Шкаф отделяли от стены дюйм или два, и он подсунул пальцы в эту щель. Он выждал мгновение, но никакого движения наверху не происходило; тогда, упершись ногами в стену, он дернул со всей силы. Раздался грохот. И вновь он включил свой фонарь… На полу распростерся карлик, один из самых маленьких людей, каких ему приходилось видеть. Это был какой-то абориген, и Хью перевернул его ногой. Он лежал без сознания, и шишка на его голове раздулась до размера большого апельсина. В руке он все еще сжимал свою духовую трубку, и Хью осторожно взял ее. Трубка оказалась заряжена, в нее был вложен шип, на конце которого поблескивала капля коричневой жидкости. Драммонд все еще исследовал с интересом это смертоносное оружие первобытного человека, когда грозовой удар обрушился на дверь. Включив электрическое освещение, он открыл номер. Взволнованный ночной портье ворвался, сопровождаемый двумя или тремя другими людьми, и все они замерли в испуге и изумлении. Тяжелый шкаф был опрокинут на пол; абориген все еще лежал, свернувшийся и неподвижный. – Одно из домашних животных отеля? – спросил Хью, закуривая. – Если оно ваше, я попрошу забрать его. Оно не слишком удачно сидело на шкафу. Оказалось, что ночной портье умел говорить на английском языке. Также оказалось, что леди, занимающая комнату этажом ниже, попыталась прорваться в бомбоубежище, придя к выводу, что Париж снова бомбят. Еще оказалось, что никто ничего не знает и не понимает. И затем, в завершение всего этого безобразия, карлик очнулся и понял, что ничего хорошего ждать не приходится. Затаившись, он выждал момент, когда все отвлеклись, и шмыгнул между ног собравшихся, словно кролик, в открытую дверь. Все вначале оцепенели, а затем бросились ловить беглеца в коридор. Там не было никого, кроме одного шокированного старого джентльмена в ночном колпаке, который выглянул из своего номера, чтобы выяснить причины шума. Видел ли он голого негра-карлика? Если пить поменьше водки, то и они не увидели бы! На самом деле это скандал, и он напишет жалобу. Все еще бормоча, он ушел, хлопнув дверью, и Хью увидел янки-детектива. – Проблемы, капитан? – спросил тот, когда присоединился к группе. – Любимец кого-то из персонала решил заночевать у меня на шкафу, мистер Грин, – ответил Драммонд, – но свалился на пол. Американец пристально осмотрел место происшествия. Посмотрев на Хью, он не стал задавать лишних вопросов. Он выждал, пока работники отеля не покинули номер. – Похоже, ночь была бурной. Что произошло? Кратко Хью рассказал ему, что произошло, и детектив присвистнул. – Духовая трубка с отравленными стрелами! Вы в рубашке родились! Посмотрите на свою подушку. Хью посмотрел: в подушку вонзились три стрелы, в двери были еще три, и три лежали на полу. – Забавные штуковины, но опасные! – Он собрал стрелы в коробок из-под спичек, трубка отправилась в портсигар. – Могут пригодиться: всего не предусмотришь, – заметил он небрежно. – Стой где стоишь. Не двигайся! Хью замер. Американец осторожно извлек еще одну крохотную стрелу из рукава его пижамы. – Достаточно было бы одной царапины. Зато теперь у нас есть полный боекомплект! На поезд до порта садился граф де Ги, но именно Карл Петерсон прибыл в порт. И только гарантия Драммонда убедила американца в том, что эти два персонажа были одним и тем же человеком. Петерсон стоял у ограждения палубы, читая телеграмму, когда увидел Хью в первый раз спустя десять минут после того, как пароход отчалил от пирса; и если он надеялся на другой результат инцидента накануне ночью, он не показал этого никак. Вместо этого он приветливо помахал Драммонду рукой. – Какой приятный сюрприз! Вы тоже были в Париже? Драммонд от такой наглости почти потерял дар речи. Действительно ли это был глупый блеф или негодяй был так уверен в своей маскировке? И вдруг Хью понял, что если бы не привычка стучать по колену, он не смог бы опознать этого гения перевоплощения! – Да. Я приехал, чтобы проследить, как вы себя вели! – ответил он. – Как жаль, что я не знал! – добродушно рассмеялся Петерсон. Он казался в превосходном настроении, когда он тщательно порвал телеграмму в крошечные части и пустил их за борт. – Если бы я знал, мы могли бы побеседовать. Где вы останавливались? – В «Ритце». А вы? – Я всегда останавливаюсь в «Бристоле» – ответил Петерсон. – Более тихий отель, чем «Ритц», на мой вкус. – Да, там было довольно ужасно вчера вечером, – смущенно сообщил Хью. – Приятель мой, – он указал на Теда Джернингема, который прогуливался по палубе с американцем, – решил нарядиться официантом, смеха ради. И случайно опрокинул рыбу на чистую рубашку одного джентльмена! – Он тщательно выбрал сигарету. – Гроссбуха не хватит, чтобы вписать туда всех этих модников, не правда ли? Но вы-то никогда никем не наряжаетесь? Всегда верны себе самому! – Он рассмеялся; из предыдущего опыта он знал, как привести Петерсона в бешенство. – Однажды, друг мой Карл, вы должны рассказать мне о вашей жизни и вашей борьбе с горькими искушениями этого злого мира. – Однажды, – эхом отозвался Петерсон. – На этом и остановимся! – Драммонд взмахнул рукой. – Последнее! – Что? – Петерсон едва сдерживал злость. – Это становится скучным, Карл. Я не могу перенести это, Карл. Этим прекрасным утром я должен разрыдаться. Это был бы семнадцатый раз, когда меня пытались убить вы или наш друг Генри, и я неохотно начинаю думать, что вы должны будете нанять убийцу и брать уроки у него. – Он с добродушным выражением лица пристально смотрел на собеседника. – Я вижу, что вы выбрасываете свою сигару, Карл. Я могу предложить вам сигарету? Нет?.. Но почему вы отказываетесь настолько бесцеремонно? Ах! У вас приступ морской болезни, и вы сходите с ума! Все верно – лицо становится зеленым, глаза красными, изо рта каплет слюна… Бедняга! А я собирался пригласить вас на завтрак. У меня есть жирная свинина! Несколько минут спустя Джернингем и американец нашли его все еще хохочущим. – Жизнь удалась! Вряд ли я увижу шоу забавнее! – Что произошло? – спросил Джернингем. – Это происходит прямо сейчас! – радостно сказал Драммонд. – Это еще продолжается! Петерсон, наш Карл, сокрушен волнами. А когда он почувствует себя немного лучше, я опять помогу ему… Больше он не мог себя сдерживать и расхохотался вновь… Наверху лестницы, ведущей в кают-компанию, он сделал паузу и поглядел на дверь секретного убежища тех, кто с детства за туннель под Ла Маншем. – Там он и сидит, наш дорогой Карл. Это может быть вульгарно, Тед… Несомненно. Мне все равно! Он сидит там, и это прекрасно! Лишь одна картина развеселила бы мою душу еще больше! – Что за картина? – спросил Тед, помогая ему спуститься по лестнице. – Когда они засядут там на пару с Генри! – провозгласил Хью торжественно. – Представь! Как они проклинают друг друга – и блюют! Моя шляпа! Какая замечательная, прекрасная картина! Он пристально посмотрел на официанта. – Недожаренный ростбиф! Тарелку сала! А Петерсон тем временем скрежетал зубами в своей каюте. Молодой баран все еще жив, хотя Питер уверял его, что несчастный абориген не промахивается. И он лично видел, как карлик карабкался на шкаф… На мгновение его гнев преодолел его страдания… В следующий раз… в следующий раз… и затем новая волна тошноты накрыла его, унося разум. Он мельком увидел негодяя Драммонда, восторженно пялящегося на него снаружи; и, с ужасным стоном, схватил новый таз, поставляемый флегматичным стюардом, отнимая его у негодяя, спрятавшегося с той стороны зеркального стекла. – Нам прямо, мистер Грин, – пояснил Хью, когда три часа спустя они вышли из такси на Хэлф-Мун-стрит. – Это моя убогая нора. Он поднялся по лестнице с ключом в руке. Но прежде чем успел вставить его в скважину, дверь распахнулась, и Питер Даррелл выскочил навстречу с очевидным облегчением на лице. – Слава богу, ты приехал, старый хрыч, – закричал он, наградив детектива беглым взглядом. – В Годалминге что-то стряслось! Он последовал за Хью в гостиную. – Сегодня в двенадцать часов позвонил Тоби. Он говорил вполне обычно, в своей клоунской манере, а потом замолк, а потом обратился к кому-то: «Боже мой! Что вы хотите?» Он, видимо, положил трубку – голос был приглушен. Потом до меня донеслись звуки драки, я услышал мат Тоби, и все! Я звонил, и звонил, и звонил… Никакого ответа. – Что ты сделал? – Драммонд застыл с письмом, которое он взял с каминной полки, в руке. – Алджи был здесь. Он поехал туда. Я остался, чтобы оповестить тебя. – Что-нибудь слышно об Алджи? – Ни слова. Что-то стряслось, провалиться мне на месте! Хью не ответил. С выражением лица, которого даже Питер никогда не видел прежде, он читал письмо. Оно было коротко, но он прочитал его три раза подряд. – Когда его принесли? – Час назад. Я едва не открыл его. – Прочитай, – сказал Хью. Он вручил его Питеру и выскочил в дверь. – Денни! Машину! Немедленно! – заорал он. Потом он возвратился в комнату. – Если они повредили хоть один волос на ее голове, – проговорил он голосом, полным тлеющей ярости, – я убью их, одного за другим, голыми руками! – Я гляну письмо? – спросил американец, и Хью кивнул. – «Молю тебя, приезжай, – прочитал детектив вслух. – Предъявитель письма заслуживает доверия». Письмо девушки. Кто она? – Моя невеста. – Точно? – усомнился американец. – Бесспорно! – воскликнул Хью. – А письмо не может оказаться подделкой? – Нет, я знаю каждый завиток ее почерка! – Есть такая вещь, как подделка… – бесстрастно продолжал детектив. – Черт побери, приятель! – взорвался Хью. – Думаешь, я не узнаю почерка своей девушки?