– Потому что мне везет. – Да, – сказал он. – Мама перед сном всегда говорит мне, что ей со мной повезло. В ту ночь мне вновь снились статуи. Над моей кроватью с удивленным видом склонился «образец Аполлона». Сквозь незадернутые шторы светила полная луна, в серебристом блеске которой кожа молодого бога казалась гладкой и алебастрово-белой – ни морщинки, ни оспинки. Я не удержалась от искушения потрогать его щеку. Он положил руку поверх моей и сжал пальцы. – Кто ты такая и что делаешь в моей постели? – спросил он. – Согреваю своим теплом, – ответила я, осознав в тот момент, когда произносила слово «тепло», что щека у меня под рукой – не холодная и ничуточки не каменная, а на руке, обхватившей мою, присутствуют все пальцы, целые и невредимые. Так я встретилась с Ксандером. 11 – О, ты сегодня в юбке, – сказал Фрэнк на следующее утро, когда я поставила перед ним тарелку с французскими гренками. – Куда это ты так нарядилась? – Могу задать тот же вопрос тебе, – ответила я. – Я же не в юбке, – справедливо заметил он. Фрэнк выбрал в тот день строгий темно-серый костюм-тройку с платком в нагрудном кармане и стильные кожаные броги с перфорированным носком. В петлицу жилета он продел цепочку от монокля. Я сидела напротив, чувствуя себя как на собеседовании – сейчас этот мелкокалиберный Эдвард Фрэнсис Хаттон спросит, что нового я могу внести в работу его корпорации и где вижу себя через пять лет, то есть в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. – Верно. Мне просто показалось, что ты оделся особенно нарядно в честь первого школьного дня. – Это сегодня? – Ты что, забыл? – Нет, хотя очень старался. – А я надела юбку, чтобы произвести хорошее впечатление на твою учительницу, – призналась я. – Ты повезешь меня в школу? – Все дети должны ходить в школу, если не хотят, чтобы их маму посадили в тюрьму. – Ты мне – не мама. Я бы хотел, чтобы сегодня меня отвезла в школу мама. – Понимаю. – Или Ксандер. Почувствовав, что краснею, я открыла дверцу холодильника и стала переставлять пакеты с молоком и апельсиновым соком. – Ксандер? Я не заметила никаких следов его присутствия – незнакомой машины на дорожке перед домом или завернутой в плед фигуры, спящей на диване, и уже начинала думать, что ночная встреча – всего лишь плод моего воображения. В таком случае я встала на полчаса раньше, надела юбку и нарисовала стрелки на глазах совершенно напрасно. Фрэнк, который никогда не смотрел людям в глаза, стрелок не заметил. – Ксандер – мой временный преподаватель музыки и путешествующий пример для подражания. Я видел его в музее, а ты не видела, помнишь? – «По образцу Аполлона», – сказала я. – Конечно, помню. Если тебе от этого легче, мама сегодня поедет в школу вместе с нами. – Несказанно легче. А маме будет несказанно легче, если я помогу ей выбрать наряд. С этими словами Фрэнк спрыгнул со стула, уронив его на пол и смахнув со стола тарелку. Я не стала его догонять, а осталась и навела порядок. Они сидели сзади, чинно держась за руки. Глядя на них в зеркало, я так нервничала, что боялась пустить машину под откос на одном из обрывов, благодаря которым Бель-Эйр славится великолепными живописными видами и захватывающей ездой. С другой стороны, не смотреть на них было выше моих сил. Мими в своем наряде напоминала Одри Хепбёрн в роли Холли Голайтли, одетую не то на вечеринку, не то на похороны: маленькое черное платье, огромные солнцезащитные очки, белые перчатки, нитка жемчуга. Вместо высокого узла на макушке, для которого у нее не хватало волос, она обернула вокруг головы кусок черной ткани. Не помню, что надела моя мать, впервые провожая меня в четвертый класс, знаю лишь точно: она была одета в другом стиле. – А что у твоей мамы на голове? – спросила я у Фрэнка перед выездом, когда Мими вернулась за телефоном, забытым в комнате. – Стильный платок, который я вырезал из черной футболки ее бывшего мужа, – ответил Фрэнк. – Ты издеваешься? – не выдержала я. – Откуда у твоей мамы футболки бывшего мужа? Она его лет двадцать не видела. – Не исключено, что она видела его на прошлой неделе. – Правда? А я где была? – Возможно, спала. – Он пришел среди ночи? Я вдруг вспомнила: Ксандер. Он тоже появился ночью. Может быть, и во все другие ночи по дому бродил вовсе не Фрэнк? – Мамин бывший муж был киноактером, – пояснил Фрэнк. – Я заметил один из его фильмов на канале классического кино, в три часа ночи во вторник и в двенадцать в четверг. Возможно, мама видела его там, хотя не думаю, что она любит с ним встречаться, даже на канале «Классика». Поэтому у нас только один телевизор. Чтобы минимизировать вероятность случайной встречи. По той же причине она сказала ему не приходить больше в наш дом. Против своего обыкновения пропускать разглагольствования Фрэнка мимо ушей я ловила каждое слово. – Ее бывший муж приходил в ваш дом после развода? Я тщетно пыталась вспомнить, как он выглядит и похож ли на Фрэнка. Ни лица, ни имени. Только обнаженный торс. – И как долго это продолжалось? – Несколько лет. – Значит, ты с ним встречался? – В жизни – нет, хотя не отказался бы. Критики творчества бывшего мужа моей матери утверждают, что его харизма и физические данные достойны Оскара, а стоит ему открыть рот, и он превращается в Пиноккио. На мой взгляд, это комплимент, поскольку картина «Пиноккио», выпущенная в тысяча девятьсот сороковом году киностудией Уолта Диснея и завоевавшая Оскара, – один из моих любимых анимационных фильмов. – Высокая оценка, – сказала я. – Именно. Где же мама? Если мы опоздаем в школу, нет смысла туда вообще ехать. – Погоди, я не понимаю. Зачем бывший муж приходил к твоей маме после развода? – За футболками. – Я потеряла нить. – Какую еще нить? Я вздохнула. – Послушай, Фрэнк, я не могу понять, что за футболки и зачем он за ними приходил? – Очень просто, – сказал Фрэнк. – Когда мамин бывший муж был звездой, то почти не носил рубашек. Он всегда ходил в черных футболках, прилегающих к телу. Фактически он получил свой актерский псевдоним в честь такой футболки. – Псевдоним? А как его по-настоящему звали? – Милтон Фуллер, а друзья называли Милт. А приятели со времен Пляжа мускулов – и вовсе Милт-качок. Хотя он вполне заслужил это прозвище, можно понять, почему, выбрав актерскую карьеру, Милт решил поменять имя и стал Хейнсом Фуллером. В старые времена артисты часто пользовались псевдонимами. Настоящее имя Фреда Астера – Фредерик Аустерлиц, а его друг Бенджамин Кубельски известен миру как Джек Бенни. Зачем Хейнсу, он же Милт, было менять имя, а затем выходить на люди в нижнем белье, остается для меня загадкой. Мальчик поморщился, опустив взгляд на свои шнурки – естественно, не завязанные. Я присела и тщательно завязала их на двойной узел. – Чтобы ты не споткнулся на площадке, – сказала я Фрэнку. – Так что здесь делают его футболки? – Когда Хейнс, то есть Милт, прославился и всплыла история о том, как он выбрал актерский псевдоним, компания «Хейнс», которая производила нижнее белье, ставшее для него источником вдохновения, начала бесплатно присылать ему футболки ящиками. Потом Хейнс перестал быть звездой, и мама думала, что компания перестанет присылать футболки, а они все равно продолжали. Мама стала писать на коробках «вернуть отправителю» и сказала, чтобы он больше не приходил. Таким образом, у нас осталось не меньше сотни футболок, которые Хейнс открыл и забыл. Мама бы их давно выбросила, но, как видишь, они чрезвычайно полезны в домашнем хозяйстве. Ими очень удобно полировать серебро. Вот если бы у нас была коза! – Какая коза? – Мы бы тогда процеживали молоко через футболки и делали рикотту. Продавали бы на фермерском рынке и зарабатывали деньги. – Что бы мы продавали на фермерском рынке? – спросила появившаяся на пороге Мими. – Козий сыр. Только надо заказать белые фартуки. Длинные, как у французских официантов. Я представила себе эту картину. Мими выглядела расстроенной.