мама тайно отправляла ему. Он сдался, раз не нашел к дочери подход и отошел в сторону. — Нет, ничего не произошло, — мама зевает и прикрывает рот ладонью, — ага, спокойной ночи. А я все плачу, но уже почти беззвучно. Утираю слезы, которые катятся и катятся по щекам. — Про Адама сама ему скажешь, если захочешь, — мама откладывает телефон. — Ты же потом все расскажешь... Я же знаю тебя... — С большим опозданием. — Что у вас за отношения? — Отношения, в которых ничего не осталось, — поднимается на ноги, касается моего лица и улыбается, — кроме чувства вины, сожаления и последствия от множества ошибок, которые решали, как умели. Много суетились, Мила, а пострадала наша дочь. И, увы мне, я тоже виновата. Молчит несколько секунд и отрешенно говорит: — Он хотел вернуться, а я его не приняла, Мила. Прости меня. Глава 17. Мам, просыпайся Поджидаю Адама на кухне, когда он выйдет из комнаты Вани, но он, похоже, заснул, а врываться с новыми претензиями, которые по большей части не к нему относятся, бессмысленно. Поэтому я иду спать, и сейчас я очень недовольна тем, что у нас маленькая квартирка и что мы делим одну комнату с мамой на двоих. Я бы сейчас предпочла сидеть сердитой белкой в своем дупле. Одна. Отец хотел вернуться. Как женщина, я не могу винить маму в ее нежелании принимать его, но как ребенок, который верил, что родители могут помириться, если захотят, я злюсь. И учитывая тот факт, что моя мама так и не нашла других серьезных отношений, то она любила. — Ты счастлива? — Я сплю, Мила, — недовольно ворчит мама. — Не спишь. — Счастлива. — Нет. — Мила, мое счастье не было сосредоточено только на твоем отце. — Почему ты тогда одна? — То, что я не выскочила замуж, не значит, что у меня не было мужчин. — Что?! — я аж подскакиваю с кровати. — Поэтому я об этом не распространяюсь, — мама вздыхает и переворачивается к стене лицом. — И кто?! — Какая разница? — Мама! — зло шепчу я. — Боже, у меня дочь — монашка. — Мама! — Мне не понравилось замужем, — мама елозит головой по подушке. — Вот честно. Из всех плюсов замужества — только дикая дочь. — И сейчас есть кто-то? — Я сплю. Упрямо замолкает и не реагирует на мои расспросы. У меня нарастает желание кинуться к Адаму и поделиться тем, что моя мама... совсем не монашка, которая все эти годы страдает по неверному мужу. Я все понимаю. Я современная женщина, но, кажется, я хотела бы, чтобы мама гордо любила отца. В одиночестве. — Какая я дура, — шепчу я и прячусь под одеяло. — Нет, — сонно отвечает мама. — Ты хорошая... любимая... Ворочаюсь в тишине. За стеной спит Адам и Ваня, и я не знаю, что нас всех ждет и как я со всем справлюсь, если совершенно не знаю жизни в ее сложностях, к которым я не готова. И снится мне всякая тревожная ерунда. От меня убегает Ваня к Адаму, который подхватывает его на руки и уходит к размытой женщине. Я кричу, вязну ногами в черной луже по колено, и меня никто не слышит, а затем я в Адаме вижу отца, а в Ване — маленькую себя. Размытая женщина становится мамой, которая берет и исчезает. — Мам, — маленькие теплые ладошки обхватывают мое лицо, — мааааам...Мама... Мам... С судорожным вздохом открываю глаза, и Ваня награждает меня чмоком в нос: — Мамуля, — а затем валится на меня всем телом, и я крякаю от неожиданности. — Папа завтрак приготовил... В нашей жизни появился папа с завтраком. Я бы умилилась, но я Адаму не верю. Сейчас очарует всех, приручит, а затем сделает больно. Так больно, что потом Ване будут сниться кошмары. — Просыпайся, — сползает с кровати и стягивает с меня одеяло. — Мам. — Встаю, сына, — сажусь и тру опухшие веки. — Встаю. — А еще мы переезжаем, — Ваня смотрит на меня круглыми глазами. — Что? — Так папа сказал, — пожимает плечами. — Почему он не хочет жить тут? — Я не знаю... Медленно и недоуменно моргаю. Мозг отказывается воспринимать очешуительные новости о внезапном переезде. Я даже не могу возмутиться, потому что кошмар не отпускает из липких лап.