Я открыла глаза и включила ночник. Фрэнк. В джазовом костюме. Дома, где его может увидеть Мими. Я села на кровати. – Зачем ты надел подарочный костюм? Мама ведь не должна знать, что ты его нашел. – Уже можно. Сегодня мой день рождения. – Правда? Поздравляю! А какое сегодня число? – Двенадцатое февраля. – День рождения Линкольна, – сказала я, протирая заспанные глаза. – А еще – Чарльза Дарвина. И мой. – Который час? – спросила я. – Три часа. – И ты разбудил меня в три часа ночи, чтобы сказать, что у тебя сегодня день рождения? – Нет. Мне нужна помощь. – Что случилось? – насторожилась я. – Пошел дождик, – сказал он. – А как тебе известно, люк в машине не закрывается. Я спустила ноги с кровати и стала нащупывать кроссовки. – Загоню ее в гараж. – Я уже. – Ты сел за руль? – Меня Ксандер научил водить. Помнишь, мы ездили с ним туда-сюда по дорожке? Для этого не нужны права. – Понятно, – сказала я. – Значит, все хорошо? – Не совсем. – О, господи. Ты разбил машину? – Нет. Просто она… В это время послышались взрывы, похожие на выстрелы. Четыре громких хлопка. Один, два… тричетыре. В открытое окно ванной потянуло чем-то совсем не похожим на «Ночь в Бель-Эйр». Дымом. Гремящий дым. – Что ты натворил, Фрэнк? – не дождавшись ответа, я потрясла его за плечи. – Что ты сделал? – Кажется, поджег машину. Я выбежала в коридор и увидела через открытую стеклянную дверь горящий «Мерседес». Дом мечты тоже был охвачен пламенем. Я резко остановилась, и Фрэнк врезался в меня. – Ой, – сказал он. – Теперь все горит. Ты не поверишь, Элис: я так старался задуть эти свечки. Я дул изо всех сил, а они все не затухали, а потом я испугался, потому что огонь вырвался через люк. Я решил, что ничего страшного не произойдет, если свечки погорят немного, и убежал. – Ты нашел подарок Ксандера, – обреченно произнесла я. Строго говоря, машины не взрываются, как в кино, если не открыть топливный бак и не развести костер прямо внутри. Конструкция топливного бака исключает взрыв. Для горения нужен воздух, которого в закупоренном баке нет. А вот если вы направите римскую свечу на картонную коробку с одеждой, которая виднеется через открытый люк, та неминуемо загорится. С одежды пламя перекинется на саму коробку, затем на обивку и поролон внутри сиденья. После этого от высокой температуры вылетят стекла, а воздух в шинах будет расширяться, пока они не взорвутся. Звуки при взрыве шин напоминают выстрелы. Один, два. Тричетыре. Все это объяснил мне очень вежливый капитан пожарной команды, когда худшее было позади. После того как Мими увезла «Скорая помощь», а Ксандера в наручниках запихнули в полицейскую машину. Я сидела, держа на руках укутанного в одеяло Фрэнка. Пожарный занес его, спящего, в дом и положил мне на колени. Он говорил тихо, чтобы не разбудить Фрэнка, не зная, что сон, в который тот впадает в минуты потрясений, больше напоминает кому. – Вам повезло, – сказал пожарный, – сейчас сезон дождей, и высокая стена вокруг участка сдержала огонь. Иначе он мог перекинуться на склон и распространиться по каньону. В сезон пожаров пришлось бы эвакуировать всю округу. – Да, повезло, – согласилась я. Стояло раннее утро. С днем рождения, Фрэнк! – Вам есть куда уехать? – спросил пожарный. – А здесь остаться нельзя? – Обычно после пожара люди стараются уехать, а вы, если хотите, оставайтесь. Хотя дерево повредило наружную проводку, мы успели потушить огонь, прежде чем он проник в стены. Думаю, внутренняя проводка не повреждена. Пусть ваш электрик проверит. Это нужно сделать как можно скорее, понятно? – Да. Когда я в последний раз видела нашего электрика, полицейские заталкивали его на заднее сиденье патрульной машины. – Я понимаю, что все разрушено, но это его дом, – сказала я, кивнув на Фрэнка. – Он не любит перемен. – Понятно. Может, позвоните кому-то, чтобы побыли с вами? – Я уже позвонила. Попросила захватить фонарики. – До конца дня должны включить электричество. Если не включат, дайте мне знать. Он протянул мне визитную карточку. – Звоните, если что-то понадобится. Я закрою за собой калитку, чтобы вы не волновались. Я подумала, что это лишнее. Я проснулась через несколько часов, с Фрэнком на коленях и зажатой в руке карточкой. Судя по всему, меня разбудил звонок домофона. Значит, электричество уже есть. Часы показывали половину третьего. Скоро забирать Фрэнка из школы. Если бы он туда ходил. Я выбралась из-под Фрэнка, не разбудив его, и подошла к микрофону. – Кто там? – Служба доставки. Я привез торт для Фрэнка. Вы Мими? Я прислонилась к стене. Мими не забыла про торт. – Можете принести сюда? – спросила я. – Конечно. Говорите код. – Два один два два ноль ноль ноль. – Попробую угадать. Фрэнку сегодня исполняется десять лет? – Да. Как вы узнали? Сосчитали свечи? – Свечей нет, как вы и просили. По коду. Второй месяц, двенадцатое число, двухтысячный год. Мать никогда не забудет день рождения своего ребенка. А вы знаете, что использовать дату рождения в качестве кода опасно? Это первое, что пробуют набрать воры, после «один два три четыре». Получается, я действительно знала день рождения Фрэнка наизусть. Просто не знала, что знаю. Я впустила курьера, не ответив на его вопрос. Когда я вышла забрать торт, парень стоял на дорожке, озадаченно рассматривая пожарище. – Все живы? – спросил он. Знаю: я кое-что пропустила. То, что не хочется вспоминать. Увидев, что Дом мечты горит, я схватила Фрэнка за руку, побежала на кухню, набрала 911 и кое-как сообщила о пожаре, затем помчалась к кабинету и забарабанила в дверь. – Элис, – сказал через минуту Фрэнк, – дверь не заперта. Я рывком распахнула дверь и ворвалась в святилище. Печатная машинка, принадлежавшая когда-то Джулиану. Письменный стол, стул, книжный шкаф. Мими нигде не видно, кругом листы бумаги. Стопки бумаги, покрытые словами. На столе, на шкафу, на полу. Не знаю, с чего Фрэнк взял, что его мать любит все выбрасывать. По-моему, она никогда не выбросила ни единого листочка. – Где мама? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие. – Здесь ее нет, – ответил Фрэнк. – Наверное, в спальне. Я искал ее там ночью, но дверь была заперта. Мы бросились в коридор и начали осаждать дверь. Послышался щелчок, и она распахнулась. На пороге стояла Мими в белой кружевной ночнушке – не до конца проснувшаяся и раздраженная. Фрэнк бросился матери на шею.