— Подгони машину и заводи. Я выйду через минуту, — скомандовал губернатор. Шофер бросился выполнять приказ. Гришин-Алмазов подошел к машине одновременно с шофером, как вдруг его окликнул киевский следователь. — Господин губернатор! Вспомнил я тут одну вещь, — Ржевский-Раевский заговорщически понизил голос: — важное, кажется. — Так говорите! — скомандовал Гришин-Алмазов и тут же обернулся к шоферу: — Заводи! — Адъютант Японца по кличке Гарик был любовником убитой балерины Беликовой, — быстро проговорил Ржевский-Раевский. — Так… — протянул губернатор, — все-таки Японец… И в этот момент раздался взрыв. Машина превратилась в пылающий факел. Шофер Гришина-Алмазова, выполняя приказ, сел в автомобиль и завел двигатель, чем привел в действие бомбу, спрятанную под дном. Машина губернатора разлетелась на куски. Жар был такой, что от несчастного водителя не осталось ничего, в таком пекле было невозможно выжить. Вслед за взрывом воздух наполнился криками спешивших к месту происшествия людей. — Покушение… — прошептал Орлов, наблюдая за Гришиным-Алмазовым, на какую-то долю секунды превратившемся в соляной столб. Ему было страшно. Он представлял себе, как бы уже сел в этот автомобиль, как захлопнул бы дверцу… Шофер бы завел двигатель, и тогда… — Это уличные мальчишки, — лицо Орлова было более бледным, чем обычно, — это они подложили бомбу. Недаром так вились возле машины. Это дело рук Японца и его людей. — Согласен, — кивнул Ржевский-Раевский, — только эти малолетние бандиты могли так незаметно шмыгнуть под дно. Те самые, что в порту ошиваются. — Что вы сказали? — повернулся к нему Гришин-Алмазов. — В порту, говорю, ошиваются. Банда целая, — повторил Ржевский-Раевский, с интересом наблюдая за лицом губернатора, которое вдруг начало меняться прямо на глазах. Глава 19 Прогулка на яхте. Мальчишки в порту. Расстрел уличных пацанов Белоснежная яхта медленно рассекала лазурную гладь застывшего моря, грациозно скользя по поверхности воды. День был не по-зимнему теплым, и с самого утра яркие солнечные лучи придавали этому дню неповторимый весенний колорит. Сидя в удобном шезлонге на палубе и наслаждаясь свежим морским ветром, Вера Холодная с удовольствием потягивала шампанское, глядя на своего собеседника, стоявшего перед ней. Чуть в отдалении от них дочери артистки увлеченно возились, затеяв какую-то веселую игру. День был удивительно спокойным и ясным, и казалось, красота и гармония просто разлиты в воздухе, даря воздушное настроение и радость как передышку в разгар долгой и нудной зимы. И люди, возрадовавшись этому неожиданному подарку природы, наслаждались спокойным морем, позволяющим такую неслыханную роскошь, как прогулка на яхте зимой. — Жорж, вы меня смешите! — улыбалась актриса. — Вы рассказываете такую потрясающую историю… Собеседник Веры развлекал ее веселыми светскими театральными сплетнями, которые на днях привез из Москвы. Это был Жорж де Лафар — элегантный молодой человек из мира искусства, француз, всю жизнь проведший в Росии, а потому давно считавший себя русским. Его актрисе представил Петр Инсаров, отрекомендовав как своего давнего друга. Оказалось, что Жорж прекрасно знаком и с Дмитрием Харитоновым. На своем веку актриса повидала слишком много таких вот светских людей, которые вроде бы имеют какое-то отношение к искусству, но никто не может толком сказать, чем они занимаются. Впрочем, это было не важно. Элегантный молодой человек произвел самое благоприятное впечатление на Веру, и она пригласила его принять участие в прогулке на яхте. Эту прогулку затеял для своих артистов Харитонов, воспользовавшись теплым солнечным днем. И теперь актриса с удовольствием слушала веселые истории своего нового знакомого. Он был светским человеком до мозга костей, обладал отменным чувством юмора, и, кроме того, у него в запасе оказался целый набор свежих сплетен, которые актриса слушала с удовольствием. Чего стоила только история модного антрепренера, прославившегося благодаря громким связям с престарелыми актрисами! Или история одной инженю, мечтающей сделать карьеру в театре и однажды давшей в газету объявление: «Актриса ищет ангажемент на первые роли, обладает большой коллекцией фильдеперсовых чулок»… В общем, подобных историй было много, все это было интересно, весело, и поднимало настроение в этот удивительно солнечный день, подаренный людям исключительно для того, чтобы их окружало спокойствие и счастье. К актрисе и ее новому знакомому подошел Петр Инсаров и, галантно поцеловав ей руку, сказал: — Дорогая, Жорж уже рассказал вам, что будет работать переводчиком в штабе вашего нового поклонника Анри Фрейденберга? — Переводчиком? Ах, какая скука! — засмеялась Вера. — Я была уверена, что он сделает карьеру в театре или станет сниматься в кино! — С удовольствием, моя дорогая мадам! — воскликнул Жорж де Лафар. — Но если вы возьмете меня с собой на съемочную площадку. — Я уверена, что вы всех там затмите вашими замечательными историями! — На самом деле, — вмешался Инсаров, — он не далеко уйдет от искусства. Ведь с разбегу Жорж попадет в самый настоящий цирк-шапито! — Почему вы так говорите? — удивилась Холодная. — Цирк — в администрации французов? — Уверен, что так и есть! — засмеялся Жорж де Лафар, — а как иначе назвать людей, которые оккупировали такой прекрасный город? — Что вы имеете в виду? — уже серьезно спросила актриса — по тону собеседника она поняла, что шутки закончились. — Скажите, мадам, разве вам не больно видеть, что такой прекрасный город оккупирован чужаками, которые устанавливают здесь свои порядки? — Вы имеете в виду французов? Вовсе нет! Наоборот, это замечательно, что в городе появилась твердая власть. Вы посмотрите, какой прекрасной стала Одесса, какое изысканное общество! Город просто расцвел. — Актриса говорила с увлечением, и было видно, что это искренне. — Да, французы — не русские, но это еще не самый большой их недостаток. Они единственные, кто способен сейчас удержать Одессу от хаоса и разрухи. А насчет порядков — так это замечательно, что губернатор Гришин-Алмазов пытается победить бандитизм жесткими мерами. Он же старается для всех жителей! Бандитизм надо искоренить. От уличных банд житья нет! Ни одна власть не смогла справиться с этой нечистью, а при Гришине-Алмазове сразу уменьшилась преступность! — И это говорите вы, мадам, которая спасла от расстрела двух человек? — воскликнул Жорж де Лафар. — Мой друг Петр рассказал мне замечательную историю, как вы отбили от солдат Гришина-Алмазова двух воров. — Женщину и какого-то больного мальчишку, — кивнула актриса. — Солдаты собирались расстрелять их прямо перед Оперным театром. Разве это метод — бороться с женщинами и детьми? Да, эти люди были сомнительными, но смерти они не заслуживали! Такие люди не все уголовники. Но среди них есть очень опасные, которых не стоит отпускать. Нет, Гришин-Алмазов молодец, что круто взялся за них! — Но разве от методов нового губернатора не страдают простые одесситы и даже культурная публика? Подумайте: ведь это французы заставляют его быть таким, проявлять нечеловеческую жестокость по отношению к жителям Одессы! — Вы преувеличиваете. Никакой нечеловеческой жестокости я не увидела. Посмотрите лучше, как прекрасно живет город! Сколько новых фильмов, театральных премьер! А балы? В Москве нет таких балов, какие закатывают в Одессе! А литературные вечера? Весь цвет собирается в одесских литературных салонах! Нет, я с вами не согласна — Одесса расцвела при Антанте, и будет весьма печально, если французы оставят город. Пусть даже если они, по-вашему, вынуждают губернатора применять неоправданную жестокость. — Разве вы не видели жестокости, мадам? Разве при вас не хотели расстрелять ребенка, полоумного мальчишку? — Ну не расстреляли же! Что вы в самом деле! Не стреляют же они в детей! Это уже слишком даже для любой пропаганды! Вы кажетесь мне человеком разумным — неужели вы верите во все эти преувеличенные сплетни о новом губернаторе, что якобы он стреляет в детей! — А если это не сплетни? — Полно, господин де Лафар! Для вас недостойно слушать сплетни и слухи, распускаемые пропагандой красных. Признайте, наконец, очевидный факт: единственное, что сейчас способно удержать Одессу от хаоса и кровавых столкновений, это присутствие французов. — То есть вы считаете, что если французские войска покинут Одессу, это будет плохо? — Для Одессы это будет настоящим бедствием! — А если я скажу вам, что бедствие будет в том случае, если французские войска останутся в Одессе? — Полно! Вы же не верите в эту чушь! — Позвольте напомнить вам еще раз: только присутствие французов побуждает Гришина-Алмазова к неоправданной, дикой жестокости по отношению к местным жителям! — А я еще раз повторю вам: это преувеличение! Да, Гришин-Алмазов жесток к бандитам, но на войне как на войне. Иначе просто нельзя избавить город от бандитов. В этот момент к ним подбежала младшая дочь актрисы. — Мама, мамочка! А у тебя остались еще мелкие серебряные монетки? — Зачем тебе монетки, солнышко? — Актриса нежно обняла девочку, и лицо ее засияло теми красками, которыми способно сиять лицо только очень нежной, любящей матери. — Когда мы приедем, я опять брошу их этим мальчикам на причале! Они ведь бедные, правда, мама? И они такие веселые! Так забавно кувыркаются. — Ну конечно, мое солнышко. У меня остались монетки. Ты отдашь их мальчикам. Тебе их жалко? — Не знаю! Наверное. Но они такие смешные. Кувыркаются и поют. Мне весело на них смотреть. Улыбаясь, актриса вспомнила забавную сцену, случившуюся перед тем, как они садились в яхту. На причале порта собрались в стайку чумазые и босоногие мальчишки. Актрису поразило в самое сердце, что несмотря на зиму (пусть даже невероятно теплую), все дети были босы. Их голые грязные пятки сверкали на солнце, когда они пытались привлечь внимание гуляющих по причалу богачей. Увидев богато одетых пассажиров, мальчишки разыграли настоящее представление. Насколько могли, выровнялись в шеренгу и бодрыми голосами затянули разухабисто веселую одесскую песню. Другие принялись танцевать, кувыркаться, выделывать такие невероятные па и кульбиты, что им позавидовал бы любой цирк. У одного из уличных мальчишек была маленькая обезьянка с влажными, грустными глазами и вытянутой мордочкой. Она презабавно танцевала на задних лапках, а мальчик держал ее на поводке. Закончив свой танец, обезьянка прыгнула ему на шею, а мальчишка поцеловал ее в мордочку и дал кусок дешевого ячменного сахара, который обезьянка тут же принялась уплетать за обе щеки, смешно причавкивая и повизгивая. Было весело, ярко, колоритно, красочно и прекрасно. И этот удивительно теплый солнечный день, щедрыми пригоршнями разбрызгивающий огромные порции ослепительного солнца, был таким же. Дочери Веры Холодной смеялись и хлопали в ладоши. Воодушевленные вниманием публики, мальчишки кувыркались все забавней, все ярче, и веселая матросская песня, которую затянули детские звонкие голоса, лилась над морем как символ жизнерадостного, яркого, свободного города, самого уникального из всех существующих городов. За свое представление мальчишки были щедро вознаграждены пригоршнями монет, которые от души рассыпа́ли зрители, очарованные такой экзотикой. Маленькие девочки зачарованно смотрели, как мальчишки гоняются за монетами, быстро катящимися по пыльной земле. — Почему они так делают? Они бедные, мама? — Младшая девочка прижалась к актрисе. — Очень бедные, — актриса нежно поцеловала дочь. — Ты должна запомнить, что в мире есть очень бедные, очень несчастные люди, и наша обязанность — им помогать. — Я с радостью буду им помогать! — Девочка серьезно выслушала слова матери. — А дать им монетки — это помощь? — Помощь. Тем более, они заработали их. Смотрите, как они прекрасно пели и танцевали! Разве не замечательно, что мы посмотрели такое представление?