— Послушайте, мистер, я не знаю, что вам нужно, но у вас есть деньги — с этим не поспоришь. Здесь полно проституток, которые сделают для вас все, что угодно, и при этом, в отличие от меня, не будут иметь никаких проблем с законом. Просто высадите меня на следующем перекрестке, и я обещаю: вы никогда обо мне не услышите. Я не пойду в полицию. А Джорджу скажу, что вы мой старый клиент и мы уже уладили все проблемы. — Мне не нужна проститутка. Я приехал за тобой. — После этого заявления, которое явно не предвещает ничего хорошего, Ройал снимает пиджак и протягивает его мне. Хотелось бы мне иметь вид независимый и бойкий, но, сидя здесь, в этой супердорогой тачке, напротив мужчины, перед которым мне только что пришлось танцевать откровенный танец, я ощущаю неловкость и беззащитность. Сейчас я отдала бы все что угодно даже за бабушкины панталоны. Я с неохотой надеваю пиджак, стараясь не обращать внимания на боль от сжимающего грудь корсета, и плотнее закутываюсь в плотную ткань. — У меня ничего нет. — Та небольшая сумма наличных, спрятанных на дне моего рюкзака, сущие гроши для него. Да одна только его тачка стоит больше, чем весь «Дэдди-Джи»! В ответ Ройал лишь поднимает одну бровь. Теперь, когда он остался в одной рубашке, я вижу его руки, его часы, которые выглядят… в точности как те, что есть у меня. Его взгляд следует за моим. — Узнаешь? Это не вопрос. Мужчина поднимает запястье, чтобы мне было лучше видно. У часов простой черный кожаный ремешок, корпус из золота высшей пробы, серебряные кнопки и выпуклое стекло. Цифры и стрелки светятся в темноте. — Ни разу в жизни не видела, — вру я, во рту у меня пересохло. — Правда? Это часы фирмы «Орис». Швейцарские, ручная работа. Подарок в честь окончания учебки[4]. Мой лучший друг, Стив О’Халлоран, получил такие же. Сзади выгравировано… Non sibi sed patriae. Я нашла значение этой фразы, когда мне было девять, после того как мама рассказала мне историю моего рождения: «Прости, малышка, но я переспала с моряком. Он оставил мне только свое имя и эти часы». «И меня», — напомнила я. Мама взъерошила мне волосы и сказала, что я самое лучшее во всей ее жизни. И снова от чувства утраты у меня екает в сердце. — …Это означает «не за себя, но за родину»[5]. Часы Стива пропали восемнадцать лет назад. Он говорил, что потерял их, но новые так и не купил. Вообще с тех пор никогда не носил никаких других. — Ройал печально усмехается. — И всегда, когда опаздывал, приводил это в качестве оправдания. Я невольно наклоняюсь вперед, желая узнать больше о Стиве О’Халлоране, о том, что, черт побери, такое «учебка» и как познакомились эти двое. Но тут же мысленно даю себе пощечину и отодвигаюсь обратно к дверце. — Классная история, приятель. Но какое отношение все это имеет ко мне? — Я бросаю взгляд на Голиафа за рулем и повышаю голос: — Вы оба только что похитили несовершеннолетнюю, что является преступлением в пятидесяти штатах. Разве не так? — Преступлением будет считаться любое похищение, вне зависимости от возраста жертвы, — соглашается Ройал. — Но я твой опекун, а ты была участницей незаконных действий, так что у меня есть право забрать тебя. Я принуждаю себя язвительно расхохотаться. — Не знаю, что вы там себе думаете, но мне тридцать четыре. — Я открываю рюкзак и, отложив в сторону часы, которые являются точной копией тех, что сияют на левом запястье Ройала, достаю свое удостоверение личности. — Видите? Маргарет Харпер. Тридцать четыре года. Мужчина выхватывает удостоверение из моих пальцев. — Метр семьдесят четыре. Пятьдесят девять килограмм. — Его взгляд пробегает по моей фигуре. — Как по мне, килограмм пятьдесят здесь наберется, но, подозреваю, ты так похудела, потому что все время в бегах. В бегах? Откуда, черт возьми, ему это известно? Словно прочитав мои мысли, он фыркает. — У меня пятеро сыновей. Меня уже ничем не проведешь. Я смогу узнать подростка даже под толстым слоем косметики. Я с каменным выражением смотрю на него. Кем бы он ни был, этот мужчина, я ничего ему не скажу. — Стивен О’Халлоран — твой отец. — Ройал тут же исправляется. — Вернее, был. Стивен О’Халлоран был твоим отцом. Я поворачиваюсь к окну, чтобы этот незнакомец не смог увидеть, как на мгновение мое лицо искажается от боли. Конечно, мой папа мертв. Как иначе. Мое горло сжимается, и на меня накатывает ужасное ощущение, что сейчас я разревусь. Слезы для малышей. Слезы для слабых. А плакать об отце, которого я никогда не знала? Самая настоящая слабость. Несмотря на шум двигателя, я слышу звон стекла о стекло и знакомый звук льющегося в стакан алкоголя. Через мгновение Ройал вновь начинает говорить: — Мы с твоим папой были лучшими друзьями. Мы вместе росли. Вместе учились в колледже. Шутки ради решили записаться в ВМС. В конце концов, мы вступили в подразделение «Морских котиков», но наши отцы решили, что хотят отойти от дел. И вместо того, чтобы отдать свой служебный долг родине, мы вернулись домой и взяли в свои руки бразды правления семейным бизнесом. Самолетостроением, если вдруг тебе интересно. «Конечно, чем же вам еще заниматься!» — мрачно думаю я. Мужчина не обращает внимания на мое молчание. Или принимает его за разрешение продолжить свой рассказ. — Пять месяцев назад Стив погиб, совершая полет на дельтаплане. Но незадолго до своей смерти… словно у него было какое-то предчувствие, — Ройал качает головой, — он передал мне конверт и сказал, что это, возможно, самое ценное письмо из всех, что он когда-либо получал. Уезжая, Стив планировал, что мы вместе изучим его, когда он вернется, но неделю спустя приехала его жена и сообщила о его смерти. Я отложил письмо, чтобы разобраться с… определенными сложностями, вызванными смертью Стива и его вдовой. Сложности? Что он имеет в виду? Ты умираешь и все, нет? Но то, с какой гадливостью мужчина произнес слово «вдова», вызывает во мне желание узнать о ней больше. — Пару месяцев назад я вспомнил о письме. Хочешь знать, о чем там говорилось? Зачем нужно так сильно меня дразнить? Конечно же, я хочу это знать, но не собираюсь радовать его своим ответом. Я прижимаюсь щекой к стеклу. В молчании мы проезжаем несколько кварталов, и Ройал наконец произносит: — Это письмо было написано твоей матерью. — Что? — шокированная услышанным, я резко поворачиваюсь к нему. И вижу, что вид у мужчины не самодовольный, как раньше, а уставший. На его лице отражается вся горечь от потери своего друга, моего папы, и впервые я вижу Каллума Ройала тем, за кого он себя выдает: отцом пятерых сыновей, потерявшим лучшего друга, которого застало врасплох невероятное известие. Машина вдруг останавливается. Я выглядываю в окно и вижу, что мы уже не в городе. Вдаль уходит длинная ровная полоса, рядом с ней — большой одноэтажный металлический ангар и башня. Рядом со ангаром стоит большой белый самолет. «Атлантик Авиэйшн» выведено на его борту. Когда Ройал сказал, что строит самолеты, я не представляла, что они окажутся такими. Не знаю, что я ожидала увидеть, но точно не огромный реактивный самолет, который может перевозить сотню человек. — Это ваш? — Я изо всех стараюсь скрыть свое изумление. — Да, но мы едем дальше. Я убираю пальцы с неподдающейся серебристой ручки на дверце. — То есть? Я забываю о том, что меня похитили, о существовании — и смерти — отца, благодаря которому появилась на свет, и о таинственном письме, потому что с открытым ртом наблюдаю, как мы, минуя ангар, проезжаем через ворота на поле, которое оказывается аэродромом. В хвостовой части самолета опускается нижняя часть люка, и когда площадка ударяется о землю, Голиаф направляет автомобиль вверх по наклонной плоскости. Я разворачиваюсь, чтобы выглянуть через заднее стекло, когда грузовой трам громко возвращается на прежнее место. Как только исчезает последняя щель, замки машины с тихим щелчком открываются. Я свободна. Почти. — Прошу, — показывает Каллум на дверцу, которую открыл для меня шофер. Крепко стянув лацканы пиджака, я стараюсь взять себя в руки. Даже этот самолет слишком хорош для меня, все еще облаченную в заимствованный из стрип-клуба корсет и неудобные туфли на высоких каблуках. — Мне нужно переодеться. — К счастью, мне почти удается справиться со своим голосом. Мне не раз доводилось попадать в неприятные, постыдные ситуации, и за эти годы я выучила, что лучшая защита — это нападение. Но сейчас мое положение самое что ни на есть плачевное. Я не хочу, чтобы кто-то — ни Голиаф, ни экипаж самолета — увидел меня в таком наряде. Я впервые на борту самолета. Моим средством передвижения всегда были автобусы или, когда совсем не оставалось выбора, попутные фуры. Эта же штука огромная, настолько огромная, что может вместить в себя машину. Здесь наверняка найдется какой-нибудь закуток, где я смогу переодеться. Взгляд Каллума смягчается, и он коротко кивает Голиафу. — Мы будем наверху. — Он показывает в другой конец этого похожего на гараж помещения. — Вон за той дверью лестница. Поднимайся, когда будешь готова. Как только я остаюсь одна, сразу же сбрасываю неудобные тряпки и натягиваю самое удобное нижнее белье, широкие джинсы, майку и фланелевую рубашку, которую я обычно просто набрасываю, но сейчас застегиваю на все пуговицы, кроме самой верхней. Пусть вид у меня как у нищей, зато тело прикрыто одеждой. Я запихиваю костюм в рюкзак и заодно проверяю, на месте ли мои деньги. Слава богу, они там, куда я их положила, как и часы Стива. Без них запястье словно голое, ну а раз уж этот Ройал все знает, я могу их надеть. Как только ремешок обхватывает мою руку, я внезапно чувствую себя лучше, сильнее. Теперь я могу смело встретить все, что приготовил для меня Каллум Ройал. Закинув рюкзак на плечо, я направляюсь к двери, попутно обдумывая план действий. Мне нужны деньги. У Каллума они есть. Еще мне нужно новое жилье и быстро. Если я смогу получить от него необходимую сумму, то выберу новое место и начну все сначала. Я знаю, как это делать. У меня все будет хорошо. Все будет хорошо. Если буду повторять себе эту ложь, то поверю в нее… даже если это неправда. Когда я поднимаюсь на верхнюю ступеньку, меня уже ждет Каллум. Он представляет меня шоферу. — Элла Харпер, это Дюран Сахади. Дюран, а это дочь Стивена, Элла. — Приятно познакомиться, — удивительно низким голосом произносит Дюран. Ничего себе, у него голос как у Бэтмена. — Я сожалею о вашей утрате. Он склоняет голову, и это так чертовски мило, что было бы грубо не отреагировать. Опустив рюкзак, я пожимаю протянутую мне руку. — Спасибо. — Благодарю, Дюран. — Каллум отпускает шофера и поворачивается ко мне. — Располагайся. Мне уже хочется вернуться домой. До Бэйвью нам лететь час. — Час? Вы пригнали сюда самолет ради часовой поездки? — восклицаю я. — Поездка на машине заняла бы шесть часов — путь неблизкий. Мне и так понадобилось девять недель и целая армия детективов, чтобы разыскать тебя. У меня нет иных вариантов, кроме как последовать за Каллумом к кожаным креслам кремового цвета, расположенным напротив друг друга, между которыми стоит черный деревянный столик с серебристыми вставками. Мужчина усаживается в одно из кресел и жестом предлагает мне то, что напротив. На столе уже стоят стакан и бутылка, словно персонал знает, что ему нужно выпить, чтобы действовать. Еще пара кресел с другой стороны прохода, а за ними диван. Интересно, я могла бы работать у Ройала стюардессой? Этот самолет еще круче, чем его машина. Да я согласилась бы жить здесь! Я сажусь и опускаю рюкзак на пол между ног. — Хорошие часы, — сухо произносит Ройал. — Спасибо. Их дала мне мама. Сказала, это единственное, что оставил ей мой отец, кроме своего имени и меня, конечно. — Больше нет смысла лгать. Если его армия частных детективов нашла меня в Кирквуде, то наверняка о нас с мамой ему известно больше, чем даже мне самой. И Каллум точно может рассказать мне о моем отце, а я, несмотря ни на что, ужасно хочу узнать о нем как можно больше. — Где письмо?