— От стейков полнеешь. Как и от всего красного мяса, — сообщает мне Брук. — Элле не о чем волноваться, — коротко отвечает Каллум. — Сейчас нет, но потом ты об этом пожалеешь, — предупреждает меня Брук. Я смотрю на сочный кусок мяса в своей тарелке, потом на стройную фигуру Брук. По-моему, я правильно поняла, откуда она родом. Брук росла в нищете, как и я. Она зависит от щедрости Каллума и наверняка боится, что, если завтра утратит хотя бы крошечную частичку своей красоты, он ее бросит. Не знаю, права девушка или нет, но ее опасения вполне понятны. Я же голодна и хочу съесть свой стейк. — Спасибо, что просветила. Каллум подавляет усмешку, а Брук хмурится. На ее лице мелькает выражение, которое я не могу разобрать. Что-то типа разочарования или неодобрения. Она поджимает свои пухлые губы и поворачивается к Каллуму, начиная разговор о какой-то вечеринке, на которую они ходили еще до моего приезда. Из-за чувства вины следующий кусок мяса кажется мне менее вкусным. Я ранила ее чувства, и теперь она закрылась от меня. Если не считать Валери, Брук была единственной в этом новом месте, кто отнесся ко мне по-дружески, а я взяла и обидела ее. — Может, нам устроить вечеринку в честь того, что Элла стала членом нашей семьи? — предлагает Каллум, чтобы вовлечь меня в их беседу. Ох, Каллум. С тех пор как он вытащил меня из стрип-клуба, мне не на что жаловаться, но тусоваться в компании этих уродов из школы? Пусть лучше у меня один за другим вырывают ногти из пальцев. Я откладываю вилку. — Мне не нужна вечеринка. Вы уже дали мне все необходимое. Брук кладет голову на застывшее плечо Каллума. — Каллум, не волнуйся. Элла сама найдет себе друзей, не правда ли, дорогая? Я согласно киваю. — Да. Я выдавливаю из себя свою самую лучшую улыбку, и это, по-видимому, срабатывает, потому что Каллум заметно расслабляется. — Ну ладно. Никакой вечеринки. — Каллум лучше всех, согласна? — Брук начинает играть с верхней пуговицей его рубашки. Она делает это с видом собственницы, словно пытается защитить свою территорию. Мне хочется убедить ее, что я не представляю угрозы, но не знаю, поверит ли она мне. — Мы его испачканные голубки[10]. Будем надеяться, он не выгонит нас, когда мы станем чистенькими. — Никто никогда не выгонит Эллу. Она теперь одна из Ройалов, — заявляет Каллум. Я перевожу взгляд на Брук, и по натянутому выражению ее лица мне становится понятно, что она не оставила без внимания тот факт, что ее имя названо не было. — Разве? Я думала, она дочь Стива. Ты что-то недоговариваешь? — нервно спрашивает Брук. Каллум вздрагивает, словно она его ударила. — Что? Нет! Конечно, она дочь Стива. Но он... — Каллум сглатывает. — Он умер, и теперь Элла стала частью нашей семьи, как мальчики стали бы частью семьи Стива, случись что со мной. — Разумеется. Я просто хотела лишний раз подчеркнуть, что ты щедрый. — Ее голос становится похож на кошачье мурлыканье. — Очень-очень щедрый. С каждым словом девушка придвигается все ближе к Каллуму и уже практически сидит у него на коленях. Каллум перекладывает вилку в левую руку и опускает правую на спинку стула Брук. В его взгляде, направленном на меня, мольба о понимании. Я использую ее точно так же, как она использует меня. И я понимаю его, честно. Этот человек потерял сначала свою жену, а вскоре и лучшего друга. А я знаю, каково это — терять своих любимых, так что если Брук заполняет собой пустоту в его душе, то тем лучше для него. Но у меня нет желания смотреть на них. — Я пойду в дом, возьму... — Мне уже нет смысла заканчивать предложение, потому что Брук уже взгромоздилась на Каллума. Я в изумлении наблюдаю, как она седлает его и тянет за уши, как лошадь-качалку. — Не здесь, Брук. — Каллум вновь бросает взгляд в мою сторону. Я начинаю удаляться — быстро — в сторону кухни. Позади меня Брук успокаивает Каллума. — Ей семнадцать, дорогой. Наверняка она знает о сексе больше, чем мы с тобой, вместе взятые. А если нет, твои мальчики очень скоро откроют ей глаза. От этих слов меня передергивает, но колдовские чары Брук делают свое дело, потому что до меня доносится стон Каллума. — Подожди, Брук. Подожди. Она хрипло хихикает, а стул Каллума начинает поскрипывать. Черт, до чего же огромное это патио! Когда я забегаю в дом, из кухни выходит Истон. Он заглядывает мне за спину, и его совершенно не смущает то, что происходит на террасе. — Добро пожаловать в наш королевский дворец, — говорит он мне. А затем его губы растягиваются в злобной ухмылке, и Истон кричит: — Не забудьте о презиках! Хватит с нас алчных незаконнорожденных детишек. Моя улыбка тут же гаснет. — Ты ведешь себя как подонок. Тебя кто-то научил, или это получается само собой? Истон на секунду теряется, но Рид словно маячит у него за спиной, и парень хватается за свою промежность. — Давай поднимемся наверх, и я покажу, каким могу быть хорошим? — Нет уж, я пас. — Я хладнокровно прохожу мимо него и только на лестнице перехожу на бег. Оказавшись в своей комнате, я начинаю перечислять все причины, почему не получится убежать отсюда прямо сейчас. Я напоминаю себе, что не голодаю. Что у меня в рюкзаке десять штук баксов. Что мне не нужно оголяться перед жадными мужиками, которые сжимают в своих потных ладонях долларовые купюры. Я смогу выдержать два года грязных предложений и оскорблений от братцев Ройалов. Весь оставшийся вечер я не выхожу из комнаты и занимаюсь тем, что ищу вакансии на неполный рабочий день в своем новеньком «Макбуке», который волшебным образом появился на моем столе. Общественный транспорт здесь не ходит, но прошлой ночью я проходила мимо автобусной остановки, не так далеко отсюда — наверное, метрах в четырехстах от дома. На следующий день я дохожу до остановки, засекая время: прогулка быстрым шагом занимает десять минут, а идти мне чуть больше полукилометра. Расписание воскресного автобуса оставляет желать лучшего — один раз в час, и здесь он останавливается в шесть. Так что, если я найду работу, по воскресеньям мне придется вставать ни свет ни заря. Когда я возвращаюсь домой, меня догоняет блестящий внедорожник Гидеона. Его волосы торчат в разные стороны, на шее красные отметины. Если бы на его месте был кто-то другой, я бы подумала, что парень только что занимался сексом, но Гидеон выглядит слишком рассерженным для таких умозаключений. Может, он дрался с енотом. — Что ты делаешь?! — рявкает он. — Иду пешком. — Залезай. — Парень останавливает машину и распахивает дверь. — Тебе лучше не ходить здесь в одиночку. — А район кажется таким милым. — Огромные дома. Лужайки еще больше. Кстати, прошлой ночью его братьям ничего не стоило бросить меня одну на этой дороге. — Самое страшное, что случилось со мной сегодня, это когда большой плохой дядька пытался заманить меня в свой пикап. Но я не такая глупая, как кажется. Гидеон неохотно улыбается. — У меня нет конфет и мороженого, так что по умолчанию меня можно считать безвредным. — Не-а, просто дерьмовым похитителем. — Ну так ты садишься, или мы все воскресенье будем блокировать движение? Я оглядываюсь и вижу приближающуюся к нам машину. Черт, а почему бы и нет? Дорога до дома не займет много времени. Гидеон молчит всю поездку, лишь пару раз потерев руку. Через несколько минут он останавливается у входа и ставит машину в режим парковки. — Спасибо, что подвез, Гидеон. — Но он остается в салоне, и я оборачиваюсь и зову: — Ты идешь?! Он поднимает глаза на дом. — Нет. Мне нужно поплавать. Много и долго. И тут парень снова потирает свою руку, словно к ней пристала грязь, от которой он никак не может избавиться. Заметив, что я смотрю на него, Гидеон хмурится. Мне хочется спросить Гидеона о том, что случилось, но на его лицо словно повесили табличку «Посторонним вход воспрещен», и я проглатываю слова, но гляжу на него с беспокойством, это своего рода приглашение. «Я повидала много дерьма», — пытаюсь передать ему мысленно я. Но в ответ он лишь стискивает челюсти. На моей кровати лежит очередная записка от Каллума. Я взбираюсь на бело-розовое облако и сворачиваюсь клубочком у изголовья, чтобы прочитать ее. Прости за вчерашний ужин. Больше такого не повторится. Утром Дюран отвезет тебя в школу. Только сообщи ему время. P.S. Твоя машина уже в пути. Модель нужного цвета была только в Калифорнии. Боже, пожалуйста, только пусть это будет не розовый! Я умру, если мне придется водить машину-мечту всех Барби из Малибу. И тут же я подскакиваю на кровати. Поверить не могу, что такая мысль пришла мне в голову. Машина — это машина. И я должна быть благодарна за нее. И какая разница, какого она цвета? Даже если она будет розовой, я встану на колени и поцелую брызговик цвета жвачки.