продолжает он и вглядывается в глаза. — Ты ведь так обижена на нехорошего Адама, и он обязан тут на коленях ползать, пока ты, такая вся королева, будешь размышлять, а достоин ли он быть отцом. Так вот, Мила, однажды я дал тебе решать, как взрослой девочке, уйти или остаться, но я ошибся. И сейчас ты все еще маленькая капризная девочка, которая хочет топать ножками. — Да, — взгляда не отвожу. — Маленькая девочка, которую никто не слушает. — Я и так знаю, чего ты хочешь. Быть матерью-одиночкой и гордо от этого страдать. И чувствовать себя особенной, ведь какая ты молодец, что тянешь сына одна, — ухмыляется. — Я знаю таких женщин, как ты, Мила. Упертые в своем материнском эгоизме. Сыночек должен быть только твоим, да? — Да! — выпаливаю я, не обдумав свой ответ. Да! Только моим, потому что я так решила! Да, я эгоистичная дрянь, которая и не подумала ставить в известность мужика, что он станет папой, как и он меня, что у него была жена. И да, я не чувствую вины. Вот такая я. — А вот этого не будет, — шипит в мое лицо. — И в твоих интересах со мной дружить. — А еще в моих интересах спать с тобой в одной кровати, да? — едко спрашиваю я. — В свое время ты с радостью прыгнула ко мне в постель, — глухо рычит в ответ. — А сейчас играешь недотрогу? Как мило... Замахиваюсь, чтобы залепить самодовольному мерзавцу пощечину, но он перехватывает мое запястье и сжимает его. Жду, что он рывком притянет меня к себе и в порыве агрессии поцелует, а я укушу его в ответ до крови, но этого не происходит. — Ты очень агрессивная, Мила, — он холодно улыбается. — Ты меня оскорбляешь... — Как и ты меня, — он и не думает отпускать мою руку. — Мне в ответ тоже тебе дарить пощечины? Справедливо. От его оплеухи я, пожалуй, полечу в угол комнаты. Да и сама я всегда была против физической агрессии, но с Адамом я становлюсь невменяемой истеричкой. — Ты провоцируешь меня, — его зрачки расширяются, — и я не думал, что единороги могут быть такими соблазнительными крошками. Оторопев, я открываю рот, подбирая сильные, но приличные слова, чтобы донести Адаму, какой он урод. — Ну что ты делаешь со мной, мой милый единорожек, а... Я будто со стороны наблюдаю, как он сгребает меня в охапку, с шумным выдохом на грани целует. Я чувствую пряный древесный парфюм с нотками черного перца, теряюсь под удушающими объятиями и лишь через несколько секунд возмущенно всхрапываю, как молодая удивленная кобыла, отталкиваю Адама и рявкаю: — Отвали от меня! — А ты очень приятная на ощупь, — Адам смеется и приглаживает волосы, окидывая меня темным и возбужденным взглядом. — Как большая мягкая игрушка. Так. Мне надо выдохнуть, прийти в себя и только потом вести с ним диалог. И что-то Ваня затих с сюрпризами Адама. Пойду его проведаю и напрошусь посидеть в его замечательном шатре. Торопливо выхожу из спальни Адама, шагаю к детской и слышу знакомый женский голос. Такой мягко-стервозный, тягучий и капризный: — Адам! Кто-то быстро поднимается по лестнице, а затем стук каблуков, который обрывается тишиной. Я оглядываюсь и вижу Диану, бывшую жену Адама, которая в изумлении приподнимает бровь и медленно моргает. — Мам, — из детской выныривает Ваня в ковбойской шляпе, оседлав палку с лошадиной головой. — Мам, смотри! Глава 25. Выгодные отношения — Ты... — шепчет Диана, и ее лицо искажает гримаса ненависти и удивления. Ваня с громким “и-го-го” проносится мимо меня, обегает с поднятой рукой по кругу Диану, которая в диком ужасе смотрит на него, и летит дальше по коридору со смехом. Я — в пижаме. Диана — на красных шпильках и в стильном белом платье в облипочку с воротничком-стоечкой. У меня на капюшоне — рог, а у нее на шее —жемчужное колье. Я будто сбежала с детской пижамного утренника, а она сошла со страниц модного журнала. Провалиться бы мне сейчас прямо в Ад и поплакать перед чертами, которые бы согласились со мной, что эта встреча будет похуже котла с кипящим маслом. — Какого черта? — к Диане выходит размашистым шагом Адам. Бледный, разъяренный и весь напряженный. — Это еще кто? — шепчет Диана, глядя и не моргая на Ваню, который бежит ко мне, дергает за рукав и требует того, чтобы я присоединилась к его скачкам. — Мой сын, — тихо и зло отвечает он. Диана переводит на него удивленный взгляд, глаза округляются, и она бледнеет. Ее, явно, новость обескураживает и шокирует. — Нет... — шепчет она, и Адам щурится. Воздух, кажется, искрит от напряжения и взаимной неприязни, а вот Ваня в своей игре ничего не замечает вокруг. Он бежит к Адаму с восторженным криком: — Папа! Адам переводит на него строгий взгляд и тихо говорит: — Иди к себе.