– Что ты делал у мамы под кроватью? – спросила я. – Выяснял, где она теперь спит. Помнишь, когда мама забыла запереть дверь кабинета, я обнаружил ее спящей на полу? – Ты еще тогда взял дедушкин нож, да? – Именно. Как вы думаете, что показалось Ксандеру самым подходящим подарком на день рождения десятилетнему мальчику? Римские свечи. Ага, вы не ослышались. Фейерверки. Маленькие, которые можно держать в руке. Под названием «Тихие, но смертельные». Надо же, какая предусмотрительность! Выбирая букет взрывчатки для именинника, Ксандер не забыл, что Фрэнк не выносит громких звуков. Он позаботился и о свечах для торта – из магазина приколов, с фитильками, пропитанными магнезией, которые невозможно задуть. Меня так и подмывало отнести всю коробку прямо в мусорный контейнер, но, учитывая взрывоопасный характер содержимого, а также природное любопытство не только енотов, но и двуногих собирателей с тележками, которые копаются в мусорных баках в предрассветные часы, я подумала, что добром это не кончится. Вместо этого засунула подарок Ксандера в холодильник в Доме мечты, рассудив, что найти его там сможет только сам Ксандер – если когда-нибудь вернется. Сделав дело, я решила заглянуть в галерею Фрэнка и посмотреть еще раз на фотографию девушки на фоне разрисованной стены. Как я и предполагала, ею оказалась девушка с коробкой. А с помощью лупы мне удалось разглядеть в углу снимка маленькую ножку, которая могла принадлежать брошенной кукле. Однако новая информация и тень от кудрявой детской головки окончательно утвердили меня в мысли, что ножка принадлежит Алексу. – Что ты хочешь на день рождения? – спросила я на следующее утро у Фрэнка. Я складывала одну из ненавистных ему футболок в картонную коробку с одеждой, что мы держали на заднем сиденье пикапа. Фрэнк только что натянул брюки с гетрами а-ля Тедди Рузвельт, которые входили в сегодняшний комплект в сочетании с простой белой рубашкой и пробковым шлемом. Костюм наводил на мысль скорее о сафари, чем о битве на холме Сан-Хуан. Рассмотрев наряд, я спросила: – Доктор Ливингстон? – Доктор Ливингстон умер, так и не исполнив свою мечту найти исток Нила, – сообщил мне Фрэнк, усаживаясь сзади и пристегиваясь. – Когда британское правительство попросило отправить тело на родину, люди из племени, в котором жил доктор, вырезали его сердце и закопали под деревом. Они считали, что его сердце принадлежит Африке. На день рождения я хочу лук со стрелами. – Это невозможно, – сказала я. – Чистая правда. Доктор Ливингстон родился в Шотландии, однако очень долгое время жил в Африке. – Знаю, – сказала я. – Я имела в виду, что лука и стрел ты не получишь. Ты можешь выбить кому-нибудь глаз. – Я хочу стрелы с присосками вместо наконечников. – А, тогда можно. – И костюм, как у Эррола Флинна в роли Робин Гуда. – Ну, давай поищем. – Может, доктор Ливингстон и не нашел истоков Нила, – задумчиво произнес Фрэнк, когда мы выехали на дорогу, – зато обнаружил водопад Виктория. Который он, ясное дело, назвал в честь правящей королевы Англии. – Ясное дело, – повторила я. – Правда, местные жители уже знали о водопаде. Они называли его Гремящим дымом. А как ты думаешь, стрелой с присосками можно выбить глаз? Я же говорила: самый обыкновенный мальчишка. Выбранный Фрэнком магазин маскарадных костюмов находился не в самом фешенебельном районе Лос-Анджелеса. Витрина, выходившая на Голливудский бульвар, сверкала блестками, а манекены щеголяли нарядами, намекавшими на куда более нескромные приключения, чем те, о которых мечтал Фрэнк. – Когда-то этот район был эпицентром голливудского блеска, – с чувством произнес Фрэнк. – Китайский театр Граумана, Египетский дворец кино, коктейли в «Мюссо и Фрэнк». Вспышки стробоскопов на премьерах, лимузины, выстроившиеся вдоль бульвара! А теперь… Нет, я просто не могу на это смотреть. Фрэнк говорил не в переносном значении. Он крепко зажмурил глаза и шел, держась за мое плечо, чтобы не упасть. «Ничего не вижу». Когда мы добрались до места, он немного успокоился. Правда, мне пришлось заслонить его своим телом от вешалки с масками зомби. Костюма Робин Гуда в исполнении Эррола Флинна, как и в чьем-нибудь еще, у них не оказалось. – Может быть, вас устроит Питер Пэн? – предположила продавщица. Фрэнк примерил костюм и остался доволен. – Вполне подойдет, – сказал он. – А если мы как-нибудь заглянем в больницу, я смогу пригласить свою подругу Динь-Динь на ланч. По дороге домой он непринужденно спросил: – Кстати, ты случайно не знаешь, куда делась коробка, которую прислал Ксандер? Чтобы отвлечь Фрэнка от взрывоопасного подарка, я разрешила ему играть луком и стрелами, как только мы вернемся домой. Оказалось, что стеклянный дом – идеальное жилище для счастливого обладателя лука и стрел с присосками. Каждый день, «вернувшись из школы», Фрэнк теперь бежал в свою комнату, переодевался в костюм Питера Пэна, то бишь Робин Гуда, и, захватив амуницию, мчался во двор. Быстро сообразив, что траектория полета стрелы зависит от высоты, он делал себе воображаемый бруствер, поднимая люк пикапа и становясь ногами на заднее сиденье. После того как Фрэнк открыл и закрыл люк около трех тысяч раз, его заклинило в открытом положении. Я не хотела дергать Мими вопросами, если речь не шла о жизни и смерти, поэтому поехала в мастерскую без ее ведома. Механик запросил за ремонт такую сумму, что я решила повременить. – Вы хорошо подумали? – спросил он. – Не хочу каркать, только сезон дождей в самом разгаре. – У нас есть гараж, – сказала я, хотя мы никогда не ставили машину в гараж. Кроме бруствера, Фрэнк очень любил стрелять с нижней ветки раскидистого дерева под окном кабинета Мими. Он открыл для себя интересную закономерность: стрела всегда попадает в окно, если целиться через висящий на дереве обруч. Однажды, помогая собирать стрелы, я заметила, что он нарисовал на присосках красные сердечки, и с тех пор перестала его останавливать, когда он стрелял в окно Мими. А я была уверена, что спрятала перманентные маркеры в надежное место: засунула в герметичный пакет и приклеила к стенке туалетного бачка выше уровня воды. Фрэнку нельзя было доверять перманентные маркеры. Он рисовал на всем, что попадалось под руку. В том числе на подошвах маминых носков. Тоже сердечки. Я обнаружила это, когда сортировала белье. Мими каждые несколько дней оставляла стирку в пакете под дверью с лаконичной запиской: «Постирать». По этим пакетам и остаткам еды на подносах мы знали, что она еще жива. И, конечно, по безостановочному стуку печатной машинки. – А когда у тебя день рождения, Фрэнк? – спросила я как-то за завтраком. Он долго смотрел на меня непонимающим взглядом и наконец сказал: – Почему ты не говоришь «тук-тук»? – В смысле? – Ну, ты ведь пошутила. Ты знаешь, когда у меня день рождения. – Откуда мне знать, – удивилась я, – если мне никто никогда этого не говорил? – Ты знаешь мой день рождения. Наизусть. – Нет, не знаю. – А вот и знаешь. Просто не знаешь, что знаешь. – Если ты не скажешь, когда у тебя день рождения, как я смогу подготовиться? – Мама все сделает. Я подумала, что в этом есть логика. Моя мама всегда поздравляла меня с днем рождения. Пусть она не могла купить нам стеклянный особняк на вершине холма, зато каждый год на мой день рождения, без единого пропуска, она пекла мне красивый торт. Шоколадный. Стоит мне закрыть глаза, и я слышу его запах. Нет, я не назову свои духи «Ночь в Бель-Эйр». Пусть лучше будет «Шоколад навсегда». Мне не давала покоя мысль, что Мими могла забыть о дне рождения Фрэнка. Что за день рождения без торта? – А какой торт она сделает? – спросила я. – Конечно, шоколадный, – сказал Фрэнк. – Кокосовый – не самый вкусный торт на свете. Пора, наверное, рассказать, что случилось с подарком Ксандера. Во многом я виню себя. Часть шестая Пожар 22 – Проснись, Элис.