— Это правда, да? — не узнаю свой голос. Он тихий, сухой, будто в пальцах растерли сухой листочек. — Адам… — Я почти в разводе. — Это как? — с губ срывается нервный смешок. — На полшишечки разведен? — Мила, — он хмурится. — Не истери. Я в процессе развода. Да, он затянулся, но… — Вот же... — в горле пересыхает и кажется, небо покрывается язвами. — Ты ведь говорил, что свободен... Я же тебя сразу об этом спросила. — Мила… — Может, у тебя еще дети есть? — едва слышно спрашиваю я. — Нет. — И я должна тебе поверить? — я не хочу и не буду посвящать тебя в детали своего развода, — хмуро смотрит на меня, — но он на финишной прямой. И я тебе не лгал, когда говорил, что у меня к тебе все серьезно. — Ты меня обманывал… — Не хотел грузить своими проблемами, — делает бесшумный шаг ко мне. —Мила, услышь меня. — А стоило грузить — рявкаю я и отступаю. — Вот прям в кафе тогда сразу сказать, что женат! Он хватает меня, притягивает к себе, пытается поцеловать и валит на кровать, а я его кусаю. Под его злой рык отталкиваю его, неуклюже сползаю с кровати на пол и вскакиваю на ноги. — Не трогай меня! Я тебе верила... Какая я дура! — Мила… — Хватит с меня! — повышаю голос до истеричных и высоких ноток. — разводится он! Ты так годами разводится будешь! — Останься, Мила, — смотрит на меня темным взглядом и вытирает кровь подгтубой. — Я повторяю, я не лгал, когда говорил, что хочу быть с тобой. — А я уже была готова съехать с общежития, — поправляю лямки рюкзака на плечах. — Я же в тебя влюбилась, Адам... У меня и мужчин до тебя не было... Я ведь заслуживала честности! Простой человеческой честности, Адам! — Я понимаю. — Понимаешь?! — перехожу на крик — Так в те дни, когда мы не могли встретиться, ты у жены был, да?! Разводился? Раз за разом разводился? И ей на уши лапшу вешал, какой у нее прелестный носик, какие пальчики и какая она милая девочка?! — Прекрати, — цедит сквозь зубы и садится на край кровати, глядя на меня исподлобья. — Я прошу тебя мне сейчас довериться, а после я тебе все объясню. Мила… И я так хочу поддаться ему и поверить, но я отступаю? — На этом остановимся. Сердце сжимается в черную точку, после бьется о грудину надутым мячиком из плотной резины и раскалывается фарфоровыми осколками. Это конец. Глупо было верить в сказку, в которой я нашла свою половинку. — Мила, — смотрит на меня серьезно и строго, — это твое окончательное решение? — Да, — сипло отзываюсь я и дрожащими пальцами стискиваю лямки рюкзака. —Я так не хочу... не могу и не стану. — Принято, — глухо отвечает он. — тогда уходи. Сейчас я нуждаюсь в тебе, но раз ты не готова быть со мной, то не буду тебя держать. Встает и выходит из комнаты. Я хочу кричать, чтобы выпустить из себя эту боль, которая разъедает сердце. Обманул. Вот так просто. Был со мной, а после возвращался к жене? Хватаю телефон с тумбы и спешно ретируюсь. В прихожей едва справляюсь со шнурками кроссовок, и слышу насмешливое: — На прощание поцелуешь? Поднимаю глаза. Стоит, привалившись плечом к косяку и криво улыбается. Цежу сквозь зубы. — Пошел ты… — Зря ты так, Мила. Нам же было хорошо. Выбегаю на лестничную площадку, и в лифте меня накрывает. Я должна была остаться, довериться. Я теряю равновесие, хватаюсь за поручень и кажется умираю. Голова кружится, и я не разбирая дороги выхожу из лифта. С кем-то сталкиваюсь, спотыкаюсь о собственные ноги и чуть не падаю на лестнице перед входной дверью. Всего две недели, а сердце — в клочья. Глава 1. Что у тебя нового? Я едва успеваю отскочить от края тротуара, но черный внедорожник все равно окатывает мои капронки до колена грязными каплями. — Гондон! — рявкаю я и швыряю стаканчик с кофе в его сторону. Заднее тонированное стекло в разводах и жидкой молочной пене, а я молча наблюдаю, как машина резко паркуется в парковочном кармане. Я должна бежать, но я стою и жду героя, которому я задам трепку по первое число. Так-то я сдержанный человек, но меня сегодня бессовестно уволили. Из внедорожника выскакивает молодой брюнет в светло-сером костюме. На лице с высокими скулами и черными бровями гримаса недовольства и злости. Отходит от машины, осматривает подтеки кофе и оглядывается: — Обалдела, дура? А я теряю дар речи, потому что... Потому что это он. Я не сразу его узнала, потому что он был моей личной войной, из которой я вышла покалеченная и вырвала из памяти его облик, но это точно он. Адам. Высокий, широкоплечий и надменный.