– Я так и знал! – драматично воскликнул Ронн, застывая в дверях с патетично воздетыми руками. Мне пришлось аккуратно его обогнуть, вернее даже, просочиться мимо, чтобы снова попасть из коридора на кухню. – Никому до меня нет дела! На кухне Брэд деловито сновал от стола к мойке, убирая грязную посуду. Я почувствовала, как предательская слеза умиления увлажнила мои глаза. Точнее, глаз. Левый. Я поудобнее уселась на стул, чтобы и дальше любоваться этой трогательной картиной: мужчина возится с тарелками, – но тут у меня за спиной зафыркал Ронн, продолжая что-то ворчать о неблагодарности и черствости некоторых особ. Я понимаю, конечно, что кое-кто из людей и в самом деле бывает жестковат, но при чем тут мои уши, вынужденные выслушивать эти тирады? Я попыталась отвлечься, возвращая хорошее настроение через медитативное созерцание Брэда, который как раз приступил к мытью сковороды. Делал он это тщательно и вдумчиво, любо-дорого посмотреть, но качок за моим плечом не замолкал ни на секунду, да еще и голос повысил (нарочно, что ли?), и я наконец не выдержала. – Да перестань ты зудеть! – возмутилась, переводя взгляд на него. – И вообще, ты почему голяком? В смысле где футболка? Брэд вон без накрахмаленной салфетки за стол не садится, а ты в таком виде лезешь… Не комильфо совсем! – Опа-на! – Ронн выпучил глаза и упер руки в бедра, отчего вся его мускулатура стала еще рельефнее. – Ты же посмотреть хотела! – Так это… – пробормотала я, отводя глаза. – Насмотрелась уже, вот и прошу прикрыться… Приелось как-то. – На рану посмотреть! – обиженно воскликнул Ронн. – Ты что, забыла? – Ах, вот ты о чем! – Я смущенно хихикнула. – И правда… Сядь, пожалуйста. Футболист с готовностью поменялся со мной местами: в смысле он сел, а я встала и, чуть наклонившись, с болезненным любопытством уставилась на его грудь. В смысле на ранку на груди, конечно. Натурально, с болезненным, потому как видом огнестрельных ранений я избалована не была, тем более таких, которые ликвидировали столь нетривиальными способами, как магнетическое извлечение пули ладонью и усиленная энергетическая регенерация. Выглядело прикольно: красноватая, какая-то стянутая на вид кожа окружала небольшую дырку, затянутую тонкой полупрозрачной пленкой. Тут же с неожиданно проснувшимся легким садизмом, завуалированным под исследовательский интерес, захотелось потыкать в ранку пальцем или, по крайней мере, понажимать вокруг, заботливо задавая для проформы традиционные дурацкие вопросы: «Тут больно? А тут?» Я торопливо сцепила за спиной зачесавшиеся ручки и с глубокомысленным видом произнесла: – Профессионально сработано. – Ты что, обалдела?! – потрясенно взревел Ронн. – Меня чуть не прикончили, а она убийцу хвалит! – Вообще-то я работу Сташека имела в виду, – хмыкнула я, выпрямляясь. – Да и его благодарить нечего… – недовольно пробурчал Ронн. – Не особо расстарался! – Ага, – согласно кивнула я. – И в самом деле, чего это я? Только в больнице ты бы в лучшем случае сейчас едва-едва от наркоза отошел, валялся бы, стеная, на жесткой кроватке, потягивая растрескавшимися губами водичку через трубочку… Я остановилась, потрясенная яркостью и силой нарисованного мной образа. Интересно, почему это растрескавшимися губами? Для большей драматичности, должно быть. – Хорошая мысль, – задумчиво сказал Ронн, и это прозвучало слегка неожиданно. – Что? – спросила я, так ничего и не придумав. – Поваляться, – ответил футболист. – В конце концов, мне нужно восстановить силы… Он перемахнул через диван, опершись одной рукой о его спинку. И хотя нагрузка пришлась на здоровую руку, само движение вышло слишком динамичным и ловким для жалующегося на плохое самочувствие человека. Я нахмурилась. Ронн удобно разлегся на диване, обложившись подушками, и защелкал пультом. Вообще-то у меня на телике был еще и голосовой режим, но, видно, Первородные этот факт еще не установили, а сама я им его сообщать поостереглась, опасаясь, что в этом случае ежевечерняя борьба за пульт может перейти в соревнование «кто кого переорет». Брэд продолжал возиться на кухне. Дилан подошел к нему, о чем-то негромко договариваясь. Я присела на пять минут в кресло перед телевизором, на экране которого мелькали картинки со всех доступных Ронну каналов. «– Душа моя, твои острые зубки оставили неизгладимый след…» А-а, это мой любимый сериал об оборотнях-грызунах и их трепетных отношениях! Отношения были настолько непростые, что продолжались уже четвертый сезон. На чем оставили след зубки душевной грызуньи, мне узнать не довелось, так как Ронн продолжил листать каналы. «В последнее время многие озабочены тем, что…» «Древнейшее поселение, источник цивилизации…» «Спешите! Только до конца месяца акция…» – Ронн, – не выдержала я, – задержись уже где-нибудь! – Да ерунда везде какая-то, – откликнулся печально качок. – А до трансляции матча еще целый час! Я раздраженно поднялась. Отдохнуть перед теликом, скорее всего, не удастся. Пойду-ка к себе. «Сегодня вся общественность города…» – на экране возникло напряженное лицо молодой женщины с радостно и одновременно воинственно горящими глазами. – Стоп! – резко приказал Дилан. – Останови здесь! – Да что там… – заканючил было Ронн, неохотно возвращая корреспондентку на экран. – Помолчи. – Дарт-младший подошел к дивану. Я, заинтригованная поведением Дилана, вернулась в кресло и уставилась в телик. «…истинного вампира в Фениксе не оставило равнодушным ни одного гражданина, ни одного человека! – захлебываясь, вещала корреспондентка, за спиной которой маячило несколько фигур с самодельными плакатами. – Я обращаюсь к председателю регионального отделения движения «Люди за права людей», господину Дворжичку». Камера переехала влево, наводясь на помятое лицо высокого мужчины, одетого, несмотря на жару, в деловой костюм-тройку. «– Здравствуйте! – Здравствуйте! – Господин Дворжичек, какова была ваша первая реакция на сообщение о прибытии в наш город истинного вампира? – Первой реакцией, разумеется, было недоверие. Согласно архивам нашего движения, последний Истинный появлялся на территории страны сто шестьдесят восемь лет назад. С тех пор мы не встречали ни одного – подчеркиваю, ни одного – зарегистрированного случая, упоминания или туманного намека на то, что данный вид вообще продолжает существовать! Но полученные нами неопровержимые доказательства… – О каких доказательствах идет речь? – быстро спросила корреспондентка и заботливо подсунула микрофон под самый нос (весьма длинный, надо сказать, и тоже какой-то помятый) господину Дворжичку. – Мы обратились в городскую администрацию и миграционную службу с запросом. И что они нам ответили? – Господин Дворжичек выдержал интригующую паузу, молодая женщина всем телом подалась к нему, едва не сминая пышным бюстом костюм-тройку. – Они ответили «Без комментариев!». Без комментариев! – торжествующе повторил лидер движения и потряс руками прямо в камеру. – Это и есть самое лучшее доказательство: молчание наших властей! И подобное вопиющее безответственное поведение мы видим в городе, где обосновалась третья по численности вампирская община! Где человеческое население днем и ночью находится под гнетом страха и неопределенности! Мы, люди, живые и настоящие, проявляли чудеса терпимости и милосердия, мирясь с присутствием этих мерзких тварей, и вот теперь они вызвали на подмогу своего короля, чтобы лишить нас последних остатков мира и покоя! И, заметьте, это происходит в то время, как Сенат рассматривает нашумевший законопроект! Так зачем здесь истинный вампир? Какие цели привели его в наш город, в наш департамент? Это же… – Это заговор!!! – В эфир стремительно вклинилась седая кудлатая бабулька, подозрительно похожая на мою соседку Морган, я даже глаза протерла недоверчиво. Старушка задиристо подпрыгивала, тряся буклями, и пыталась перехватить микрофон. – Я знаю, это заговор! Мы были слишком снисходительны и беспечны, за это и поплатимся, помяните мое слово! Грядет апокалипсис!!! Приезд Истинного – это только начало…» Пожилую активистку движения ненавязчиво оттеснили в сторону, и инициатива вновь перешла к помятому мужчине: «– Граждане Феникса, все, кому небезразлично будущее человечества, наше с вами будущее, призываю вас, приходите сегодня в восемь вечера к памятнику нашему герою сенатору Спаку – на митинг протеста против вампирского беспредела и бездействия наших властей! Митинг организован общественным движением «Люди за права людей» совместно с партией «Человечные политики». Господин Дворжичек потряс кулаком перед камерой, то ли созывая под свои знамена соратников, то ли угрожая скорейшей расправой всей нечисти. «– Напомню, что мы вели репортаж с площади перед управлением миграционной службы, где собрались участники местного отделения «Люди за права людей» во главе с Матиасом Дворжичком, возмущенные пребыванием в нашем городе истинного вампира, – весь экран снова был отдан под молоденькую корреспондентку, которая просто задыхалась от переполнявшего ее счастья – еще бы, такая бомба в городской размеренной жизни! – Какова же будет позиция администрации? Что все это значит? Ночь близится, – голос девушки предательски задрожал, и камера показала крупным планом ее в ужасе округлившиеся глаза и исказившееся лицо, – и мы все замираем в ожидании ответа… Смотрите наши вечерние выпуски! С вами была Люси Кэрон, канал Т-Феникс, – неожиданно четко и деловито закончила корреспондентка и отключилась. – Спасибо, Люси…» Действие перешло в студию, где охали и ахали ведущие пятичасовых новостей, и я отвернулась от экрана. – Надеюсь, санкция на митинг у них есть? – сказал Брэд. Увлекшись репортажем, я не заметила, как он подошел. – Разумеется, раз его рекламируют с экрана, к тому же люди собрались в центре города, а не в какой-нибудь подворотне, – пробормотала я и растерянно провела рукой по волосам. – Но как… как они узнали? – Добрых людей везде полно, – презрительно хмыкнул Дилан. – На этом деле гриф «секретно», – покачала я головой. – Все держится в строжайшей тайне, так что я склоняюсь к мысли о «добрых вампирах». Дарт-младший весело взглянул на меня: – Подставить принца? Даже если в вампирской общине и нашелся бы особо изощренный самоубийца, навредить Высшему мы не можем по определению. – Тут Дилан виновато поправился: – Вампиры не могут. – Согласен, – вступил в разговор Брэд. – Утечка информации от людей; ясно, что за деньги возможно все. Ронн с нами не беседовал: он остановился на мультфильмах и под радостное повизгивание персонажей мирно задремал. – А что за законопроект такой? – вспомнила я про фразу из репортажа. – Ты что, за политической жизнью совсем не следишь? – возмутился Брэд, и я поморщилась: – Мне как-то своей хватает… – Левые опять пытаются протащить закон о правах нелюдей, – пояснил Дилан, встав так, чтобы загородить меня от Дарта-старшего, и успокаивающе поглаживая по плечу. – В том числе о браке и праве наследования. Узаконить право нежити на владение имуществом – ты представляешь реакцию? По всей стране страшные дебаты развернулись… – Понятно, – вздохнула я. – А тут как раз и принц пожаловал! Да, повезло нам… Но ведь это все несерьезно? Безумием было бы дать нежити все гражданские права, да и некоторые тоже… Люди на это никогда не пойдут! Дилан присел на диван, потеснив похрапывающего футболиста, и задумчиво произнес: – Сенат отклонил этот проект двенадцать лет назад, потому что состоял исключительно из людей. Но на людей можно влиять, у всех есть семьи, бизнес и так далее. По сравнению с прошлым разом число сторонников закона выросло почти вдвое и составляет около тридцати процентов. Тридцати, ты представляешь?! И это при том, что есть практически стопроцентная гарантия, что все сенаторы – люди. По крайней мере, проводится специальная проверка, которая эту гарантию должна давать. – Должна, – нахмурилась я. – Ее ввели не так давно, эту проверку, как раз после последней попытки узаконить все имущественные притязания нежити. Но насколько она точна? – В том-то и дело! – вмешался Брэд, подходя к нам и вытирая руки полотенцем. – Вампиры все же сильно зависят от солнечного света, он для них вреден, а иногда и смертоносен, так что попасть в сенаторы им трудно, вряд ли кого обманут. Но ведь есть и другие виды нелюдей! – Есть, – уверенно кивнул Дилан. – В том числе те, которые себя не афишируют и о которых практически ничего не известно. – И вот в разгар дебатов появляется истинный вампир, да еще принц, – подхватил Брэд, – который чихает на все установленные человеческие правила: он не нуждается в общине, у него полно средств к существованию, а главное, его никто не смог вычислить, пока он сам не признался. Как и чем его контролировать? Что о нем известно? И самое ужасное – а что, если он не один? Если таких много? Мы печально переглянулись. – Теперь понимаешь, что Элан значит для такой службы, как твоя? – тихо спросил Брэд.