– Значит, ничего там не найдем. Зряшное дело. Если там побывали наши туристы – пиши пропало. И камешки по России-матушке растащили. Дух Вонюх весело захихикал, шейх с бабушкой Сирануш принялись живо дискутировать, причем каждый на своем языке, мамуля с раздражением размахивала руками на второго, а Миша что-то рассказывал йогам про туристические обычаи разных стран. Я же внимательно наблюдала за папой № 3: хоть вещал он довольно меланхолически, но глаза его сверкали нездоровым блеском. Четки ходили ходуном, а это верный признак: у папы припасена сенсационная новость. Я мысленно досчитала до трех, и тут папа поднял вверх указательный палец: – Но! У меня есть для вас потрясающая новость. Развалины «сокровищницы Миния» в Беотии упоминаются также в трудах Александра Лопатина-Соркина, и вот у него я нашел интересную легенду. Ее передавали друг другу из поколения в поколение местные жители. Теперь она существует, скорее, в качестве песни… – Не томи, Ницше мне на всю голову! – взмолился папа № 2. – До Ницше тебе еще далеко… – опять с капелькой снобизма заметил третий отец. Но второму сходство с великим было до звезды. – Все, что не делает меня Ницше, делает меня лучше! Третий покачал головой с укоризной: – Словом, если совсем кратко: есть версия, что самое ценное сокровище Миния было спрятано в отдельном месте. Это была небольшая усыпальница любимого пса жены Миния. Мамуля застонала и потребовала валерьянки. Бабушка Сирануш полезла в карман жилетки и наскребла ей целую пригоршню таблеточек. – Там алмазы, как пить дать! – проглотив их одним махом, выдала родная кровь. – Как найти эту усыпальницу? – В песне, что переделана на современный манер, поется буквально следующее: сокровищница верного пса «отмечена печатью рода», – почти что пропел папа. Вышло очень фальшиво, но с душой. – Не доставайся ж ты уроду! – допел Славик с широким диапазоном контральто, а мамуля, озверев от валерьянки, дала ему подзатыльник. Второй отец задумался: – Короче, философ, ты там у своего Сашки Соркина поспрашивай, мы бы экспедицию снарядили. Раз пошла такая пьянка… – Ух, начинается! Обожаю нашу компашку! Сообща с Санчо Соркиным мы эту монашку уделаем! – Славик зачем-то перековеркал цитату из прекрасного фильма «Белые росы» и потер руки. Мамуля тут же с подозрением уставилась на Славика, заподозрив, что уделать хотят ее. А папа № 3 развел руками: – Многое не выспросишь, человек он был маленький, да и умер уже. – А спиритизм твой на что? – не выдержал папа № 2. – Не все тебе Пушкина тревожить, дай ты уже великому отдохнуть спокойно. Вот с Соркиным своим покалякай. – Сокровищницы пса мне только не хватало, – выдохнула я и тоже изо всех сил захотела валерьянки. Бабушка Сирануш, почувствовав мою печаль, всыпала мне в руку еще одну горстку. У Славика на руках завозился Ну и Ну. А бабушка, показав ему дулю, презрительно скривилась, обращаясь к третьему отцу: – Куда вы ее несете? – Кого? – не понял папа № 3. – Ахинею! Это же бред сивой кобылы! – Но вдруг Соркин-Лопатин подтвердит, – заныл Славик. – Этот прощелыга явно что-то знал… – Никаких бесед с Соркиным, – рявкнула бабушка. – И тем более – с Лопатиным. Сначала – мой старый козел. В смысле – любимый покойный супруг. Все захихикали, в том числе жены шейха. И это немного снизило градус безумия. А еще Миша припечатал, что спиритизм – это атавизм прошлого. Сегодня нужно доверять не духам, а научным исследованиям. Итак, чай мы допили, лекцию дослушали, общественность разделилась на кучки. Я уже нацелилась тихо-мирно пойти спать, когда меня подхватил под локоть Миша и предложил прогуляться вокруг отеля. Конечно, мы за эти весенние дни карантина очень сблизились, но вы не подумайте ничего такого. Только как с другом, которого мне сам Бог послал в темные времена. Миша был в нашем городе проездом. Хотел посетить с рабочим визитом наш музей-заповедник, после чего планировал выехать в Москву, чтобы лететь по делам в Афины. Но пандемия внесла свои коррективы в его планы. Мы побрели в сторону леса, вдыхая чудесный хвойный воздух. – Ты же из Петрозаводска? Я у мамули в книге регистраций посмотрела. – Ага. Кстати, ты знала, что кижские жители, что местные, что музейные, не говорят Петрозаводск. – А как? – Только Город. И Кижи для них не музей, не дом, не место работы. Это Остров. – Что ты собирался делать в Греции, островитянин? Отдыхать? – Работать. Хотя такая работа для меня – лучший отдых. В Афинах в прошлом году была выставка музея-заповедника «Кижи» из Карелии. Не слышала? Я виновато покачала головой. – Кижи стали символом дней русской культуры в Греции. – Ничего себе! – устыдилась я своего невежества. – Ага. Мы представляли там культурное наследие, наш уникальный проект реставрации церкви Преображения Господня Кижского погоста. Вот, смотри фото. Мы склонились над его мобильником, я листала, а Миша рассказывал: – А здесь макеты памятников деревянного зодчества. Мы посетили афинский культурный центр. Там работают такие увлеченные историей люди, со многими я сдружился и до сих пор в контакте. – Кижи, наверное, прекрасны. Давно мечтаю побывать в этих местах. – Обязательно приезжай! Я бы прокатил тебя на лодке-кижанке. – Смешное название. – На этих лодках передвигались заонежане. Их применяли для рыболовства, поездок в церковь, перевозили скотину и грузы. А еще есть лодки долбленки. Их использовали еще в эпоху неолита. Для ее строительства брали ствол осины и… – Выдалбливали изнутри? – Да, на таких лодках можно было плавать на далекие расстояния. Есть очень красивая легенда про то, как один заонежанин хотел встретиться со своей возлюбленной и для этого поплыл… Миша что-то рассказывал, а я уже унеслась на мысленной лодке-долбленке в прошлое. Как любая нормальная девушка, я сразу же вспомнила о своих любовных историях. В том числе и той, которую и любовной-то назвать можно с большой натяжкой. Думаю, вы помните моего знакомого Дубровского, я уже упоминала о его похождениях. Будучи дамой «с понятиями», я знала: связаться с таким типом – нажить себе врагов и заработать геморрой на всю жизнь. А то, что для общения со мной Дубровский каждый раз придумывал всякие фокусы, подтверждало мою и папину теорию: он постоянно в бегах и не в ладах с законом. А недругов имеет больше, чем волос на голове. Хотя волосы у него, надо признать, были красивые. Даже мне на зависть. Словом, лучше и не вспоминать. Даже не знаю, как так вышло, что у нас с ним после летней истории в Сочи завязалась переписка. А потом он появился в нашем городе, рискуя собой. Каждый раз он вроде бы помогал мне, но делал это так противозаконно, что я и мечтать не могла познакомить его со своей семьей. Расстались мы не то чтобы очень хорошо, но я, как и любая влюбленная дура, надеялась: он изменится и приедет за мной. Ха-ха два раза. Думаю, вы понимаете, что в таком состоянии все остальные молодые люди вокруг – только друзья. И как бы я ни пыталась убедить себя в том, что Дубровский – мелкий жулик, ничего не выходило. Я попыталась воссоздать его образ, хотя получалось плохо. Темные глаза, слегка вьющиеся волосы, подбородок грубоват. А губы пухлые, красивые, если бы не шрам, что перерезал верхнюю… Словом, довольно привлекательный парень, но даже не внешние данные делали его притягательным. Было в нем что-то такое… Дух авантюризма, вот! Ну не вписывался он в нашу серую, обыденную жизнь. Я словно попала в очарованный круг. Ведь прекрасно осознавала, что Дубровский – преступник. Я должна испытывать к нему только злость, презрение и порицать его поступки. Но я влюбилась. И, кажется, Дубровский тоже что-то такое ко мне испытывал, потому что, меняя обличья и имена, периодически возвращался в мою жизнь. Он никогда не звал с собой, не рассказывал мне о своих планах, не хвастался преступлениями. И не боялся, что я выдам его, что свяжусь с полицией, расскажу все папе подполковнику. Он знал, что я не смогу причинить ему зло, но также знал, что я никогда не смогу поступиться своими принципами. Может, поэтому никогда всерьез не предлагал уехать с ним куда глаза глядят? Я бы никогда не смогла представить его на работе в офисе, или таскающим продукты из супермаркета, или выгуливающим собаку по утрам. Неуловимый, недоступный, далекий. А нашу сестру хлебом не корми – дай пострадать по всякому недалекому гаду. Глядя на укутанный вечерней дымкой лес, я пыталась разобраться, что же творится в моей душе. И не могла признаться даже самой себе, что иногда принципы – это только мишура. То, что лишает нас возможности прожить свою жизнь по-настоящему, со всеми ее ошибками и разочарованиями. Но и со всеми ее радостями тоже. Зато принципы надежно защищают нас от горечи поражений, словно соломка, которую тебе подстелили те, кто эти принципы придумал. Но в тот вечер, прогуливаясь с Мишей, я твердо сказала себе: все, хватит наматывать сопли на кулак. Начинаем новую жизнь. Глава 7. В логове похитителей… Вымывшись и завернувшись в халаты, мы спустились вниз, в столовую. Славик немного прихрамывал для полноты образа. Я внушила ему, что хромать – его святая обязанность. Пусть думают, что хромоножка далеко не убежит. Это притупит их бдительность. За столом прислуживала колоритная местная дама. Полноватая, если не сказать толстая, пятидесятилетняя фемина поглядывала на нас с интересом. Но все делала молча. Я же сразу смекнула, что эту цветущую пышной красотой гречанку не мешало бы использовать нам во благо. Такие габариты как раз были по части Славика. И он уже не раз показывал себя профи в деле охмурения пышных дам. Но пока мое дело было присматриваться, оттого я неторопливо поедала поданный омлет, заедала греческим салатом и поглядывала в окно. Розочке тоже положили в миску мелко нарезанное отварное мясо и налили водички. Славик сидел со своим обычным видом, но при этом выглядел дурак дураком: он намотал на голову халу из полотенца и теперь она постоянно падала ему в тарелку. Когда Славик в третий раз уронил полотенце в салат, Шрек, не выдержав, выкинул его в раковину. Не Славика, полотенце. Первым нарушил молчание мелкий, отставив в сторону опустевшую чашку из-под кофе.