– Я совершенно уверен, что буду более полезен для господина Петерсона дома, чем здесь, – заметил Хью. – Я мог бы даже привести его к скрытому сокровищу, которое, как он думает, я имею. – Я рассматриваю этот вариант, – заметил Петерсон. – Но в данный момент я задался вопросом, не применить ли мне некоторые средства убеждения, чтобы получить всю информацию сразу? Мимолетное видение искореженного, размозженного большого пальца вспыхнуло в памяти Хью, он еще раз услышал жуткий крик, прозвучавший в темноте в предыдущую ночь… А потом он улыбнулся и покачал головой. – Думаю, что вы слишком хороший знаток человеческой натуры, чтобы пробовать подобные глупости, – заметил Хью глубокомысленно. – Видите ли, если вы не убьете меня, что пока явно не входит в ваши планы, завтра вам будет неудобно объяснять, что произошло. На некоторое время воцарилась тишина, нарушенная коротким смешком Петерсона. – Для своих лет вы и вправду умны, – заметил он. – Ирма, действительно ли синяя комната готова? Если так, скажите Луиджи показать ее капитану Драммонду. – Я покажу ему сама, – ответила красавица, поднявшись. – И затем я лягу спать. Mon Dieu! Мой Хью, но я нахожу вашу страну très ennuyeux. Она стояла перед ним мгновение и затем направилась к двери, глядя на него через плечо. Хью заметил, что мимолетная гримаса раздражения скользнула по лицу Петерсона, старый джентльмен явно не испытывал радости от такого финала. Но выражение это почти мгновенно исчезло, и Петерсон дружественно помахал рукой Драммонду, как будто эту ночь они провели за дружеской беседой. Потом дверь закрылась, и он последовал за Ирмой вверх по лестнице. Дом был красиво обставлен. Хью не был знатоком искусства, но даже его неопытный глаз видел, что гравюры, висевшие на стенах, были редкими и ценными. Его ноги ступали по толстым коврам совершенно бесшумно; мебель выглядела изящно. Когда они поднялись наверх, пробили часы. Времени было всего три часа. Девушка открыла дверь комнаты и включила свет. Она улыбнулась Хью. У него не было желания общаться с ней, но она встала прямо в проеме дверей, перегородив ему путь. – Скажи мне, забавный уродец, почему ты такой дурак? – прошептала она. Хью улыбнулся, и улыбка преобразила его лицо. – Я запомню эти слова. Многие хотели сказать их, но до вас мало кто решался. Неплохое начало для долгой и крепкой дружбы, не правда ли? Она наклонилась к Драммонду и затем, прежде чем он понял ее намерение, положила руку ему на плечо. – Разве вы не понимаете, – прошептала она отчаянно, – что они убьют вас? Она посмотрела куда-то в сторону и затем повернулась к нему снова. – Бегите, вы, идиот… Бегите, пока не поздно. Если бы я могла заставить вас понять… Если бы вы только поверили мне! Бегите за границу; как можно дальше, скорее! Она принялась трясти его. – У вас милая семейка, – с улыбкой заметил Хью. – Я могу спросить, почему вы все так обеспокоены мной? Ваш почтенный отец дал мне тот же самый совет вчера утром. – Не спрашивайте, почему, потому что я не могу сказать вам, – простонала она. – Только поверьте мне. Просто возможно, что, если вы скажете им, где американец, вы останетесь живы. Но если вы не скажете… Внезапно ее руки опустились, огонь в глазах угас. – Завтрак будет в девять, мой дорогой Хью. А теперь до свидания. Он повернулся, когда она покинула комнату, немного озадаченный изменением ее тона. Наверху лестницы стоял Петерсон, молча наблюдая за ними… В те дни, когда Драммонд командовал взводом, он делал много опасных вещей. Обычных радостей жизни младшего состава пехоты – таких, как штурмы вражеских укреплений и атаки, оказалось недостаточно для его аппетита. Он специализировался на специфических собственных трюках: трюках, которые сделали его авторитет среди подчиненных непререкаемым. Но Драммонд был не дураком, и он понимал, что каждый трюк требует подготовки. Огромная физическая сила – большой актив, но она несет с ним определенные естественные недостатки. Во-первых, ее обладатель часто неуклюж: Хью тренировался во Франции, пока он не смог ползать по-пластунски бесшумнее, чем змея. Этому трюку его научил Ван Дик, голландский охотник. Силачи частенько медлительны: Хью тренировался во Франции, пока не научился убивать человека голыми руками за секунду. Ояки, японец, стал его учителем в некоторых восточных хитростях, и в перерывах между боями он тренировался, пока на их спарринги с японцем не начали делать ставки на деньги. И бывали ночи на передовой, когда его люди слышали странные звуки и, зная, что Драммонд в разведке, напряженно всматривались во тьму. Но они никогда ничего не видели, даже когда зеленые призрачные вспышки начинали шипеть в темноте, в сопровождении свистопляски теней. А потом вновь становилось тихо… Возможно, патруль находил немца – со сломанной шеей, без следов ранений. Иногда не находили ничего. А вскоре Хью, ухмыляясь, уплетал завтрак со своими солдатами. Поэтому в Англии сегодня есть множество ветеранов, которые признают только двоих выше себя– короля и Хью Драммонда. И они охотно пожертвуют жизнью за любого из них. Результатом стало то, что Драммонд избавился от страха настолько, насколько это вообще возможно для психически нормального человека… Некая идея осенила его, пока он сидел на краю кровати, расшнуровывая ботинки, связанный с этой идеей риск ни на миг его не смутил. Исследовать дом показалось ему самой естественной затеей. «Они подозревают меня. Во всяком случае, они знают, что я выкрал Поттса. Поэтому, даже если они поймают меня, я не ухудшу особо своего положения. И я мог бы найти что-нибудь интересное. Поэтому – вперед!» Вопрос был решен. Ни колючая проволока, ни церковная анафема не остановили бы Драммонда, ни даже то, что немецкая передовая траншея была намного более безопасным местом для чужака, чем «Вязы» ночью. Последнего факта капитан пока не знал… Когда он открыл дверь своей комнаты и выбрался на лестничную площадку, свет был выключен, и дом тонул во тьме. Воротник коричневого халата был поднят, и его ноги в одних носках беззвучно ступали по ковру. Словно тень скользил он во тьме, инстинктивным чутьем разведчика нащупывая путь. Время от времени он замирал и прислушивался, но тишину нарушали лишь тиканье часов и скрип рассыхающихся половиц. На мгновение его силуэт обрисовался на фоне слабо освещенного окна; тут же мрак вновь поглотил его. Налево была комната, в которой он провел вечер, и Драммонд повернул направо. Отправляясь спать, он заметил дверь, покрытую тяжелым занавесом, за которой могла быть комната, которую Филлис Бентон описала при первом разговоре, – комната, где Генри Лэкингтон держал свои добытые нечестным путем сокровища. Тихо прокравшись через холл, Драммонд коснулся занавеса. Позади раздалось сердитое шипение… Он отступил и оглянулся – но он ничего не увидел в темноте. Тогда он наклонился вперед и еще раз сдвинул занавес. Немедленно шипение раздалось снова, тоньше и злее, чем прежде. Хью провел рукой по лбу, и рука стала влажной. Немцы и прочие двуногие исключались, что же шипело так злобно в темноте? Рискуя обнаружить себя, он достал из кармана крошечный ручной фонарик. Держа его далеко от его тела, включил свет. В центре луча, изящно танцуя на хвосте, подняла голову змея, кобра. На мгновение зловещий капюшон и бусинки глаз зачаровали его; но он тут же выключил фонарик и отступил. – Милая домашняя зверушка, – пробормотал он пересохшими губами. – Очковая кобра – забавный домашний зверек. Ухватившись за перила, он перевел дух. Кобра больше не шипела, очевидно, ее не интересовали те, кто не пытался проникнуть на запретную территорию. Хью уже решил разведать занавешенный дверной проем снова, чтобы увидеть, возможно ли обойти змею, когда отчетливо услышал тихое хихиканье. Хью ощутил ярость. Смеялся, безусловно, человек, потешавшийся над Хью. И ощущать себя балаганным шутом было неприятно. Для Хью Драммонда, лишенного тщеславия, но знающего себе цену, быть осмеянным грязной свиньей, которую он мог задушить за полминуты, было невозможно! Его кулаки сжались, и он выругался шепотом. Максимально осторожно и бесшумно он начал подниматься по лестнице вверх, пока не понимая, с кем ему предстоит столкнуться. Пройдя девять ступенек, он вновь услышал знакомый смешок. В тот же самый момент что-то свистнуло над его головой настолько низко, что почти коснулось волос, и лязгнуло о стену. Капитан инстинктивно пригнулся и рухнул на лестницу, оказавшись на четвереньках. К счастью, в темноте не было видно, как побагровело его лицо. Он замер, добравшись до верха. Близко от себя он услышал чье-то тихое дыхание. Он услышал лишь очень слабый отзвук дыхания, но опытному разведчику этого было достаточно. Прыжок! Его руки сомкнулись на чьей-то шее. Теперь уже он тихо засмеялся. Его противник был силен, но после минуты безмолвной борьбы он был похож на беспомощного младенца в руках Хью. Он задыхался и бормотал что-то бессвязное; тогда Хью сдавил ему горло. Противник вскрикнул, задыхаясь. Давление стальных пальцев слегка ослабло… – Еще полдюйма, мой нежный юморист, – прошептал Хью в ухо противника, – и вашей шее конец. А так поболит пару дней и пройдет. Не смейтесь над добрыми людьми. Это опасно. Затем, как призрак, он исчез в направлении своей комнаты. – Интересно, кто это был, – пробормотал он себе под нос. – Так или иначе я не думаю, что он будет смеяться над кем-нибудь в ближайшее время. В восемь утра здоровенный детина принес немного горячей воды и чашку чая. Хью наблюдал за ним через полузакрытые глаза и исключил его из списка. Его голова утопала в плечах; его короткая шея не выказывала следов ночного знакомства со стальными пальцами Хью. Когда слуга открыл жалюзи, свет озарил лицо опытного борца, и внезапно Хью сел в постели и уставился на него. – Господи! Вы же Джем Смит? Человек повернулся и уставился на Хью. – И что если так? – пробрюзжал он, и затем его лицо изменилось. – Да ведь ё-моё! Вот это да, это же молодой Драммонд! Хью усмехнулся. – Рад встрече, Джем. Что ты делаешь здесь? Но человек не был настроен отвечать. – Если вы не возражаете, сэр, – насупившись, ответил он. – Это касается только меня. – Бросил игру, Джем? – спросил Хью. – Это игра бросила меня, когда тот косоглазый Юнг Бэкстер тогда в Окстоне… Черт! Я своими руками свернул бы шею этой скотине… – тут слова у бывшего спортсмена закончились; осталась только площадная брань. И Хью, который знал настоящую причину дисквалификации Джема и период от задержания до выяснения обстоятельств за счет его величества, тактично промолчал. Бывший спортсмен смотрел на Драммонда нерешительно. Наконец, он собрался с духом. – Это не мое дело, – пробормотал он хрипло, – но ты – это один из реальных ребят, так что если бы я был на твоем месте, я бы тихонько свалил отсюда… Только я ни при чем, если что… Хью улыбнулся. – Спасибо, Джем. Между прочим, кто-нибудь ходит с перевязанной шеей этим утром? – Перевязанная шея! – отозвался эхом громила. – Вот это прикол! Он не ходит! Он лежит! Встать не может! – И кто, я мог бы спросить, этот тип? – спросил Драммонд, размешивая чай. – Да сам Петерсон, ё-моё! Еще чаю? Завтрак в девять. Детина вышел, и Хью закурил. Челюсть Лэкингтона, теперь вот шея Петерсона – игра развивалась бурно. К Драммонду возвращался его буйный оптимизм. – Хорошо, что я не убил их, – пробормотал он, ошеломленный. – А то все закончилось бы, а я еще ничего и не узнал! Только Петерсон был в столовой, когда Хью спустился вниз. Он исследовал лестницу по пути, но не выяснил, что звякнуло о стену, пролетев над его головой. Не было и никаких признаков кобры возле занавешенной двери, только Петерсон, стоящий в солнечной комнате возле пузырящейся кофеварки. – Доброе утро, – поприветствовал хозяина Хью. – Как дела? Ей-богу! Этот кофе хорошо пахнет. – Наливайте сами! – фыркнул Петерсон. – Моя дочь еще не спустилась. – Я сам редко встаю раньше одиннадцати! – хмыкнул Хью. – Она умница. Вам налить? – Он повернулся к хозяину и всплеснул руками. – Боже! Господин Петерсон, ваша шея! – Да! – буркнул Петерсон мрачно.