– Его зовут Шкублич, Ижо Шкублич. – И где обитает этот Шкублич? – На Арадской улице, недалеко от площади Гитлера. – Я могу на вас сослаться? – спросил Гордон. – Можете ссылаться, но от этого будет только хуже. Официант принес два кофе и коньяк. Гордон собрался снять пиджак, но Фогель шустро подвинул к себе чашку, вылил в нее коньяк, затем в три глотка выпил все до дна. – Вы сейчас в редакцию? – Фогель вскочил. – Нет, позже. Сначала взгляну на Шкублича. – Он вам не понравится, но взгляните, раз уж так хочется. Гордон хорошо знал кольцевую площадь Кёрёнд и ее окрестности, Мор проживал как раз по соседству. У Гордона язык не поворачивался называть Кёрёнд площадью Гитлера.[7] – Если площадь в форме кольца, то называть ее можно не иначе, как Кёрёнд, и только, – многократно повторял он Кристине. Это была даже не площадь. И уж тем более не площадь Адольфа Гитлера. Гордон где-то слышал, что Октогон планируют переименовать в площадь Муссолини. Репортер только покачал головой и направился в сторону Арадской улицы. Прежде чем свернуть на улицу Синеи, Гордон бросил взгляд на балконную дверь второго этажа одного из домов на Кёрёнде. Дверь была закрыта. На обратном пути проверит еще раз, к тому времени Мор уже должен вернуться домой. Дом искать не пришлось, Гордон точно знал, о каком здании идет речь. Пятно позора Арадской улицы, шестиэтажный доходный дом с осыпающейся штукатуркой, пропахшим мочой подъездом, голодными, грязными псами, бродящими по внутреннему двору, и общим балконом. Раньше, проходя мимо этого дома, Гордон каждый раз переходил на противоположную сторону улицы. Гордон перешагнул через лужу, вода в которой, по-видимому, служила для стирки, и отправился по лестнице на шестой этаж. На одном этаже кто-то кричал, на другом грызлись собаки, на третьем двое детей постарше избивали младшего. На шестом этаже Гордон проверил все квартиры, выходившие на общий балкон, но ни на одной двери имени Шкублича не было. В конце концов Гордон постучался в окно, из которого шел запах зажарки. Женщина в платке – возраст ее было трудно определить – отодвинула занавеску. – Что надо? – спросила она, демонстрируя беззубый рот. – Я ищу Шкублича, – ответил Гордон. – Ищите сколько хотите, я не знаю, кто это. – Он, я так понимаю, живет где-то здесь. – Я такого не знаю. – Женщина покачала головой и задвинула занавеску. Гордон полез в карман, достал монетку в два пенгё и постучался еще раз. – Что надо? – Смотрите, что я нашел у вас под окном. – Гордон открыл ладонь и показал монетку. Женщина к ней потянулась, но Гордон отдернул руку. – Как вы сказали? – Женщина посмотрела на него. – Шкублич. – А! Это совсем другое дело. Не знаю, что там у него творится, но, честно говоря, даже знать не хочу. – Об этом я вас не спрашивал. – Понятия не имею, что за девушки к нему ходят. То утром, то вечером. – В какой квартире он живет? – Видите дверь на чердак? – Женщина мотнула головой. Гордон кивнул. – Как откроете, сразу направо. Постучитесь. Она просунула свою кривую руку в окно. Гордон бросил ей в ладонь монетку и пошел к двери, ведущей на чердак. В темноте он едва мог различить дверь, она практически сливалась со стеной. Когда-то ее, видимо, покрасили под кирпич, но со временем она, собственно как и стена, покрылась грязью. Гордон постучал. Никакого ответа. Снова постучал. И еще раз. Тогда он начал колотить в дверь. Никакого ответа. Он уже собирался уйти, как вдруг из темноты выступила костлявая, до жути белокожая девочка. Жирные, тонкие волосы были собраны в пучок, глаза испуганно блестели. На ней была юбка в складку, но даже она не могла скрыть тонкие как спички ноги. Белая блузка с потертой вышивкой тоже была велика, но от Гордона не ускользнула впалая грудная клетка. Длинным пальцем девочка теребила выпавшую прядь волос, в ее глазах читался ужас. – Пожалуйста, не шумите! – попросила девочка. – Вы кто такая? – Я… у господина Шкублича… секретаршей работаю, – дрожащим голосом пролепетала она. – Почему вы тогда сидите под дверью? – Рано пришла, – ответила девочка, – если вам известно, господина Шкублича никогда нет дома по утрам, он сейчас в купальне, я просто рано пришла. – Когда прибыл ваш поезд? – В шесть утра, – выпалила девочка не задумываясь, но спохватилась и, заламывая руки, продолжила: – Ой, только не говорите никому, уважаемый господин! В Дебрецене у меня ведь нет работы, поэтому я сюда приехала, мне даже еще не сделали трудовую книжку. – Для вашей работы книжка не нужна. – Гордон пристально посмотрел на девочку. – Для того чтобы убираться, еще как нужна! – запротестовала она. – Хорошо, дорогуша. Для этого нужна. Но поверьте мне, такая уборка до добра не доведет. – Вы о чем? – Да бросьте! Я не буду заявлять в полицию. Девочка бросилась на колени, схватила Гордона за левую руку и начала ее целовать. – Боже, храни достопочтенного господина! Боже, храни! Знаете, у нас в семье шестеро детей, я старшая и… – Передо мной не надо отчитываться. – Гордон отдернул руку. – Я зайду попозже. После обеда. Шкублич к тому времени уже вернется? – Мне сказали, что да… Через пару минут Гордон уже был на Кёрёнде. Он остановился перед домом и проверил балконную дверь квартиры своего дедушки, она была открыта. В первой половине дня старик всегда бродил по рынкам в поисках фруктов, из которых, хочешь не хочешь, он обязательно сварит варенье. Ворота были открыты, Гордон поднялся на второй этаж, приоткрыл дверь. Мор никак не мог привыкнуть к тому, что живет не в деревне, и дверь не мешало бы запирать. Судя по звукам, дедушка и сейчас возился на кухне: его добродушные ругательства смешались с грохотом посуды. – Отлично, отлично! – просиял он при виде Гордона. Старик вытер руки о полурасстегнутый пиджак, который еле сходился на его круглом животе. Гордон купил ему уже как минимум три фартука, но Мор и слышать о них не хотел. Он был чем-то похож на ветерана войны, который гордится своими ранами. Старик хотел, чтобы все знали: он готовит варенье. Он не мог бы это скрыть, даже если бы очень захотел. В седой бороде у него застревали кусочки фруктовой кожуры, а на косматых бровях оседало варившееся на данный момент варенье. Старик шел только на одну-единственную уступку: пиджак он все равно никому не разрешал с себя снимать, но зато закатывал рукава рубашки, а вместе с ней и пиджака. И это, естественно, приводило к тому, что пускай манжеты и не пачкались, ведь рубашки он менял каждый день, но вот рукава пиджака все равно накапливали на себе следы экспериментов предыдущих дней. – Дорогой мой, я купил чудесный виноград на площади Лёвёлде! – улыбнулся он Гордону. – Просто восхитительный. Килограмм всего по тридцать восемь филлеров. За ревенем, правда, пришлось идти на центральный рынок, но оно того стоило, еще как стоило. Глянь только, какой хороший, стебель твердый. – Старик потянулся к одной из корзинок и достал пять огромных стеблей ревеня. Гордон поежился – он не нравился ему даже в компоте. – Над чем теперь трудитесь, дедушка? – Ха! – Лицо старика прояснилось. – У самогo Гурмана нет такого рецепта. Я придумал его несколько дней назад. Виноградно-ревеневое варенье! – произнес он торжественно, затем помешал булькающую на плите смесь. – Если варенье получится, я тут же направлю рецепт в газету. Тут же![8] Гордон кивнул. Мор был просто одержим идеей попасть в кулинарную рубрику в воскресном выпуске газеты «Пештский дневник». Десятилетия работы врачом словно канули в Лету. У старика было много знакомых в Будапеште, и, когда после смерти жены он решил перебраться из Кестхея в столицу, он мог бы спокойно продолжить врачебную практику или же начать преподавать. Но нет. Последние годы старик посвятил тому, чтобы создать такое варенье, рецепт которого, по мнению Гурмана, будет не стыдно опубликовать. – Ты уже попробовал варенье, которое я передал Кристине? – серьезно спросил старик. – Да, и уже все съел, – ответил Гордон. – Из чего оно было? Старик только махнул рукой: – Каштан. Но я уже понял, где ошибся. Так что, как только найду действительно хорошие каштаны, попробую еще раз. – Но мне и так понравилось. Правда, я бы не сказал, что это каштан, но было вкусно. – А будет еще вкуснее! – воскликнул Мор, на этих словах он открыл дверь в кладовку, достал небольшую кастрюлю и гордо поставил ее на стол. Из хлебной корзинки вытащил калач, из холодильника – масло, намазал его на кусочек калача, щедро обмакнул в содержимое кастрюли и протянул гостю. Гордон не сопротивлялся. Хотя ему очень хотелось. Он терпеть не мог кислятину, а вот старику не нравились классические вкусы, например клубника, абрикос, персик, поэтому он начал экспериментировать с экзотическими вещами. Жигмонд сделал глубокий вдох и надкусил калач. Хозяин дома наблюдал, лицо у Гордона раскраснелось. Внук медленно кивнул и быстренько прожевал оставшийся кусок. – Ну? Как? – выпытывал старик. – Дедушка, а разве виноград не надо было очистить от косточек? Мор с размаху ударил себя по лбу рукой: – Чтоб его! Забыл! Совсем забыл!