Мне нравится выдавать себя за крутую, и в какой-то степени так оно и есть. Я знаю, что такое бедность и голод. Меня вырастила стриптизерша. Я знаю, как постоять за себя, если вдруг придется. Но мне только семнадцать. Порой мне кажется, что я еще слишком мала для этой жизни и для этого места, в котором я оказалась. Порой я оглядываюсь по сторонам и думаю, что все это не мое. Но я здесь. Здесь, без гроша в кармане, и если мне так хочется стать обычной девчонкой, какой отчаянно стараюсь казаться, то я должна выйти из гримерки и «показать класс на шесте» для Богатенького Ричи, как изящно выразилась Роуз. Стоит мне выйти в коридор, как передо мной возникает Джордж — коренастый мужчина с густой бородой и добрыми глазами. — Роуз предупредила тебя о клиенте? Он уже ждет. Кивнув, я проглатываю ком в горле. — Мне же не нужно будет делать ничего необычного, да? Только приватный танец? Джордж усмехается. — Танцуй как хочешь, но если клиент тронет тебя хоть пальцем, Бруно вышвырнет его задницу на улицу. Я облегченно выдыхаю, услышав, что в клубе действует правило не трогать «товар». Танцевать для подонков всегда легче, когда знаешь, что их грязные ручонки к тебе не притронутся. — Ты отлично справишься, милая. — Мужчина похлопывает меня по руке. — И если он спросит, тебе двадцать четыре, договорились? Помнишь: здесь не работают те, кому за тридцать? «А те, кому нет двадцати?» — чуть не вырывается у меня. Но я сжимаю губы. Наверняка Джорджу известно, что я солгала про свой возраст. Половина девушек здесь сделали то же самое. Пусть у меня тяжелая жизнь, но я никак не выгляжу на чертовы тридцать четыре года. Макияж помогает мне сойти за совершеннолетнюю. И то с трудом. Джордж исчезает за дверью гримерки, а я, сделав глубокий вдох, иду дальше по коридору. Когда я выхожу в главный зал, меня встречает громыхание басов. Танцовщица на сцене только что расстегнула свою белую форменную блузку, и мужики сходят с ума, увидев ее прозрачный лифчик. На сцену летят долларовые купюры. На этом я и сосредотачиваюсь — деньги. Все остальное может катиться к чертовой матери. Хотя мысль о том, что придется оставить школу Джорджа Вашингтона и учителей, которым, похоже, действительно небезразлично то, чем они занимаются, по-прежнему угнетает меня. Но я найду новую школу, в новом городе. Там, где Каллум Ройал никогда не сможет… Я останавливаюсь как вкопанная. И тут же в панике разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Но уже слишком поздно. Ройал шагает через затемненную ложу, и его сильная рука обхватывает мое предплечье. — Элла, — негромко произносит он. — Отпустите меня. — Я стараюсь говорить безразличным тоном, но мои руки трясутся, когда я пытаюсь разжать его пальцы. Он не отпускает меня до тех пор, пока из тени не выходит широкоплечий мужчина в черном костюме. — Руками не трогать, — угрожающе говорит вышибала. Ройал, словно обжегшись, стремительно отшатывается. Свирепо взглянув на Бруно, он поворачивается ко мне. Его глаза прикованы к моему лицу, словно мужчина изо всех сил старается не смотреть на мой непристойный наряд. — Нам нужно поговорить. Исходящий от него запах виски чуть не сшибает меня с ног. — Мне не о чем с вами разговаривать, — холодно отвечаю я. — Я вас не знаю. — Я твой опекун. — Вы тот, кого я знать не знаю. — Я надменно вскидываю голову. — И вы мешаете мне работать. Его рот открывается. Потом закрывается. — Ладно. Тогда приступай, — произносит Ройал. Что? Его глаза насмешливо поблескивают, мужчина разворачивается и медленно возвращается к мягким диванам. Он садится, слегка раздвинув ноги, и, прищурившись, ждет. — Покажи мне то, за что я заплатил. Мой пульс ускоряется. Ни за что. Я не буду танцевать для этого мужика. Краем глаза я замечаю, как по лестнице в ложу поднимается Джордж. Мой новый босс выжидательно смотрит на меня. Я с усилием сглатываю ком в горле. Мне хочется заплакать, но я не стану этого делать. Виляя бедрами, с уверенностью, которой не чувствую, я направляюсь к Ройалу. — Хорошо. Хочешь, чтобы я станцевала для тебя, папочка? Я станцую. На глаза наворачиваются слезы, но я знаю, что они не прольются. Я научилась никогда не плакать на людях. В последний раз я рыдала, сидя у кровати умирающей мамы, и то лишь дождавшись, когда из палаты вышли все медсестры и доктора. Когда я начинаю двигаться перед Каллумом Ройалом, его лицо перекашивается, будто от боли. Мои бедра начинают вращаться в такт музыке. В этот момент мое тело начинает жить собственной жизнью. Танец в моей крови. Это часть меня. Когда я была маленькой, мама, с трудом накопив денег, отдала меня заниматься балетом и джаз-танцами. Я прозанималась три года, потом деньги закончились, и она стала учить меня сама. Мама смотрела видеозаписи или ей удавалось проникнуть на бесплатные занятия в общественных центрах, откуда ее потом выгоняли. Возвращаясь домой, мама показывала мне все, что ей удалось узнать. Я люблю танцевать, и у меня это хорошо получается, но хватает мозгов не рассчитывать на танцы как на свою будущую карьеру — конечно, если только я не собираюсь зарабатывать на жизнь, танцуя стриптиз. Нет, я выберу себе работу, которая имеет практическую ценность. Бизнес или правоведение — то, что позволит хорошо зарабатывать. Танцы — глупая детская мечта. Когда я соблазняющим движением провожу руками по корсету, Ройал издает стон. Но не такой, к каким я привыкла. Он не выглядит возбужденным. Он выглядит… опечаленным. — Он бы в гробу перевернулся, — хрипло произносит Ройал. Я не обращаю на него никакого внимания. Для меня его не существует. — Это неправильно. — Кажется, он чуть не подавился. Я откидываю волосы назад и выпячиваю грудь вперед, ощущая на себе взгляд Бруно, который затаился в темноте. Сотня баксов за десятиминутный танец, две минуты я уже протанцевала, осталось еще восемь. Я смогу их пережить. А вот Ройал, очевидно, нет. Я делаю еще одно вращение бедрами, и его руки сжимаются на них. — Нет, — рычит он. — Стив ни за что бы этого не позволил! Я не успеваю даже моргнуть, не успеваю зафиксировать в сознании его слова. Мужчина вскакивает на ноги, я подлетаю в воздух, и мое тело оказывается перекинутым через его широкое плечо. — Отпусти меня! — ору я. Но он не слушает. Ройал без усилий несет меня, словно я тряпичная кукла, и даже Бруно, откуда ни возьмись появившийся на его пути, неспособен ему помешать. — Убирайся к чертям с дороги! — Когда Бруно делает еще шаг, Ройал повышает голос. — Этой девочке семнадцать лет! Она несовершеннолетняя, и я ее опекун, так что, и да поможет мне Бог, если ты сделаешь еще один шаг, я сделаю так, что в этом месте соберутся все копы Кирквуда, а тебя и остальных подонков, которые здесь находятся, упекут в тюрьму за угрозу жизни несовершеннолетней. Бруно хоть и здоровяк, но мозги у него на месте. С ошарашенным видом он уступает нам дорогу. Я не такая сговорчивая. Мои кулаки молотят по спине Ройала, ногти вонзаются в его дорогой пиджак. — Поставь меня! — кричу я. Но он меня не слушает. Никто не останавливает нас, и Ройал свободно шагает к выходу. Все мужики в зале с вожделением смотрят на сцену и улюлюкают. Я замечаю какое-то движение. Это Джордж появился рядом с Бруно. Но вышибала что-то яростно шепчет ему на ухо, и они оба исчезают, а меня обдувает порыв холодного воздуха. Мы на улице, но Каллум Ройал по-прежнему не отпускает меня. Я наблюдаю, как его модные дорогие ботинки топают по разбитому асфальту парковки. Звон ключей, долгий гудок, и вот меня снова переворачивают в воздухе и опускают на кожаное сиденье. Заднее сиденье его автомобиля. Захлопывается дверца. Рокочет заведенный двигатель. О боже. Этот мужчина похищает меня. Глава 3 Мой рюкзак! Там все мои деньги и часы! Заднее сиденье громадины, которую Каллум Ройал зовет автомобилем, можно назвать самым роскошным местом, куда когда-либо опускалась моя задница. Жаль, у меня нет времени этим насладиться. Я протягиваю руку к дверной ручке и нажимаю, но чертова штуковина не открывается. Мой взгляд перемещается на шофера. Понимаю всю тщетность своей попытки, но у меня нет другого выхода: ринувшись вперед, я вцепляюсь в его плечо, хотя даже шея у этого мужика толще моего бедра. — Развернитесь! Мне нужно обратно! Он даже бровью не ведет. Словно из кирпича сделан. Я трясу его еще и еще, но, похоже, даже если я врежу ему по шее — а может, и еще куда — он отреагирует только, если ему прикажет Ройал. Каллум наблюдает за мной, сидя напротив, и мне приходится смириться с тем фактом, что только он решает, выпустить меня из этой машины или нет. Но на всякий случай я проверяю окна. Они тоже не опускаются. — Блокировка от детей? — бормочу я, хотя уже знаю ответ. Ройал чуть заметно кивает. — В том числе. Пока скажу лишь одно: пока мы не приедем, из машины ты не выйдешь. Ты не это ли ищешь? Мой рюкзак приземляется мне на колени. Я подавляю желание сразу же открыть его и проверить, не вытащил ли мужчина мои деньги и удостоверение личности. Лишившись последнего, я окажусь целиком в его власти, но мне не хочется, чтобы этот Ройал узнал обо мне еще больше, пока сама не разберусь в том, что у него на уме.