— Да, даже жарко. И сейчас мурашки побежали по телу. — Не уходи в фантазии о том, что может быть, когда я касаюсь тебя. Только чувствуй, что сейчас. Есть ли давление моих рук на твою кожу. Приятно ли это? Это было не совсем приятно, Вика отвыкла от того, что её кто-то обнимает. И ей было жарковато. Она заёрзала и приняла другую позу. Положила мужу голову на плечо, но чуть отодвинулась от него нижней частью тела. — Что ты чувствуешь в тех местах, которые соприкасаются с простыней? Удобен ли по жёсткости матрас? Тут всё было в порядке. Матрас был в меру жесткий, а простыни в меру мягкими, без излишней шелковистости. А ещё они приятно пахли. И Витя тоже. — Как ты ощущаешь кожей одеяло? — вернул он её из нахлынувших фантазий. Тогда Виктория вытащила одну ногу из-под одеяла, чтоб уменьшить температуру тела. — Слышишь ли ты стук моего сердца? И она расслышала эти умиротворяющее звуки. — Посмотри на окно? Как ты осознаешь его по форме и размеру? Оно было огромным во всю правую стену. И воспринималось светлым пятном на фоне остального темного пространства. — Как ты опишешь фонарь, который отбрасывает свет в номер? Теперь Вика заметила, что не только луна освещала пространство в комнате. Та больше отвечала за цвет этой подсветки. Свет отбрасывал крючкообразный столб со сливовидным плафоном на конце загогулины. Пятницкая прикрыла глаза, делая глубокий вдох и выдох. И её голова, плотнее прижалась к груди Виктора. — Что сейчас с тобой, милая? Какие ощущения и осознания? — Расслабилась и проваливаюсь в сон. Спасибо. Оказывается, я очень устала. Что ты сейчас сделал? Это немножечко напоминает чудо. — Я помог тебе отделить сенсорные ощущения от ожиданий, которые в нашей голове, а не в текущей реальности. — Ты мой герой, милый. Я тебя очень люблю, — из последних сил прошептала Пятницкая, окончательно переставая бороться со сном. — Я тебя. *** Грудь Виктора вдруг окаменела, и сосок неприятно впился в висок. Вика одёрнула голову, резко садясь и продирая глаза. Оказалось, она лежала на небольшом скальном возвышении у маленького бирюзового озера, растекающегося на три ручья. Прямо рядом с ней в озеро падал водопад, а очнулась она от того, что малюсенький камушек вонзился ей в голову. — Четвёртый план, — прошептала Вика. Чуть в стороне что-то зашуршало. Она обернулась. Из леса вышел бобер по мультяшному виляя задом. Подошёл и сел рядом. За ним вышла стройная пожилая женщина с длинными волосами по пояс. Седина убила кудри, оставляя кристально-белым волосам волны. Вика сама на себе испытала этот эффект, только уничтожала его завораживающий результат, стягивая волосы в пучок. Тут она обнаружила застаревшую боль, виной которой стал стыд за свою седину, от неумения проживать горе. — Господи, какой-то замкнутый круг. Боль порождает боль. Что ж я так не позволяю себе быть обычным человеком. Всё верю в свою сверхъестественность. — Здравствуй, Вика. Рада возможности побеседовать с тобой, — заструился мягкий голос женщины. — Привет, бабуль. Твой питомец? — кивнула Вика, указывая на бобра. — Тут кошечки не в почёте? — Твой новый тотем. — А что не так с медведицей? Она как-то посолиднее, — спросила Вика, взглянув на себя в гладь озёра, откуда ей подмигнуло её отражение в обличие чёрной медведицы. — У тебя будет два основных тотема. Хорошая идея, верно? — Медведобобрица или бобромедведица? — пошутила Вика, приглушая своё волнение. Новых тотемов не раздают просто так, значит впереди начнутся очередные приключения. — Зачем мне это? — Бобры хорошо ладят и с водой и с землей. Соединение с этим тотемом добавить тебе понимание, как гармонично использовать стихию воды, а значит, в сложных ситуациях принимать решения будет проще. Лучше будет работать в команде. И будут силы доводить дело до конца. — Что ты не договариваешь? — покосилась Вика на бабушку. Та еле заметно улыбнулась: — Это усилит твой материнский инстинкт. — Зачем? — Хорошее время для рождения ребёнка. — Ух ты! Ничего, что я немножечко вдова? Или ты подскажешь, как мне снова оказаться с живым мужем в одной вселенной. — Скажу, что секрет в слове «отпустить». — Как-то коробит меня от этого слова. И от необходимости вдруг рожать. — Разве вдруг? Тебе ж не восемнадцать. — Ну и мама меня родила лет в двадцать пять. Что спешим? Теперь медицина на высоте, и в сорок родить можно. — Ты боишься, я понимаю. Я тоже боялась и твоя мама. В нашем роду должна родиться избранная — это не просто принять. — Ну, то есть я уже не она. Фуф, камень с плеч. И всё же с этого места поподробнее. А то мне мама забыла рассказать про наш славный род чародеек с героическим предназначением. — В нашем роду родится целительница, которая изменит отношение людей к магии. У тебя и других живых Викторий, из иных вселенных, почти не осталось вариантов развития событий, когда кто-то из вас сможет исполнить данный замысел. Рождение девочки увеличит шансы и продолжит род. А то… — Договаривай раз начала, — настоятельно потребовала Виктория, когда её бабушка оборвала предложение на полуслове. — У тебя слишком часто проскакивают суицидальные мысли. Ты уже запустила программу по своему самоуничтожению. — Может кто-то меня не хотел? И я всю жизнь живу с ощущением ненужности? А еще пытаюсь доказать свою идеальность и важность. Изрядно опустошает, знаешь ли, жить с чувством, что ты какой-то уродец. — Права, именно тебе было очень сложно. Прости свою маму. И меня. — А тебя за что? — Я сразу знала, что не избранная, а вот дочери слишком часто рассказывала красивые истории об избраннице судьбы из нашего рода. Она поверила, что у нее получится. Тоже не хотела спешить с материнством. А когда родила, и начала понимать уровень твоей силы и что она не справляется с её обузданием, то на какое-то время и вовсе сникла. — Поэтому она заблокировала мою память об обучении? Я училась тогда в первом классе, кажется. — Помнишь, что ещё случилось в тот год? До этого? — Ты умерла. — Она не справилась с потоком чувств. Осталась без поддержки. И нашла наилучший вариант из возможных. — Но в другой вселенной мать Виты справилась с этой задачей и не прервала обучение. — Зато Вита не справилась с возложенной на неё ответственность за весь род и выгорела. У вас один итог. — А сколько нас таких Викторий? — Всё меньше. Есть, например, и та, что не перенесла смерть мужа и тоже ушла. — Так почему случилось некое соединение именно наших вселенных, раз их множество? — Вы максимально похожи с Витой и близки к цели. — Мой муж говорит, что мы совсем не похожи. — Это с его точки зрения, а не с точки зрения всеобщего замысла. И да, он и должен так думать. — Ну а ты её бабушка или моя? — Общая. Ваши вселенные образовались, когда моя дочь в одном случае решила заблокировать твою память, а в другом излишне ушла в материнство и обучение своей дочери магии. — Ты меня сейчас специально путаешь, чтоб я потеряла бдительность и бездумно согласилась на подселение этого бобра? Тот, кажется, приветливо прошуршал хвостом. — Это у вас, духов с четвёртого плана, фишка такая, путать живых в угоду своего замысла, типа во благо рода? То есть ты не справилась, мама не справилась, а я вдруг должна за всех ответить. Круто. Я запуталась в количестве четвёртых планов, которые ещё как-то должны быть соединены между собой, чтоб ты была и моей бабушкой и бабушкой Виты. Про множество третьих планов даже думать не хочу. — Это как матрешка в матрешке. Каждый вышестоящий план включает в себя нижестоящие. А матрёшек на одном уровне может быть множество, но не более чем на нижестоящем уровне. — Остановись. Давай на чистоту. Что хочешь за новый тотем? Я ж не сама сюда пришла через седьмой план, а по твоему приглашению. Значит, соглашусь на бобра, останусь должна. — Дай согласие на рождение дочери — это все мои условия.