– Я, сердар, главнокомандующий славного османского войска, объявляю, что по милости Аллаха и храбростью наших воинов неприступная доселе венецианская крепость Канея пала! И в этот момент раздался оглушительный взрыв. Исмаил упал на землю вместе со всеми, хотя он-то этого взрыва ждал. Но нельзя подать вид, что это он придумал план. Крепостная стена, под которой был вырыт подкоп, словно раскололась надвое, подобно скорлупе ореха. С нее посыпались камни, поднялось огромное облако пыли, в котором утонуло все. Сердар и остальные паши натужно закашлялись. Никто не понимал: что происходит? В том месте, где совсем еще недавно был вырыт подкоп, лежала огромная груда камней. Кто-то отчаянно кричал, потом раздалась беспорядочная пальба. – Проклятые гяуры взорвали подкоп, сердар, – натужно кашляя, сказал Мурад-ага, который оказался самым сообразительным. – Они нас обманули… – он снова закашлялся. – Султанзаде Мехмед-паша погиб… Сердар, не стесняясь, застонал, взявшись руками за голову: – О-о-о… гяуры… трусы… На штурм! – закричал вдруг он. – Немедленно на штурм! Отмстим за Мехмед-пашу! Солдаты, вперед! – и он дрожащими руками выхватил саблю. – Придите в себя, сердар, – сказал ему в спину Исмаил. – Солдаты устали и напуганы. А венецианцы скорее умрут, чем сдадутся, неужели вы еще не поняли? Они взорвали вашего посла и наверняка погибли сами. Султанзаде не вошел бы в пустую комнату. Там были люди. Они и подожгли фитиль, как только появился Мехмед-паша. Вы ничего не добьетесь этим штурмом. Султанзаде не вернешь. Дайте мне два дня, и вы получите ключи от крепости. – И кто туда пойдет?! – в гневе обернулся к нему Юсуф-паша. – Ты?! – сверкнула сабля. – Убирайся, мальчишка, не то я снесу тебе голову! – Да, я, – Исмаил не двинулся с места, хотя правая рука машинально легла на рукоять кинжала. – Мне есть что обещать осажденным, с дозволения моего повелителя. А вы поклянетесь, что выполните мои обещания. – Щенок… мальчишка… – Юсуф-паша чуть не плакал. Отныне его имя покрыто позором, его подло обманули гяуры, какие-то венецианцы! – На штурм! Немедленно! Взять эту крепость и повесить всех!!! – он вновь взмахнул саблей. Но другие паши поддержали гонца падишаха: – Если эфенди клянется, что через два дня Канея падет, нам следует подождать. – Ровно два дня, – жестко сказал Юсуф-паша, опуская саблю. – Если Канея не сдастся, я прикажу повесить этого наглеца. Рубить ему голову – слишком большая честь. Он – венецианский шпион. Он ведь сам из гяуров, неверных. Его взяли во дворец по девширме. – Я никуда отсюда не денусь, – с усмешкой сказал Исмаил. – Бежать мне некуда, разве что в Канею, которая вот-вот падет. Но вы еще пожалеете о своих подозрениях, Юсуф-паша. … В сумерках он стоял перед воротами Канеи с белым флагом в руке. Один. Помня о том, что случилось недавно с Мехмед-пашой, остальные военачальники держались от крепостной стены на почтительном расстоянии. «Ну, Акоп, не подведи!», – мысленно взмолился Исмаил, взмахнув белой тряпкой. Ворота медленно начали открываться. Он пошел к ним один, не спеша, стараясь сохранить достоинство и не показать свой страх. И каждую секунду ждал выстрела. А что, если Акопу не поверили? Армянин стоял там, сразу за воротами, Исмаил еле узнал вчерашнего трясущегося от страха толстяка. Сейчас торговец выглядел уверенно, и его явно уважали. Акопа окружали угрюмые, мужественные воины, которые выглядели грозными, несмотря на исхудавшие грязные лица. Как только Исмаил вошел в крепость, ворота за ним закрылись и он оказался один среди врагов. Впрочем, там, снаружи, у него тоже не было друзей. Терять ему было нечего, если его не убьют здесь и не примут его условия, то его казнят в турецком лагере, на глазах у всех, как венецианского шпиона. Один из защитников крепости, одетый богаче других и не такой худой, как остальные, выступил вперед: – Я Джованни Кастероти, командующий гарнизоном. Кто пришел сюда просить мира? – Исмаил. Хранитель султанских покоев. Командующий с недоумением смотрел на юношу в дорогой одежде, который выглядел таким изнеженным, особенно его руки. Другие солдаты переглянулись и рассмеялись. – Турки, видать, совсем перетрусили, когда мы взорвали склад боеприпасов прямо под носом у их посла и сюда пришел мальчик, – высказался за всех Кастероти. – Я полномочный посол османского султана Ибрагима первого хазретлири на Крите, – спокойно сказал Исмаил. – Я знаю, что вы голодаете, ваш флот захвачен, порт отрезан нашими галерами. Подмога не придет. А сегодня вы разозлили сердара Юсуф-пашу. Он в ярости. Вас всех вырежут, не пройдет и недели. – Это мы пока вырезали и постреляли половину турецких солдат, – насмешливо сказал Кастероти. – И мы знаем об этом, – он кивнул на Акопа. – Этого человека вы считали своим шпионом. Но сегодня он доказал, что не продался туркам. – Тогда он наверняка сказал вам, что под стенами Канеи по-прежнему пятьдесят тысяч. А мы делаем насыпь перед крепостной стеной. Завтра с нее откроют огонь. Большинство из вас погибнет. – Мы готовы умереть. – И мы умрем с честью! – выкрикнул один из воинов. – Умрем!!! – поддержали его остальные. – Дозволено мне будет сказать два слова, – кашлянул Акоп. – Благородный сеньор Джованни, и вы, господа рыцари. Я всего лишь торговец, но нас, мирных жителей, в крепости много. Много женщин и детей. Стариков. Мы голодаем. Я готов умереть вместе с вами, я это доказал, – торопливо сказал он. – Но подумайте о ваших женах. Турки будут их насиловать, а потом продадут в рабство. Подумайте о ваших детях. Что с ними будет? – Молчи! – гневно сказал Кастероти. – Что ты нам обещаешь, посол мира? – он грозно посмотрел на Исмаила. – Беспрепятственный выход из крепости и безопасность вам всем. При условии, что вы оставите здесь пушки и все ваше оружие. Наши галеры доставят вас в Кандию. Таковы условия сдачи крепости. – А ты не врешь? – в упор посмотрел на него Кастероти. – Вы всех отвезете в столицу? Не зарежете и не повесите? Не тронете наших женщин? Пощадите детей? – И детей, и воинов, – заверил Исмаил. – Ваши женщины будут в безопасности, я клянусь. Срок у вас – один день. Завтра батарея на насыпи откроет огонь. Сердар вам больше не верит. Поэтому вы лично, сеньор Джованни Кастероти, выйдете из ворот Канеи и сдадите ее Юсуф-паше. Командующий молчал. Его воины замерли в ожидании решения. – Мне надо обсудить твое предложение с остальными, – сказал наконец Кастероти. – Канея еще может держаться. Сдачи крепости сегодня не будет. Эй, вы, у ворот! – крикнул он. – Выпустите посла! И немедленно закройте ворота! Исмаил вышел из крепости, судорожно комкая в руке белый флаг. Неужели ничего не получилось? Юсуф-паша ждал его в своей палатке. – Что сказали венецианцы? – угрюмо спросил он. – Они обещали подумать. – Ты умрешь завтра вечером. Тебя повесят. Смерть Султанзаде Мехмед-паши на твоей совести. Гнева падишаха я не боюсь. Здесь я командую. Письмо о том, что тебя зарезали при ночной вылазке осажденные, отправилось в Стамбул. Тебя уже нет, хранитель покоев. Ты мертв. Иди. Бежать тебе некуда, можешь ходить по лагерю. Но помни: ты уже мертв. «Бежать… – думал он, выходя из палатки. – Немедленно бежать… Но куда? У меня остался лишь один слуга, и тот всего боится. Морем не выйдет, флот под началом сердара. А если сушей? Но куда тут убежишь?» – горько подумал он. Здешние места были Исмаилу чужие, язык он не знал. А говоря по-турецки, недалеко убежишь. – Что голову повесил, сынок? – радушно встретил его усатый друг. – Садись, поешь. Похлебка сегодня наваристая, – кивнул он на казан. И подмигнул: – Ложку-то не потерял? – Я голову, похоже, потерял. – Исмаил присел к костру. – Разве что умереть в бою? Меня хотят повесить. – Вешают шпионов, а ты разве шпион? – Я лишь хотел, чтобы мы все остались живы. Но завтра начнется штурм. Что ж… Я полезу на стену вместе со всеми, в числе первых. – И то дело, – одобрительно сказал солдат, облизывая ложку. – Ты мужчина. Мужчины умирают в бою. … Взошедшее над стенами Канеи солнце приветствовал дружный залп румелийской батареи, которую ночью на веревках подняли на насыпь. Исмаил вместе со всеми стоял и ждал, когда в стене образуется достаточная брешь, чтобы кинуться в атаку. Ему удалось смешаться с солдатами и ускользнуть от соглядатаев сердара. Да тому было и не до султанского гонца. Юсуф-паша твердо решил, что Канея сегодня же падет, даже если еще половина его солдат умрет до ночи под этими стенами. Но к ночи они войдут в эту чертову крепость. Цена уже не важна. – Огонь! – в азарте кричал Юсуф-паша, видя, что план оказался блестящим. При стрельбе с земляной насыпи все ядра летят точно в цель. Крепостная стена крошилась, будто была из черствого теста, а не из камней. Во все стороны летели крошки. Осажденные огрызались: сверху, со стены, слышались одиночные выстрелы, иногда летело ядро, но боеприпасы у венецианцев почти закончились, в то время как туркам хватало и ядер, и пороха. – Огонь!!! К полудню стало понятно, что осажденные обречены. Брешь была теперь такая огромная, что через нее легко стало проникнуть в крепость. Когда пушки умолкли, перед проломом в стене выстроились пешие наемники с мушкетами и саблями, дрожа от нетерпения в предвкушении жаркой схватки. За ними стояло отборное войско: янычары. Наемники – это мясо, которое примет на себя удар. А по их трупам пойдут головорезы и насильники, те, кому на день отдадут взятую крепость: разграбить. Исмаил стоял в первой шеренге рядом с усатым. «Ну, вот и все. Меня убьют одним из первых, – думал он. – Но зато не повесят. Лучше смерть, чем бегство и скитания. Я успею почувствовать запах свежей крови и убить пару, а то и тройку врагов. Хотя они мне не враги, они христиане, такие же, как и мой отец. Я умру не за султана, не за династию и не за Османскую империю. А потому что моя ставка проиграла. Я хотел денег и славы, любви Фатьмы и власти. Но где-то я ошибся. И я сейчас умру. Но я не боюсь. Так же, как и все эти воины. Мы сейчас не чувствуем ничего, кроме желания резать, бить, крошить… Убивать… Мы – солдаты…» – На шту-у-у-рм!!!! Ура-а-а-а!!! – пронеслось по рядам. Юсуф-паша торжественно поднял руку, готовый отдать приказ. Наемники, скаля зубы, подняли мушкеты. Каждому из них удастся сделать всего по одному выстрелу, а потом начнется рукопашная. В толчее вряд ли кто-нибудь успеет перезарядить ружье. Многие умрут мгновенно от ответных выстрелов, падая под ноги разъяренным янычарам. – Впре-о-од!!! Исмаил выхватил саблю. Мушкета у него не было, но он и не мечтал сегодня выжить. Он шел на смерть. И в этот момент ворота Канеи открылись. Исмаил увидел, как из них вышел Джованни Кастероти, и со счастливой улыбкой подумал, опуская сверкающую саблю: «Не сегодня, Фатьма». – Мы сдаемся! – закричал Кастероти. – Нам обещали мир! И беспрепятственный выход из крепости! – Что он там кричит? – с досадой обернулся к своим военачальникам разгоряченный Юсуф-паша. – Они сдаются, сердар. Велите найти Исмаила. Хвала Аллаху, мы сохранили сегодня жизни многих. Эта война будет долгой, паша, и хорошие солдаты нам еще пригодятся… На краю пропасти * * * Ужасное известие застало Шекер Пара за месяц до родов. Она уже думала, что худшее позади, ей удалось выстоять и доносить ребенка. Теперь главное – это родить здорового шехзаде. Шекер Пара давно уже запретили выходить из ее покоев. Иногда ее навещала валиде, справляясь, как самочувствие беременной хасеки.