И урод этот смотрит с превосходством, аж кулаки чешутся. Рэм вчера затащил меня на треню спустить пар. Не помогает. Штырит так, что либо я рублюсь, как проклятый, либо зависаю, пропуская удары. А Инге по херу. Она улыбается этому ушлепку и строит планы на свиданку. Хрен тебе, милая. У тебя не выйдет не обращать на меня внимания. Мне достаточно одного раза увидеть их вдвоем, чтобы понять, что мне это не нравится. Там на вечеринке он слишком по-хозяйски обнимал ее за плечи, но глаза у хлыща были голодные. Ничего ему не обломится. Блэт. И мне в этом кое-кто поможет. Я чуть не забыл про Лариску, которая меня ждет. Она снялась легко, как я и думал, всего лишь увидев брелок от тачки. Пара поощряющих улыбочек, и она готовенькая. Смазливая и, скорее всего, беспроблемная. Мне такие раньше нравились. А сейчас я их просто трахаю. Даже телефон не всегда записываю. Ларкин записал. Новая Ингина подружка. Из нее можно выудить что-то, чтобы змею черноволосую помучить. Я задолбался загибаться один. И сейчас загибаюсь, видя, что она ждет этого мудака. Парк, блядь. Сахарная вата, карусельки, поцелуйчики. Не задумываясь над тем, что творю, я подхожу сзади и, закрыв рукой Инге рот, затаскиваю ее за тир. Коза ориентируется быстро, и я отхватываю пару ощутимых оплеух прежде, чем целую ее. А теперь мне уже плевать, куда она лупит, меня самосвалом не оттащишь. Глава 16 Инга Это уже за гранью! В первую секунду я так пугаюсь, у меня чуть сердце не останавливается, но почти сразу улавливаю парфюм Демона, и глаза заволакивает красная пелена гнева. Ненавижу! Ненавижу! Луплю, куда придется! Псих! Идиот! Только Демон сильнее меня раз в сто. Прижимая меня телом к стенке закрытого тира, он перехватывает обе мои руки одной своей и, зафиксировав их у меня над головой, впивается злым поцелуем. Да разбежалась! Я пинаюсь изо всех сил, но ему хоть бы хны. Кусаю за губу, металлический привкус его крови и вишневый вкус моей помады смешиваются, а он только шипит, но не останавливается. Наглый язык вторгается мне в рот и атакует, пытаясь подавить сопротивление. Чего он хочет этим добиться? Неужели рассчитывает, что я куплюсь на наигранную страсть? Лишь на миг в голове всплывает воспоминание о нашем первом поцелуе, когда, забывшись, он отпускает мои руки и зарывается пальцами мне в волосы. И я теряюсь, а Демон, почувствовав слабину, углубляет поцелуй, чем тут же выбешивает меня. Вырваться не смогу, и я притворяюсь, что сдаюсь. Поцелуй становится мягче. О, не настолько, чтобы счесть его романтическим, и, ни в коем случае, невинным, слишком агрессивен и взбудоражен сам Горелов. Он стремится меня подчинить, но руки его становятся нежнее, волосы выскальзывают из хватки, когда он пробирает под косуху. – Стерва, – слышу я бормотание. – Паршивка. Я выворчиваюсь из-под руки, но Демон не дает мне отскочить. – Ты больной? Убери руки! – но он спеленывает меня своими лапищами, вжимает спиной в себя, тяжело дыша в волосы. – Отпусти! – пытаюсь расцепить стальную хватку. А саму пробирает от узнавания, от тоски по этим рукам. – Зачем? – хрипит он мне на ухо, отправляя армию мурашек по всему телу. – Пойдешь к нему? Для него губы намазала? Я вытираю следы размазанной помады и его поцелуев. – Тебя не касается. Проваливай. – Я сам разберусь, что меня касается, а что нет, – и голос такой, что у меня в груди все обмирает. Его откровенная жажда, его голод, не могут во мне не отзываться. Слишком сильны воспоминания. Когда-то этого неприкрытого зова было достаточно, чтобы я вспыхнула. Только он уже не тот. Точнее, я уже не та, и меня больше не обвести вокруг пальца. Никаких заблуждений, что Демон испытывает что-то кроме возбуждения, крепко замешанного на вседозволенности. Эта история Кая и Герды, только Герда проиграла, и ее слезы оказались бессильны. – А хрен тебе, – злюсь я, давя в себе ростки непрошенных чувств. – Я больше не ручная девочка. Работай рукой, или вали к Ларисе. Или кто там у тебя на сегодня запланирован. Кобелина – это же для тебя почетный титул! Стараюсь на обращать внимание на поцелуй за ухом. Какого хрена, мне нравится то, что он делает? Меня колотит. – И свое решение я тебе озвучил, – рубит это животное. – Решение? – я задыхаюсь от злости. – Да кто ты такой? Решил он. Пуп земли! Хрен тебе на воротник! Потрахаться тебе не завернуть? Демон резко разворачивает меня к себе лицом, и я встречаю горящий взгляд. Зрительный контакт высекает искры между нами. И не важно, что там: ненависть или страсть, потому что теперь отвернуться, закрыть глаза – невозможно. – Не зли меня, Инга… – в его глазах горит предупреждающий сигнал. Серьезно? – А то что? – смотрю в лицо этого прожженого циника. – Что? Что ты мне еще сделаешь? Ну? Давай! Тебе меня не удивить! Я вижу, у тебя фантазия уже заканчивается! После всего того, что ты мне устроил, все остальное – детский лепет! – Я устроил? – желваки на скулах играют. Надо же, какая отличная актерская игра! – Я дал понять, что все знаю, что не хуй из меня делать лопушка! Не верю своим ушам! Какого хрена он мне заливает? А ведь если б не Маська, я могла бы купиться. Мне все еще больно, но это как раз от того, что глупое сердце не смирилось до сих пор. – Давай не будем, – шиплю я ему в лицо, – раньше ты хотя бы не притворялся, что ты лучше, чем есть. И то, что ты сделал, в общем-то вполне ожидаемо для тех, кто тебя знает. И даже для меня! Просто я носила долбаные розовые очки. Не надо прикидываться пострадавшим! – Беру с тебя пример! – выплевывает он с ненавистью, а его руки продолжают давит на поясницу. – Ты – моральный урод, питающийся чужой болью! – выкрикиваю я. – Я думала, что моего письма хватит, чтобы ты ей захлебнулся, нажрался! Но даже это тебя не берет. Я тебя презираю… – Письма? – переспрашивает Демон, хмуря брови, чем еще больше меня заводит. – Ах ну да! Мы же просто творим, что хотим и плевать, что у кого-то есть, что на это сказать. Да, Димочка? Убирайся! Ненавижу! – меня знобит от адреналиновой атаки, мне грозит кортизоловый шок. – Нет, – его твердый ответ меня убивает. – Мне плевать, что ты там для себя решил. Ты, Рэм, Зверев… вы все неполноценные, а ты – самый ущербный! Полгода без тебя были раем, пропади ты пропадом! – Теперь только с тобой, малыш, – цедит он. – Надо будет, я тебя запру или… Я не даю ему договорить, ничего хорошего не скажет, а я и так уже захлебываюсь. На сверхусилии вырываюсь. – Ты – чудовище! – я в ужасе пячусь от него. – Таким меня сделала ты, – ненависть в его взгляде испепеляет. – Убирайся! Ты уже растоптал меня! Потешился! С меня хватит! – Еще не до конца. Меня трясет: – Не до конца? Лишить меня работы, выгнать из универа, почти оставить без жилья, окунуть в помои… Не до конца? – гордо душат подступающие слезы, но я не заплачу. Хватит. Баста. Он токсик, абьюзер, долбанный альфач, а у меня, походу, стокгольмский синдром. Горелов смотрит на меня с каменным лицом. Его не прошибить ничем.