— Ему не нравится у нас? — Возможно, — сглатываю кислую слюну и поджимаю пальцы на ногах. — Па! — кричит Ваня, разворачивается и шлепает к двери. — Па! — Что? Меня накрывает странное чувство изумления. До этого момента в нашей квартире не было слышно громкого мужского баритона. — А как же садик? — Мы решим этот вопрос, — голос Адама спокойный и невозмутимый. — Я не хочу другой садик, — Ваня выходит из комнат, озадаченно почесывая затылок. — А футбол? — И с футболом разберемся, — отвечает Адам. — Маму разбудил? Или мне идти ее будить? Глава 18. Злая мартышка — ОЙ, хочу спать, — падаю на кровать и накрываюсь одеялом. Ваня заглядывает в комнату, хмурится и жует губы, а затем орет: — Папа! Иди будить маму! Меня она не слушается! Уходит, недовольно и громко шлепая босыми ногами, и бурчит: — Не слушается. — Сейчас разберемся. Адам заплывает в комнату, и я сажусь, злобной змеей прошипев: — Дверь закрой. — Даже так? — вскидывает бровь, ухмыляется и закрывает дверь с тихим щелчком делает шаг. — Только нам нельзя шуметь. От него веет сладкой ванилью. — Ты какого черта тут устроил? — встаю я, игнорируя его улыбку. — Завтрак, — щурится. — Сытный сладкий завтрак. — Переезд? — сжимаю кулаки. — Все-то ты в одно рыло тут решил... — Район так себе, квартира маленькая... — Хороший район, — цежу сквозь зубы я. — И квартиры нам этой за глаза хватало, пока ты тут не прилетел... — А я вот прилетел, Мила. И это логичное развитие событий, что мой сын будет жить в моем доме, и его мать тоже, потому что он любит тебя и папа без мамы уже не так весело. — Весело? — вскидываю бровь. — Так для тебя сын — это что-то из разряда веселья? — Согласись, ты тут даже поскандалить и покричать не можешь, пренебрежительно смеется. — Стены тонкие и все слышно. — Прекрати паясничать, — глухо рычу я. — Какой к черту переезд?! И дело не в квартире, Адам! А в том, что у него тут садик, кружки... — Был я в вашем садике, — усмехается. — И на футболе. Мне не понравилось. — Тебе не понравилось?! — охаю я. — Тебе?! — Да, — пожимает плечами. Огреть бы его чем-нибудь тяжелым по его тупой голове, чтобы мозги встали на место, но вряд ли это поможет. — А сыну твоему нравится! Ване нравится! У него там друзья, Адам! Его друзья, его воспитатели, его тренер по футболу, — топаю ногой. — Не твои! Это не ты в садики на футбол ходишь! Твое не нравится можешь засунуть себе в задницу, поглубже и провернуть несколько раз! Не успеваю сообразить, как Адам хватает меня за запястье, притягивает к себе и выдыхает в губы. — Какие у тебя фантазии, Мила. Я недоуменно моргаю три раза, а затем до меня доходит намек Адама, глаза которого темнеют. Хочу ударить его лбом и расквасить ему нос, но он, как в ловком танце уходит в сторону, рывком разворачивает меня спиной и притягивает к себе. — Ты всегда с утра злая? — шепчет на ухо, и я чувствую попой его возбуждение, что меня ввергает в оцепенение на несколько секунд. — Я уже забыл, какая ты милая, когда растрепанная и сонная. Особенно милая... И в памяти всплывает, как Адам после сна не давал мне выползти из-под одеяла и как моя шутливая борьба с его поцелуями, объятиями заканчивалась сладкой и томительной близостью. — Сопротивление бесполезно, — горячим шепотом припоминает те слова, которые плавили мое сознание и тело. — Не убежишь... — делает паузу, и его губы обжигает изгиб уха. — Хочу тебя... По телу прокатывается волна слабости, жара и уходит в ноги. Хочу насладиться кратким мгновением теплого желания к сильному мужику в его медвежьих объятиях, но я вырываюсь, когда слышу топот ног. — Разбудил? — в комнату заглядывает недовольный Ваня и облизывает с пальцев варенье. — Да, разбудил, — вскидываю подбородок, приглаживаю волосы дрожащей рукой и выхожу из комнаты. — Мама сейчас зубки почистит... — выдыхаю, — умоется... причешется... Так, — оглядываюсь, — а где бабуля? Ваня пожимает плечами: — Ушла. — Куда? — Сказала, что к соседке за геранью, — мимо невозмутимо шагает Адам. — Какой геранью? — недоуменно спрашиваю я. — Она не любит цветы. У нее даже с кактусами дружбы нет.