– Извините за прическу, – сказала я. – Щетка куда-то пропала. – Я закажу тебе другую, – подала голос Мими. – Не надо, я сама. – Ее мог взять Фрэнк. – Зачем? – У него все к рукам липнет. Его психиатр предпочитает использовать термин «ненасытная любознательность». Он видит что-то незнакомое и утаскивает для дальнейшего обследования. – Он что, щетки для волос не видел? – Твоей – нет. Прячь важные для тебя вещи подальше. В тот момент я решила носить блокнот, в котором вела записи для мистера Варгаса, в сумке, а не держать его в выдвижном ящике прикроватной тумбочки. – В этом есть и положительная сторона, – добавила Мими. – Жизнь с Фрэнком научила меня аккуратности. Похоже, ее это не слишком радовало. Как-то раз, через две недели после начала нашей культурной одиссеи, меня разбудил плохой сон, вызванный, подозреваю, болью в ногах. Мне приснилось, что я потеряла Фрэнка в музее Гетти, в Малибу. Он превратился в одну из жутких статуй с белыми глазами, которые толпятся там во дворе. Вот только в какую? Я бегала от одной фигуры к другой, рассказывая каждому каменному лицу тупой анекдот про гориллу, которая заходит в бар. Мне не хотелось продолжения кошмарного сна, и я решила сходить на кухню попить водички. В коридоре перед зеркалом стояла Мими в белой кружевной ночнушке, размахивая большим острым ножом. Можете себе представить, что случилось дальше. Если у вас не получается, я помогу. Я завизжала, она тоже, нож упал на пол, а из комнаты Фрэнка раздался отчаянный рев. Мы помчались на звук, чуть не сбивая друг дружку с ног. – Все хорошо, малыш, – стала успокаивать его Мими, схватив на руки. – Просто я нечаянно испугала Элис. Она увидела, как я обстригаю волосы. Я больше не могла на это смотреть. Она указала на свою наполовину остриженную голову со следами швов. – Вы хотели остричь волосы ножом? – недоверчиво спросила я. – Обычно это делают ножницами. – Я не могла их найти. Я прячу ножницы от… Сама понимаешь. – Мими кивнула на Фрэнка. – Я вышла в коридор, потому что там много зеркал. Я не хотела ничего плохого. Я вновь задумалась, почему она не прячет ножи. И зачем женщина, которая терпеть не может показывать свое лицо людям, живет в доме, где даже потолок в прихожей зеркальный. Эта прихожая сводила меня с ума. Проходя по ней, я видела себя со всех сторон. Зато Фрэнк чувствовал себя как рыба в воде. Рассматривая со всех ракурсов свои изысканные наряды, он вел содержательные беседы с самим собой. – Почему вы не подождали до утра? – спросила я у Мими. – Я бы вам помогла. – Мне захотелось сделать это прямо сейчас. Я подумала, хуже все равно не будет. Фрэнк слез с ее коленей. – Ты куда? – спросила Мими. – В ванную. В ту ночь он спал в красном комбинезоне с планкой на пуговицах. – Тебе помочь? – в унисон спросили мы. – Я не маленький, – заявил он и удалился. Мы с Мими посмотрели друг на друга. – Когда мой брат был подростком, он однажды решил побриться охотничьим ножом, как ковбои на Диком Западе, – сказала она. – И чем закончилось? – Пришлось зашивать. К счастью, отец оказался дома и зашил его прямо на кухне. Он был врачом. – Знаю, Фрэнк мне рассказывал. – Да? А что еще он тебе рассказывал? – Что жадный и эксцентричный миллиардер Пол Гетти одевался в отрепья, чтобы никто не узнал, что он богат, и устанавливал в своих особняках платные телефоны для гостей. В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году Гетти произнес следующую фразу: «Миллиард долларов уже не тот, что раньше». – Я родилась в пятьдесят седьмом, – сказала Мими и добавила, помолчав: – Психиатр Фрэнка говорит, что это наследственное. – Что «это»? – Причуды Фрэнка. Доктор Абрамс считает, что в его эксцентричности присутствует генетическая составляющая. В это время Фрэнк вышел из ванной, держа обе руки за спиной. Я подумала, что он застегивает клапан. – Ты не спустил воду, – сказала Мими. – Я не ходил в туалет. – А что же ты делал? Мальчик вытащил руки из-за спины. В правой он держал ножницы, а в левой – мою щетку для волос. – Представляете, случайно нашел это на дне своей корзины для белья. Незадолго до этого я стирала его одежду и прекрасно знала, что их там не было. – Да, надо было искать внимательнее, – вздохнула Мими. 10 – Он здесь, – сообщил Фрэнк. – Кто? – Ксандер. Перед этим я на минутку оставила Фрэнка в его кавалерийском облачении на скамейке перед женским туалетом в Музее искусств. Мы решили, что он слишком взрослый, чтобы заходить внутрь. Я сделала свои дела, помыла руки, вытерла о шорты и поспешила к выходу. Я так обрадовалась, что Фрэнк никуда не делся, что сначала даже не поняла, о чем он говорит. – Какой Ксандер? – У тебя золотая звездочка на ширинке, – сказал Фрэнк. – Что? – Застегни ширинку. Ксандер. Урожденный Александер. Мой учитель музыки. Не Александр Великий, хотя последний тоже представлен здесь в виде скульптуры. Я застегнула ширинку и присела рядом. – Учитель музыки? Где? – Был вон там. Уже ушел. Мне не верилось, что кто-то может появиться и исчезнуть за такой короткий промежуток времени, разве что Ксандер передвигается так же стремительно, как Фрэнк. Признаюсь, в тот день Фрэнк уже дал повод усомниться в его абсолютной честности, когда мы замедлили шаг перед одним из ранних полотен Пикассо. К тому времени я сообразила, что остановить Фрэнка можно только одним способом: начать задавать вопросы. Обычно одного вопроса хватало, чтобы он встал за воображаемую кафедру и пустился в объяснения, а я тем временем смогла перевести дыхание. Возможно, я уже упоминала, что глубина и широта его познаний одновременно поражали меня и наводили тоску. – Что ты знаешь об этой картине? – спросила я. – Пикассо за свою жизнь создал более двадцати тысяч произведений искусства, – сказал Фрэнк. – Большинство его работ считаются выдающимися, другие – посредственными, а кое-какие – скучными. Возьмем, к примеру, эту. Незадолго до твоего приезда она висела у нас над камином. Маме надоело на нее смотреть, и она вернула картину отцу, а у него уже столько Пикассо, что он решил отдать ее в музей. – Что??? Мне показалось, что я резко проснулась посреди огромной, наводящей сон университетской аудитории в самом конце лекции, когда профессор отвечает на самые важные вопросы. – Твой отец? Ты о чем? – Неизвестный даритель. Он не любит привлекать внимание. Фрэнк поднес к глазам разбитое пенсне, как лорнет, и стал вглядываться в табличку на стене рядом с картиной. – Поэтому значится здесь как неизвестный даритель. Он крупный коллекционер. Когда ему надоедает картина, он отдает ее в музей. Я больше ничего не добилась, что чертовски обидно, ведь Фрэнк обычно не оставляет без внимания ни одного факта. Следует отдать ему должное: если он закрыл тему, то из него больше слова не вытянешь.