурора нет, но начальнику милиции на стол своё удостоверение швырял, причём в присутствии всего личного состава. Рожков его на каком-то совещании начал распекать, а Долгоногов посчитал, что незаслуженно, ну и вспылил… — Да уж, порядки в здешней милиции. Капитаны швыряют удостоверения в полковников, — Шульгин покачал головой. — Долгоногов тогда был ещё старшим лейтенантом, а Рожков — подполковником… — И чем всё закончилось? — А практически ничем. Долгоногов получил устное замечание за несдержанность, остыл и вернулся к службе. Рожков же умный мужик. Он прекрасно понимает, что такими кадрами не разбрасываются. Долгоногов — прекрасный сыщик, его здесь каждая собака знает, и он знает каждую собаку. Можно, конечно, окружить себя послушными пай-мальчиками, а работать кто будет? Кто результат даст? Милицейская служба не для паинек! — Ну что ж, — Шульгин ещё раз взглянул на фотографии и вернул их майору. — Это серьёзные ребята, но, к сожалению, в этом деле мы по разные стороны баррикад. Для них главное — раскрыть преступление, а для нас — найти документы. Повторяю: ни при каких обстоятельствах они не должны попасть в чужие руки. Первое: работу следственной группы взять под плотный контроль. Действовать при этом очень осторожно, чтобы не выдать раньше времени нашего интереса. В нужный момент документы необходимо перехватить. Второе: проводить собственное расследование, для чего задействовать все оперативные силы гарнизона. При этом опять же стараться не привлекать к себе излишнего внимания местных органов. Третье: непосредственное руководство операцией возлагаю на майора Крамаренко. Все вы обязаны оказывать ему максимальное содействие! Майор, ежевечерне мне подробный отчет о ходе операции. В случае обострения ситуации докладывать мне немедленно в любое время дня и ночи. Вам всё ясно? — Так точно! — Завтра в 8.00 здесь же оперативное совещание. Обдумать все версии, даже самые маловероятные, и предоставить планы работы по ним с учётом всех наших возможностей. Вопросы? — Нет вопросов, товарищ полковник. — Тогда все свободны. Майору Крамаренко и капитану Лагутовскому остаться. Участники совещания встали и молча покинули кабинет, в котором остались Шульгин, Крамаренко и Лагутовский. Крамаренко подошёл к закрытой двери комнаты отдыха и тихонько постучал. Вышедший оттуда мужчина в штатском коротко кивнул присутствующим и, не дожидаясь разрешения Шульгина, присел на стоящий около двери стул. — Это наш коллега из милиции, — попытался сгладить неловкость Крамаренко. — Виктор Сергеевич, давай без ненужного чинодральства. Сейчас здесь все свои, — самые посвящённые. А вас я себе таким и представлял, наслышан, — полковник крепко пожал руку привставшему незнакомцу. — Извините, что не пригласили участвовать в общем совещании. Не хотелось бы, чтобы о вас знали посторонние. …А теперь прошу всех внимательно выслушать всё, что я вам сейчас скажу, — полковник прошёлся по кабинету и обернулся к присутствующим. Глаза его нахмурились, выражение лица стало жёстким. — Вы единственные в этом городе, кто знает, что в действительности содержится в этих документах. Митрофанов совершил грубейшее нарушение, вынеся эти бумаги с территории части. Но что сделано — то сделано. И вы понимаете, почему недопустимо, чтобы эти документы попали в чужие руки. Это не просто государственная тайна — это бомба. Поэтому необходимо сделать всё, чтобы вернуть документы. В крайнем случае, чтобы они не попали в руки посторонних. Короче, нельзя допустить, чтобы сотрудники милиции добрались до документов, тем более — в ближайшее время. Я не могу вам сейчас назвать конкретные сроки, но вы прекрасно понимаете, что по истечении этого времени документы потеряют свою ценность. Поэтому, если не удастся их вернуть, то необходимо всеми способами хотя бы притормозить ход расследования, чтобы сотрудники милиции раньше времени не обнаружили эти бумаги. Это приказ! …Островецкий и Шестаков сидели в кабинете начальника уголовного розыска и внимательно изучали разложенные на столе бумаги. Время от времени заходили сотрудники, коротко докладывали о проделанной работе, оставляли на столе новые бумаги и выходили в коридор. Протоколы объяснений, рапорта, справки, отчёты, служебные записки, — ворох бумаг принимал уже внушительные размеры. — Макулатуры вагон, а толку практически никакого, — вздохнул Олег. — Зато уже есть чем отчитываться перед начальством: работа кипит, все при деле, — невесело улыбнулся Шестаков. В коридоре раздался взрыв смеха. «Байки травят, паразиты», — усмехнулся Олег. А что ещё делать молодым, крепким парням, вынужденным коротать время перед совещанием? — Володька, утихомирь банду, — кивнул Олег на дверь. Шестаков встал, приоткрыл дверь, но сказать ничего не успел. Выскочивший секундой ранее из своего кабинета Кочетов грозно оглядывал расшалившихся офицеров. — Весело вам? Нечем заняться? Работы нет? — голос подполковника не предвещал ничего хорошего. — Так я напомню, что для кое-кого из вас рабочий день ещё не закончен, а некоторым предстоит ещё и рабочая ночь. Ответом был общий тяжёлый вздох. — Володька, зови ребят сюда, — усмехнулся Олег, — а то их Кочет совсем сожрёт. Участковых отпусти, а опера пусть заходят.