Честное слово, лучше бы молчал. Пытаюсь представить строгого водителя в пижаме панды и ничего не выходит. Это же получится какая-то тощая и очень печальная панда. — Я же говорил. Собеседник из меня никакой. — Да нет, — прячу руки за спину. — Панды милые. — А я их считаю ошибкой природы. — Почему? — жалобно попискиваю я. — Они же медведи, а едят бамбук. И поэтому они на грани вымирания, — поправляет галстук. — Несуразные создания. Но милые. — Ладно, — сглатываю я и пячусь. — Я пойду. Выскакиваю из гаража, выдыхаю и торопливо семеню прочь. Надо запомнить: не стоит вести разговоры с водителем, потому что он их не любит и сам очень странный. — Мама! — из-за угла выбегает Ваня и кидается ко мне. — Я тебя нашел! За ним следует Адам, который мрачно спрашивает: — Где была? — В гараже, — подхватываю Ваню на руки и вглядываюсь в глаза Адам, что вспыхивают угольками гнева. — И, кажется, тебе потребуется дорогой ремонт. Глава 29. Может, сжечь? Алексей молчит, и я молчу. И вместе смотрим на отбитое зеркало от Мазерати. Я не знаю, как реагировать на эту выходку Милы. Мои две новенькие ласточки... Делаю глубокий вдох. Это всего лишь машины, и если проблему можно решить деньгами, то это и не проблема вовсе. — Сердце кровью обливается, — мрачно отзывается Алексей. — Одним ударом снесла зеркало. — Женщины могут удивлять, — прячу руки в карманы и перекатываюсь с пяток на носки. — Маленькие такие, а как разозлятся, то разносят все вокруг. — Вы очень терпеливы к бывшей жене. — Что? — 000, — тянет Алексей, — вы на единорога подумали? — Так это Диана сделала? — Да, — Алексей кивает. А вот тут меня накрывает праведным гневом. Вот дрянь. Это, мать ее, тачки из лимитированных коллекций. Да я их обкатать еще не успел! — У единорога пока один грешок, — спокойно продолжает Алексей, —любопытство. Кивает на байк, что спрятан под брезентовым полотном, и смотрит на меня: — И была невероятно удивлена. Поскрипываю зубами. Серьезно подумываю над тем, чтобы единорога посадить на цепь и запереть в подвале, чтобы не шастал, где не надо. — Чемодан искала. — Какой? — недоуменно спрашиваю я. — Красный. Вновь смотрю на отбитое зеркало. Стоило байк перевезти в другое место, но я о нем забыл. Сколько он тут? Пять лет? — Адам. — Да? — Я могу попросить об увольнении? — С чего вдруг? — Я так понимаю, что я теперь буду возить туда-сюда одного маленького мальчика, — медленно моргает. — А я не умею общаться с детьми. — Придется учиться. — Не хочу. — У тебя выбора нет, — пожимаю плечами. — Они обычно очень разговорчивые. — Да. — А еще они плачут. — Да. — И кричат. — Да. — И пинают сидения. — Придется тебе проявить авторитет, если такое случится, — расплываюсь в улыбке, — но я не думаю, что Ваня сильно избалован. Он смышленый парень. — И как оно быть отцом? — Я еще не понял. — И не поймете, — Алексей вздыхает. — Моей уже двадцать, а я до сих пор ничего не понимаю. Когда менял подгузники и вытирал сопли, то думал, что все пойму, когда она подрастет. Подросла и опять ни черта непонятно, — смотрит на лобовое стекло в трещинах. — Отцовство оно такое. Непонятное. Озадаченно потираю бровь. Алексей в своем репертуаре. Он сам очень непонятный и странный, но в чем-то он прав. Наверное, это удивление, что я папа останется со мной навсегда. — Но я представлял причину всего этого иначе, — говорит Алексей. — Никак не в пижаме единорога.