– Что случилось? – спросила я. – Не могу найти телефон. – У меня есть, если что. – Я не могу выйти из дома без телефона, – заявила она. – Он мне нужен. – Позвонить вам? – спросила я. – Да. Я набрала ее номер, и через несколько секунд мы услышали Кэба Кэллоуэя, распевающего свое знаменитое «хай де хо». Проследить направление музыки оказалось нетрудно. – По-моему, ваш телефон у Фрэнка в кармане, – сказала я. Фрэнк вытащил его на свет божий. – О, точно. Я поменял тебе рингтон, мамочка. Там стояли стандартные настройки, и, находясь в помещении, полном людей, ты могла бы не узнать свой звонок. Я избавил тебя от этой неприятности. Ты рада? – Конечно, проказник, – ответила Мими, хотя лицо у нее при этом было не радостное. – У тебя сердитое лицо, – настаивал Фрэнк. – Ты на меня сердишься? – Что еще за сердитое лицо? – У доктора Абрамс в кабинете есть таблица, с помощью которой мы готовились к возвращению в школу. Овальное лицо, вот такое, – Фрэнк нахмурил брови и сжал губы в узкую полоску, – это сердитое лицо. Если ты поднимешь одну бровь на сердитом лице, вот так, – он продемонстрировал, – это скептическое лицо. Довольное выглядит вот так. – Фрэнк расслабил брови, сощурился и растянул рот в улыбке. – Я находил эти упражнения скучными, пока доктор Абрамс не обратила мое внимание на тот факт, что великие актеры эпохи немого кино были настоящими мастерами таких тонкостей. – Поэтому ты заговорил о Бастере Китоне? – спросила Мими. – Да. Я возразил, что Китона называли «великим комиком с каменным лицом» за способность выразить широчайшую гамму эмоций, не меняя выражения. Доктор Абрамс ответила, что не все ученики начальной школы столь гениальны и мне же будет лучше, если я научусь выражать свои чувства более явно. Фрэнк склонил голову набок, копируя Мими, и сказал: – Сейчас ты изменила довольное выражение на нежное. Мими обняла сына и поцеловала в макушку. Я растрогалась. Она не обязана меня любить. Вся ее любовь обращена на сына, который нуждается в ней больше, чем я. С трудом уложив Фрэнка в постель, она всю ночь не спала, переживая, что с ним будет в школе. Естественно, она устала. Я решила, что это многое объясняет: она не злая, а просто измученная. Мими прижалась щекой к макушке сына и заметила, что я смотрю на них. – Чего уставилась? – рявкнула она. Небольшая поправка: измученная и злая. – Мне здесь не место, – сказал Фрэнк, когда мы подъехали к школе. – Ты должен ходить в школу, – отозвалась Мими, точно уговаривая саму себя. – Все будет хорошо. Не волнуйся, я зайду с тобой. Ты теперь в четвертом классе, поэтому, будь добр, ничем не швыряйся, не бейся головой и не рви на себе волосы. Даже если тебя что-то расстроит. Очень тебя прошу. Мы вышли на парковку за детской площадкой. Фрэнк посмотрел в глаза моей юбке и сказал: – Ты что, не слышала? Мы с мамой идем в класс. Ты остаешься здесь. – Гм… хорошо. Честно говоря, я расстроилась. Мне не терпелось познакомиться с учительницей Фрэнка. Я всегда была любимицей учителей, они во мне души не чаяли. – Не смотри на нас, – продолжал Фрэнк. – Сядь в машину. Я вспыхнула. – Так нельзя, Фрэнк, – сказала Мими. – Элис – твой друг. Разве можно так обращаться с друзьями? Я чуть не расхохоталась от шока. Она же еще меня и защищает! – Элис – прислуга, – заявил Фрэнк. А я-то думала, что я его друг, первым удостоившийся приглашения на пижамную вечеринку! – Ничего, я подожду в машине, – сказала я. Я видела их в зеркало заднего вида. Мне без труда удалось проследить за ними до самых дверей, потому что они были единственной парой на площадке, одетой точно на поминки в баре отеля «Алгонкин». Мими вернулась чуть ли не через час. Подойдя к машине, она сперва открыла заднюю дверь, потом захлопнула ее и села рядом со мной. – Я привыкла ездить сзади на такси, – сказала она. – Практически забыла, когда сидела впереди. Надо чаще садиться за руль. – Хотите сейчас повести? – спросила я. – Нет. Она посмотрела в окно. – Ты обратила внимание, как они все похожи? – Кто, дети? – Матери. Все такие бодрые и неотличимые друг от друга, как с конвейера. «Какой прекрасный денек!» Чушь! Здесь все дни одинаково прекрасны. Думаю, они приехали сюда не потому, что гениальны. По-моему, все мало-мальски смазливые девчонки из провинциальных городков, которые ничего собой не представляют, приезжают сюда умирать. И начинают это делать сразу, увидев здесь миллион не менее симпатичных девчонок, которые вдобавок талантливы. Даже те, кто не стремился на сцену, начинают изображать из себя актрис, делая вид, что ни о чем не жалеют. Самые опасные – те, что улыбаются, как безумные, и целый день не вылезают из штанов для йоги. На родительских собраниях они напоминают кур в курятнике, которым надевают очки, чтобы не выклевали друг дружке глаза. Ничего себе! И все же за все время нашего знакомства Мими ни разу не обращалась ко мне со столь пространной речью, так что я решила поддержать разговор. – Вы ходите на родительские собрания? Мне было сложно представить, как М. М. Бэннинг сидит на складном стульчике в классе и передает по рукам опрос по поводу аллергии на арахис. – Больше нет. – А как сейчас все прошло? – не успокаивалась я, задавшись целью ее разговорить. – Четвероклассники гордятся своей взрослостью, так что я была единственной мамой в классе. Фрэнк жутко волнуется. У меня сложилось впечатление, что волнуется больше она. Мими продолжала смотреть в окно, точно боялась, что из-за живой изгороди вот-вот выскочит какая-нибудь бойкая мамаша и выклюет нам глаза. – Фрэнк тоже повзрослел, – сказала я. – Ты говоришь таким тоном, как будто это хорошо. – А разве нет? – Для Фрэнка – плохо. Такие, как он, в раннем детстве очаровательны. А когда вырастают, волшебство уходит, они становятся одинокими и живут в подвале материнского дома. При условии, что у матери еще есть дом. – Не волнуйтесь, Фрэнк справится, – сказала я. – Хватит болтать! Вот и поговорили по душам… В утренней пробке на три мили от школы до дома у нас ушло полчаса. – Не забудь забрать Фрэнка после уроков, – напомнила мне Мими, выходя из машины. – Конечно. – Я оставила им твой номер. – Хорошо. Уроки заканчиваются в четырнадцать пятьдесят шесть, правильно? – Вроде того. Мими сбросила туфли на высоких каблуках, выбранные для нее Фрэнком, засунула в них перчатки и вошла в дом, держа в одной руке туфли, а другой разматывая стильный платок из футболки. Я лелеяла надежду, что мы сдадим Фрэнка в школу и вместе примемся за работу. Мими убила эту надежду, хлопнув дверью кабинета у меня перед носом. Я постояла пару минут под дверью, раздумывая, не постучать ли. Очень уж хотелось с чистой совестью доложить мистеру Варгасу, что я делаю все возможное для продвижения работы. Сделав несколько глубоких вдохов, я собралась с силами и занесла руку, только постучать не успела. Мими распахнула дверь и заорала: