Глава 47 Демон В густых сумерках мы заезжаем в ворота моего дома, смотрящего на нас слепыми провалами темных окон. Меня никто не ждет. Инга прячет глаза. Она, наверное, думает, что я жалок. Плевать, если нужно давить на жалость, буду давить. В конце концов, зря что ли меня Кравцова звала идеальным манипулятором. Нужно использовать все возможности. По ее лицу вижу, что она вспоминает что-то неприятное. И догадываюсь, что именно. Поэтому веду ее сразу на кухню, не зажигая свет ни в гостиной, ни в холле. Ставлю чайник, моя девочка замерзла. С самой верхней полки достаю пачку черного цейлонского, оставшегося еще от счастливых времен. В этом доме чай пила только Инга. Почему-то мне страшно включать верхнее освещение, будто оно может что-то разрушить. Словно оно проявит на свет что-то такое, из-за чего Инга сбежит, она и так выбрала не свое привычное место в кресле, а стул, ближайший к выходу. В последнее время я узнал, каково это – бояться. И сейчас я боюсь. И я вожусь с заварочником при свете тусклой лампочки на вытяжке над плитой. Я и чай-то сам завариваю тоже впервые за много лет. Сколько, блядь, ложек? По нервам ударяет рингтон телефона Инги, взорвавший тишину. Хочется закричать, чтоб нам не мешали. Воловецкая смотрит в мобильник и, нахмурившись, поворачивает его экраном вниз, не собираясь отвечать. Я закипаю вместе с водой в чайнике, и одновременно со щелчком у меня вырывается: – Это он, да? А самого корчит, как грешника на сковородке. – Кто? – она бросает на меня короткий взгляд и снова отворачивается, разглядывая магниты на холодильнике, будто они – самое важное, что может быть сейчас. Мобильник беззвучно жужжит, елозя по столешнице. Все хуево. – Тот, у кого ты сейчас… – и я затыкаюсь. Я, блядь, не могу договорить. Пока не произнесено вслух, этого как бы нет. Всего лишь догадки. Ересь. Нереальные предположения. – Это не он, – тихо отвечает Инга, и меня кидает в лаву. Ошпаривают ее слова. Значит, он есть. Он существует. Дан не ошибся. Страшные картины в моем воображении тянут из меня жилы. Она позволяет ему себя обнимать? Целует его в ответ? Меня корежит так, что я не сразу замечаю, что кипяток попадает мне на руку. И у меня нет права голоса, мне не в чем ее упрекнуть. – Тогда почему не берешь? – Потому что это Жанна… – почти шепотом говорит она, и я еле разбираю слова. – Ей будет неприятно, что я здесь… Согласно киваю: – Да, я думал, она мне глаза выцарапает. Могла бы, наверное, вилкой заколола. Инга смотрит на меня как-то странно. – Что ты ей сделал? – в голосе слышу нервяк, и это меня напрягает. Кем же она меня считает? Моральным уродом? Что я даже ее подружку тираню, решила? – Ничего, но встречаться с ней второй раз мне, пожалуй, не стоит… – пытаюсь повернуть все в дебильную шутку, только мне не смешно, да и Воловецкая сверлит меня недоверчивым взглядом. Походу, я для нее настоящее исчадье ада. И ведь любит… считает гребаным чудовищем, и все равно… Пусть она не верит, но шанс для нас есть. Не может не быть. Или шанс есть только для нее? Шанс забыть все к чертовой матери… Я демонстративно ставлю кружку с чаем на стол перед креслом, и, немного помедлив, Инга перебирается на свое место, привычно заплетая ноги во что-то непостижимое и умещаясь в нутре клетчатого монстра целиком. Разворачиваю кресло вместе с ней к окну, и мы почти в полной темноте таращимся в подступающую ночь, грустно машущую нам ветками в отсветах фонаря. Это было бы очень уютно, что ли… если бы не было так щемяще, так безвыходно и мучительно. Инга не смотрит на меня, а я не могу отвести от нее глаз. От острых коленок, от тонких пальцев, обхвативших кружку, от профиля, от теней, упавших на нежные щеки… И хочется завыть. Это ведь все мое, мне принадлежит, зверюга внутри беснуется, и я держусь из последних сил, чтобы не напугать Ингу. Осторожно вытягиваю из ее рук остывший чай и тяну ее за собой. Наверх. На второй этаж. – Это ничего не изменит, – одними губами произносит она, и мне хочется все расколотить к ебеням. Я слышу эту фразу за сегодня в третий раз и понимаю, что буду ненавидеть эти слова до конца жизни. На пороге моей комнаты Инга запинается, что-то мешает ей войти, и я опять догадываюсь, что именно. – Тут никого другого не было. Врать, что у меня за это время не было подстилок, я не стану. Но не здесь. После того пьяного траха, я пытался встречаться с девчонкой в Лондоне, но она была пресная, глупая и вообще не Инга. И я забил. И уж точно я не привел бы к себе. Спать рядом с кем-то, кто не Инга… Это гребаное извращение. Я подхватываю ее на руки, пинком распахиваю дверь, делаю пару шагов и прямо с Ингой на руках падаю на огромное кресло мешок, которое обнимает нас со всех сторон, как кокон. Волосы Воловецкой лезут мне в лицо, но я ни за что не разомкну руки, чтобы их убрать. Да и пусть лезут. Лучше так, чем, когда я не могу к ним прикоснуться. Даже зарываюсь носом поглубже в эти плети-волосы, добровольно отдаваясь этим злым чарам. И плыву в их шелке. Инга – наркота. Дурман. Яд проникающий в поры, отрава, бегущая по моим венам. Моя, блядь, зависимость. Я буду держаться пока могу, но надолго меня не хватит. Она это понимает. Воловецкая рвано дышит мне в шею. Нас накрывает. Чуть шевельнувшийся пальчик, прижатый к моей груди, становится спусковым крючком. Глава 48 Инга Я чувствую, как меняется ритм его дыхания.