Инга Арс сразу чувствует, что у меня не все в порядке, но наводящих вопросов не задает, за что я ему очень благодарна. Пускаться в объяснения я не хочу, а стандартное «неприятная встреча» вряд ли может пролить свет на то, почему я лохматая и со следами стертой помады. У меня до сих пор горит кожа там, где с силой прижимались губы Горелова. Его фамилия оправдывает себя. Демон не только горяч во всех отношениях, но зажигает меня своим огнем. Только и сжигает тоже. Он словно огненный напалм. После каждой встречи я остаюсь кучкой тлеющих углей. И сейчас тоже. Сумасшедшая вспышка, нервы оголены, адреналин, ненависть, боль, желание… А теперь все вокруг бледное и серое, словно покрыто старой золой. Это ненормально. Так нельзя. Пульс еще частит, голос плохо меня слушается, но я стараюсь улыбаться и не подавать виду, на каких высоких я оборотах. Взвинчена и не могу расслабиться, не могу сосредоточиться на Арсе. Я половину его слов пропускаю мимо ушей, в которых до сих пор стоит звук дыхания Демона. Все еще слышу его: «Таким меня сделала ты». И его взгляд… Я схожу с ума! Я его ненавижу! И все равно не могу не упиваться его желанием. А он меня до сих пор хочет. Только это ему совсем не мешает снимать других. Даже думать не хочу, как далеко Демон успел зайти с Лариской. Не хочу, потому что уверена, что он уже трахал ее во всех позах на заднем сиденье своего порше. – Что? – переспрашиваю, понимая, что Арс задает мне какой-то вопрос уже второй раз. – Мне кажется, тебе не помешает развеяться. – Так и есть, – виновато смотрю на него, стараясь выдавить искреннюю улыбку, когда сердце разрывается от тоски. – Не выспалась, поэтому торможу. – Сделаем вид, что я поверил, – улыбается он, и мне становится совсем стыдно. Увы, я на таких эмоциональных качелях, что игра в хорошее настроение дается мне с трудом. Однако, Арс находит ключик. Вручив мне огроменный моток сладкой ваты, он тащит меня на аттракционы. Я упираюсь до последнего перед американскими горками, потому что дико боюсь. Горки совсем карликовые, но ничего поделать с собой не могу, Арс ржет и предлагает детский вариант – карусельки с пони. Неожиданно для себя, вспомнив все мелодрамы, я соглашаюсь. И нисколько не жалею. Незамысловатое развлечение под музыку, напоминающую мелодию из моей шкатулки, такое светлое и трогательное, что я расслабляюсь. Боль затаивается на дне души. Не уходит, но затихает. До равновесия еще далеко, но измученное сердце требует передышки. Я даже позволяю себе немного вина в кафе. Арс старается меня развлечь, и у него почти получается. Я пытаюсь задавить воспоминания о других свиданиях. Я запрятала их очень глубоко, но они яркие, как факел. А сегодняшний вечер – уютное пламя свечи. Так ведь и должно быть. Так правильно. Огонь должен разгораться постепенно. Так почему у меня ощущение, что я мерзну без… Него. Пока Арс травит анекдоты еще ничего, но стоит ему отлучиться, как мрачные мысли затягивают меня снова. Погружаясь в ядовитую трясину, не сразу соображаю, от чего меня будто ошпаривает. – Пора домой, – как сквозь вату слышу ненавистный и любимый голос. Целое мгновение смотрю на смуглые длинные пальцы, обвившие мое запястье. В месте соприкосновения покалывает, знакомая горячая волна, как цунами поднимается и накрывает меня, сметая с трудом восстановленный контроль, и я задыхаюсь. Вскидываю взгляд на Демона. Конечно, Демона. На кого я еще могу реагировать как на ударную волну, будто воздух вышибло из груди, будто сердце замерло, будто кровь закипает. Мой паргелий, ложное солнце. Горелов сейчас не в себе, это видно сразу. Он почти слетел с катушек. Дикий взгляд шальных глаз, сжатые губы с капризным изгибом, ноздри побелели, желваки играют, венка на шее бьется… Дикий, воистину дикий. Чудовищно красивый. Невыносимый. Невозможный. Ненавистный. Я что-то хриплю от растерянности, утопая в этих эмоциях, и понимаю, что захлебываюсь. В секунду проносится перед глазами видение: блестящие сумасшедшие глаза, горячее дыхание, напряженные плечи и его мольбы простить за то, что будет больно. Это слишком. Это как в кипящий котел. И за то, что он это растоптал, мне хочется его ударить. Может, вино дает в голову, но я размахиваюсь, мечтая оставить красный отпечаток лице Горелова. Сделать что-то, чтобы это воспоминание ушло. Стереть его. Но единственное чего я добиваюсь, это – повиснуть вниз головой на широком и твердом плече. Мне никогда не удавалось задеть Демона, даже когда он мне поддавался, пока учил, как за себя постоять. Он злился, что у меня ничего не получается, я просто млела от его рук и ничего не могла поделать с тем, что не хочу ему сопротивляться. А сейчас Горелов настроен серьезно. Он широкими шагами выходит из кафе, полностью игнорируя мои удары и протесты. Я извиваюсь, но для того, у кого четвертый дан по тхэквондо, противник я никакой. Демон просто держит меня крепче, не забывая поглаживать меня по заднице каким-то жадным собственническим движением. Это бесит еще больше. – Какого хрена ты меня спер! Кричу я, а у самой сердце заходится: от беспомощности, от радости, что он снова рядом, от злости на саму себя за эти чувства. Понимание того, что я все еще в плену этого дьявола, убивает. Бестолковая попытка побега пресекается Гореловым в одну секунду. И вот я уже чувствую все его тело. Заведя мне руку за спину, словно обнимая, он прижимается ко мне, и мне кается между нами нет ничего. Я смотрю в его глаза и падаю, распадаюсь, растворяюсь. Чистый зов, пробивающий мою и так хлипкую броню, достигает чего-то внутри и пропитывает меня всю. Этому невозможно сопротивляться. Поцелуй, неизбежный, как прилив, становится крахом всего. Я честно сопротивляюсь, но делаю это потому, что мои попытки оттолкнуть ни на что не влияют. Твердые губы накрывают мои и сминают их в жадном поцелуе, наглый язык вторгается и завоевывает территорию в считаные секунды. Горько-сладкий вкус с нотками виски. Голова кружится. Перед глазами все плывет, но я не могу заставить себя их закрыть. Длинные черные ресницы Демона копьями пронзают мое сердце, и я себе не принадлежу, меня захлестывает застарелая жажда этих объятий. Горелов пробирается под распахнутую косуху и стискивает меня, вжимает в себя, наглаживает спину. Оторвавшись на секунду от моих губ, он потемневшим взглядом смотрит мне прямо в душу, будя во мне нечто первобытное, запретное, мучительное. Это не просто сексуальное возбуждение. Это желание присвоить, отобрать у всех. На краю сознания маячит: «Он не твой, твоим не был и никогда не будет». Отрезвление подкрадывается ко мне, а я гоню его прочь, потому что снова станет больно. – Не могу без тебя, – выдыхает он мне в губы. – Несмотря ни на что. Мне проще тебя задушить, чем отпустить. Глава 20 Инга