— Да, целых две и боевой коктейль. — Вот же непрошибаемый нытик. — ругнулся Хаги. — Да жив он, просто сознание потерял, еще и обосрался, блин. — ответил судя по всему Гарни. — Точка есть, дотащим его до места, тогда и приведем в чувства. А так, хоть верещать никто не будет и зверье привлекать. — Ага. Все, не тратим время, погнали. Меня снова подхватили и потащили. Целых три минуты, тишину нарушали лишь тихие шаги да сопение. Еще несколько раз раздавались чьи-то завывания. — А-ах, — это снова застонал Лензи. — почему я еще не умер, как же больно… — Твою мать! — ругнулся в пол голоса кто-то, кажется Хаги. — Может его вырубалкой садануть. — А-а-а! Вашу мать! — Лензи, да заткнись ты уже! — Это она! Она нахрен! — Да кто она? — спросил Хаги. — судя по звуку голоса, я предположил, что он обернулся. — А-а-а! Твою мать! Это шибанутая ведьма! — Черт! И Лензи не бросишь. — давай живее. — Она целится в нас! Целится! Услужливо сработавшее восприятие показало, как в пяти метрах в стороне от меня и тянувших меня бойцах вспух огненный цветок. Землю сотрясло под ногами, а в ушах зазвенело. И это еще мешок не позволяет оглохнуть. На меня посыпались комья земли и еще какого-то мусора. — Ну, осталось ведь двести метров. — в тихом рычании Гарни отчетливо слышалось отчаяние. Второй огненный цветок. На этот раз с другой стороны. Сквозь мешок повеяло запахом гари. На меня, громко ругаясь, свалился кто-то, засадив коленом в пах. Еще был удар локтем в живот, но его я почти не почувствовал. Я закашлялся и закусил губу от боли. — Лензи, держи свои кишки и давай своим ходом! — голос был настолько хриплым, что я не смог разобрать, кто именно это был. Повышенным восприятием я уловил два движения. Похоже кто-то использовал боевые коктейли. Меня снова потащили, на этот раз двое. — Она, походу, пристреливается. — прорычал Хаги. — Давай! Последний рывок. Лензи, уродец! Стисни зубы, намотай кишки на яйца и беги запускать портал. — Но я же… — Мне плевать. Я в тебя всадил две аптечки и два боевых коктейля. — хрипел Гарни. — Прекратил ныть, и вперед. Иначе я тебе в зад гранату вставлю. Поверь, если мы не выполним задачу, ты увидишь мою фантазию во всей красе. — это было сказано в спину опередившему нас Лензи. Похоже, угрозы подействовали на парня, чудодейственным образом исцелив от немощи. — Стоит, стерва, и целится. — прорычал Хагги. — Нормально, главное время выиграть, осталось чуть-чуть совсем. Новый взрыв сотряс землю позади нас. Что-то не похоже на Хельгу. Мне кажется, что она должна была бы с первого раза разнести нас в лохмотья. Не думаю, что она стала бы меня жалеть. Уж не знаю, зачем я понадобился этим уродам, но уверен, что лучше сдохнуть, чем к ним попасть. Но Хельге, похоже, зачем-то нужно, чтобы меня утащили. Я попытался написать ей сообщение, но с удивлением обнаружил, что диалоговое окно недоступно. Похоже, тряпка на голове не только ограничивает зрение. А может, последствия удара током. Новый взрыв, на этот раз чуть дальше. Похоже, мы завернули за один из холмов, и целиться стало сложнее. — Лензи, что встал? Дошли? Так открывай быстрее! — усилие, с которым меня потащили, было чемпионским. Ребята явно шли на рекорд. — Куда рванул, сучонок! — раздался звук одиночного выстрела и всхлип Лензи. — Ты последний идешь! После нас, сыкун ты гребанный. Миг, и пространство вокруг меня изменилось. Шум ветра и звуки природы сменились глухой тишиной, в которой сопенье мужчин звучало оглушающе. Следом тишину разорвал повизгивающий вой Лензи. Я явно был уже не в Туманных холмах и, похоже, не под открытым небом, а в помещении. — Да заткнешься ты уже? — короткая очередь, и Лензи затих. — Ну здравствуй, герой-любовник. — с меня стянули мешок, и передо мной предстал крупный парень. Его красное лицо растянулось в довольной улыбке. Интерлюдия 2. Кусочек сыра и оправданная жестокость — Ах ты, засранец! Не смог от меня по-нормальному избавиться, так решил замочить. И что, все ради квартиры? — Дед, да ты чего?! — всполошился парень. — Эта заморозка в два раза дороже твоей халупы стоит! — Вот и хрен тебе! — Дед сложил из пальцев дулю и стал тыкать во своего внука и менеджера. — Вот же маразматик упертый! — Позвольте мне, — мягко предложил, менеджер «Новой молодости». — Петр Семенович, меня зовут Алексей, и я пришел предложить вам новую молодость. — Ага, а я могу предложить тебе свалить от сюда по-быстрому. И этого сопляка с собой забери. — дед угрожающе выпучил глаза. — А еще могу предложить попробовать на зубы мою палку. Дед трясущимися руками зашарил рядом с креслом, и правда разыскивая свою трость. — Как я вас понимаю, — продолжил Алексей, на его лице не дрогнул ни мускул. — Вы уже давно поняли, что молодость ушла. Впереди вас ждет только разочарование и уныние. Вам кажется, что все только и ждут, как от вас избавится. Но поверьте, — это далеко не так. — Ты это на встречах анонимных алкоголиков рассказывай. Вали нахрен, я сказал! — Ваша жизнь, ваш жизненный опыт, является великой ценностью. — Алексей его будто не слышал, а его выражение лица было неизменным. Все нападки деда отскакивали от него, будто от камня. — У вас уже достаточно опыта, что бы делать по-настоящему достойные дела. Только вот, энергии и сил недостает. Молодость прошла бездарно, забрав с собой все то, чего сейчас так не хватает. — Слышь, бездарный… Марик, уведи этого психопата. Я его на хрен шлю, а он все не затыкается. Он что робот? Как в рекламе показывают? — Вы можете сколько угодно отрицать правду, злиться от своего положения. Можете отравлять жизнь любящим вас близким. Но это не сделает вас моложе и не вернет былые годы. Не вернет то, что было растрачено. А мы можем. — Да что ты знаешь о моей молодости? Я вот что тебе расскажу. Я когда в армии был, мне местный поп посоветовал носить крестик. Только говорит, разверни его надписью «спаси и сохрани», вперед от груди. Что бы значит, Бог от тебя мир огородил. Понял? И с годами ничего не изменилось. Думаешь, если я еле хожу и руки трясутся, то не смогу тебя уделать? Алексей только снисходительно улыбнулся. — Марик, внучок, отдам я тебе эту квартиру, и даже на эвтаназию соглашусь. Только подержи этого, я из него хочу дерьмецо напоследок вытрясти. — Вы сможете снова почувствовать ветер на своей коже, ласковое море, так как это было в двадцать лет. Помните? Как на тех фотографиях. — Алексей указал пальцем на стеллаж. Затем его голос стал тихим и упал почти до шепота. — Петр, вы снова сможете влюбиться. Вы снова будете чувствовать себя живым. Дед все еще ярился, лицо было оскалено и мозг подбирал очередную едкую фразу, а по его щекам текли слезы. * Когда Петр, под кодовым именем S.Li.Z.Nyk. — 34756/32, выбрался из капсулы, он пятнадцать минут смотрел на свои руки. Молодые руки. На ощупывание лица, тела и проверку своих новых возможностей ушел еще целый час. Он смеялся как сумасшедший и пританцовывал на месте, под ритм одному ему слышной музыки. Когда к нему обратился ИИ и назвал его другом, Петр послал его дружить с другими представителями маргинальной молодежи. А затем подумав попросил, к приличным людям больше не приставать. Не соврал слащавый ублюдок. Молодой. Я снова молодой. Долг какой-то висит, и пока ничего не понятно, но это такие мелочи. Главное живой. Он сел на пол и чуть не разревелся как девчонка. В таком положении его и нашел Лисик, сразу определив на роль «жертвы». Лисик не был маньяком или насильником, коим его часто считали. Он просто хотел признания. Хоть какого-то. На Пекле он был уже два с половиной года. Он видел многих зеленых неумех, которые уже через месяц щеголяли высокими уровнями и дорогой амуницией. А он нет. Порой у него появлялось жгучее желание взять какого-нибудь новичка и сделать с ним что-то плохое. Показать, что он, Лисик, сильнее и значимее. И даже когда этот новичок в будущем добьется высот, и будет смотреть в его сторону с пренебрежением, Лисик будет знать, — когда-то все было совсем наоборот. Сам Лисик ничего не мог или не хотел. В прошлом он был видео-публицистом. Интересная, но никому даром не нужная специализация. В основном, его творчество сводилось к разбору ошибок и критике более успешных коллег. Так же он ругал глупость читателей, которые совершенно отупели и не ценили настоящее искусство. Естественно, в виде творений Лисика. Признание со стороны троих друзей, матери и двух нищих фанатиков, подпитывало его самомнение, и давало пищу для причин, считать себя непризнанным гением. А вот денег у него никогда не было. Мать, хоть и гордилась сыном, сетовала на то, что он никак не займется чем-то серьезным.