Джулиан долго молчал, а когда вновь заговорил, его слова плохо вязались с темой беседы. – Те девушки не верили, что я твой брат. Они сказали, что если бы у тебя был брат, они бы знали. – И что? Я не обязана всем все рассказывать. Джулиан промолчал. Мими взяла книгу и вернулась к чтению, надеясь, что брату наскучит и он уйдет. Если нет, поспит на соседкиной кровати, а утром она что-нибудь придумает. Придумывать ничего не пришлось. Посидев несколько минут, на протяжении которых Мими старательно игнорировала Джулиана, тот встал и вышел. Только не в дверь, а в окно комнаты на шестом этаже. Она ничего не поняла, пока не услышала шум голосов, а затем сирену. – Я никогда не говорила тем девчонкам, что у меня есть брат, – сказала мне Мими, – и его не стало. Когда мы с Мими вошли в приемное отделение неотложки, она стала объяснять, зачем приехала. – Мой сын… – начала она и не смогла произнести больше ни слова. – Мой сын… мой сын… Слова застревали у нее в горле. В конце концов я положила руку ей на плечо и сказала: – Нашего сына, Фрэнка Бэннинга, доставили сюда на «Скорой помощи». Нам позвонили из школы. Я сказала это машинально, почерпнув эту идею у незнакомой администраторши. Получилось очень удачно: по правилам, в больницу пускают только ближайших родственников. Дежурная медсестра сверилась с журналом. – Вы приехали слишком быстро: «Скорая» еще в пути. Вам бы водить «Скорую помощь». 19 Нам сказали, что пока состояние Фрэнка не стабилизируется, в приемный покой может войти только один из родителей. – Иди ты, – едва шевеля губами, сказала мне Мими. Она побледнела, сжала кулаки и закрыла глаза. Когда санитары вкатили носилки в помещение, я не сразу узнала Фрэнка: он был в футболке, защитных брюках и кроссовках, которые с плачем надел утром. Потом я заметила, что каталка движется очень медленно, и нащупала ладонью стену, чтобы не упасть. Спешить некуда, потому что он мертв. Это сделала футболка. Вонзила нож ему в сердце. Прямо на школьной площадке. Однако санитары не выглядели убитыми горем и не торопились выказывать сочувствие. Мне даже показалось, что они злятся. Кроме того, Фрэнка не накрыли простыней, как положено в случае трагического исхода. «Зачем тратить деньги на актера, играющего труп, – как наяву, услышала я голос Фрэнка, – если с этой ролью отлично справятся две-три подушки?» Кроме того, глаза мальчика были крепко зажмурены – не похоже, что он мертв. И, наконец, он периодически подергивал руками и ногами, точно лошадь, отгоняющая мух в жаркий летний день. Он притворялся. Как-то раз в Нью-Йорке, стоя на светофоре, я стала свидетельницей несчастного случая: такси сбило велосипедиста. Парень решил проскочить на красный свет, как иногда делают велосипедисты, а такси ехало на зеленый слишком быстро, как порой случается с такси. Велосипед захрустел под колесами, а парня бросило на капот автомобиля. Его тело разбило ветровое стекло и перекатилось на крышу. Я так никогда и не узнала, погиб он или выжил, потому что развернулась на сто восемьдесят градусов и быстро зашагала в другую сторону. Хороший человек на моем месте остался бы помочь, позвонил в службу спасения, выступил свидетелем. Я сбежала. Просто не смогла остаться там и смотреть на последствия неслыханной глупости, которая навсегда изменила жизни велосипедиста, водителя такси, пассажира и ни в чем не повинных свидетелей, подобных мне. Они никогда не забудут этого ужасного зрелища. Я не желала знать, чем все закончилось. Мне хотелось верить, что все будет хорошо. Увидев лежащего на носилках Фрэнка, я с трудом подавила желание развернуться на сто восемьдесят градусов, заставила себя подойти к нему и чуть не положила руку ему на лоб. – Что с тобой, Фрэнк? – спросила я. – Что случилось? – За мной погналась стая койотов на детской площадке, и я упал. Думаю, меня свалил с ног какой-то приступ. Директор увидел, что я лежу, и велел встать. Я объяснил ему свое затруднение, и он сказал, что если у меня приступ, то надо вызвать «Скорую помощь». Мисс Пеппе уверяла его, что в этом нет необходимости. А он сказал, что если у меня приступ, то мне место в чертовой больнице. – Он так и сказал? – Не совсем такими словами, что-то в этом роде. Он рассердился сильнее, чем на пятиклассника, который жевал жвачку на уроке. А ты знаешь, что пять тысяч лет назад, в эпоху неолита, древние мужчины жевали жвачку, полученную из березовой смолы? Думаю, и женщины тоже. Я поняла, что еще немного, и приступ начнется у меня. – Значит, доктор Мэтьюс, вместо того чтобы позвонить мне, вызвал «Скорую»? – На его месте я бы, конечно, звякнул тебе, да только не хотел бы я оказаться на его месте – у него совершенно отсутствует чувство стиля. Я понял по туфлям, которые оказались рядом с моей головой, когда я корчился в судорогах. Я бы предпочел умереть, чем надеть такие ужасные туфли. Скорее всего, директор предположил, что мне необходима госпитализация, потому что он доктор. Фрэнк так увлекся беседой, что забыл подергиваться. Я оперлась на носилки, чтобы не хлопнуться в обморок, и сказала: – Ты ведь знаешь, он не такой доктор. – Знаю. – Вы разве не видите, что он притворяется? – спросила я, отведя в сторонку одного из санитаров. Второй тем временем покатил носилки в отделение. – Вы его мать? – спросил он. – Да, – соврала я, чтобы не пускаться в долгие объяснения. – Вижу ли я, что он притворяется? А вы как думаете? – Тогда зачем вы его забрали? – Когда звонят из школы, мы обязаны отреагировать на вызов. А раз уж приехали, пришлось его забрать. Мы обязаны, по закону. О чем директор мне неоднократно напомнил на случай, если я забыл. – Не понимаю. Фрэнк проделывает такое не в первый раз. Они никогда не вызывали «Скорую». Всегда звонили нам. Санитар с отвращением помотал головой. – Директор – тот еще субчик. Встал над ним и заявил: «У тебя приступ, мы вызвали «Скорую», и ты поедешь в больницу. Такова жизнь, дружок». Как будто таким способом можно преподать ребенку урок. Дать восьмилетнему мальчишке возможность прогулять занятия, прокатиться на «Скорой помощи» с сиренами. Какой ребенок от этого откажется? – Ему почти десять, – сказала я. – Без разницы, – пожал плечами медик. – Из школы нам сообщили, что у Фрэнка приступ, – сказала я. – Ни словом не обмолвились, что он симулирует. Я так перепугалась! – Возможно, этот умник хотел проучить не мальчика, а вас, – предположил санитар. – Мне показалось, что он вполне на это способен. В комнате ожидания я объяснила Мими, что произошло. – С Фрэнком все в порядке. Она безучастно открыла глаза. – С ним ничего уже не будет в порядке. Он – как мой брат. Мими взяла сумочку и направилась к двери. – Вы куда? – Работать. – А как же Фрэнк? – Останься с ним. Я вызову такси. – Вы уйдете, не поговорив с ним? – Дома поговорю. – Вы нужны ему, Мими, – сказала я. – Понимаю, Элис, ты хочешь помочь, – сказала она, – только видишь ли, я не горю желанием видеть Фрэнка в больнице, если в этом нет необходимости. Мне не нужно, чтобы этот образ отпечатался у меня в голове. Тем более сейчас, когда я почти у цели. Я коснулась ее запястья. – Конечно. Я понимаю. Идите. Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь. – Весьма отрадно, – сказала она. – Убери руки. Я убрала, и она ушла. Я протиснулась в раздвижные двери как раз вовремя, чтобы услышать беседу Фрэнка с медсестрой.